«Россия и папизм»
Часть вторая - «При безбожниках» 1. 2. «Перипетии пути Патриарха Тихона»
25 октября 1917 года свершилась Октябрьская социалистическая революция, 26 октября Второй съезд Советов принял Декрет о мире. А в ночь на 27 октября съезд создал первое Советское правительство – Совнарком, главой которого стал «вождь пролетариата» В.И. Ленин.
Через несколько дней, 5 ноября 1917 года, в храме Христа Спасителя Божий жребий указал имя нового Патриарха Московского и всея России. Им стал «смиренный» митрополит Тихон (в миру Василий Белавин), человек, на долю которого выпало вести Церковный корабль в лихие годы смуты.
Тогда мало кто предполагал, что «временное правительство» Ленина не будет вскоре сметено, что власть большевиков – «всерьёз и надолго». А Российская Церковь никак не ожидала, что ей, освободившейся от двухсотлетних «оков» Романовской Династии и только почувствовавшей «вольницу», придётся учиться жить среди лишений и гонений, под жёстким контролем циничных безбожников и гнётом конкурирующих с ними богоборцев. Расслабленные беззаботной жизнью в теократическом государстве (при «старом режиме») иерархи на поверку оказались «мечтателями», а политиками – «никакими». Кроме того, за три столетия Церковь «утеряла способность выступать как надгосударственная объединяющая сила». То же относилось и к военным.
Вот как это описывает историк В. Маленков: « С определённой степенью уверенности можно сказать, что отречение Николая II от престола было во многом спровоцировано нерешительностью именно тех сил, которые формально являлись столпами российской империи: армии как военной и церкви как духовной опоры самодержавия. И та и другая силы на поверку в самый ответственный момент не показали себя таковыми. Трагическая недальновидность позиции военных и церковных начальников тут же дала о себе знать. Отрекаясь от царского режима, армия и церковь неизбежно ставили себя под удар. Вот откуда самосуды над офицерами в армии. И на вопрос, почему люди громили храмы, современный нам церковный деятель даёт исчерпывающий ответ: «Потому что они отождествляли государство и церковь»». («Православная церковь в военной истории России»)
Место православных царей заняла атеистическая власть большевиков-материалистов. «Конечно, нам, верующим, это казалось и ужасным и неприемлемым. И не нужно удивляться, что Церковь стала сначала против Советской власти» (митр. Вениамин Федченков). Потом, конечно, смирялись с таким «поворотом» Промысла Божия, тем более что паства принимала сторону «красных». Вот как это описывал в книге «На рубеже двух эпох» сам владыка Вениамин: «Я лично всегда верил в мужиков, в их здравый смысл, который в конце концов поправит дело. И особенно верил в сметку великодержавного великорусского племени. Не буду вдаваться в подробности причин этой особенности народа, но скажу, что помимо иных естественных причин здесь немалое значение имело и здоровое православие в отличие от искусственного католицизма, и от сентиментального протестантизма, и ублюдочного однобокого сектантского рационализма...
Когда началась междоусобная борьба почти по всей стране, народ мог много раз проверить себя: куда идти, за кем? То красные, то белые, то петлюровцы, то анархисты махновцы, то чехи, греки, французы, то эсеры, то кадеты, то монархисты; то опять красные, опять белые и еще раз красные — все это народ пережил...
В Екатеринославе, например, власть переменялась последовательно восемнадцать раз! И народ все же остановился на большевистской партии как своей. В России говорили тогда: плоха власть, да наша.
А власть эта не только гладила народ по головке всякими обещаниями и науками, а вскоре взяла его в ежовые рукавицы и переработку. Часто обвиняют большевиков в терроризме. Но в этом не только их сила, но и государственная правда. Только настоящая власть без страха употребляет, где нужно, силу, до смертной казни включительно. И народ, несмотря на это — а я скажу, наоборот, именно поэтому! — еще решительнее прислонился к советской власти. И прислонился государственно сознательно по причине своего того же здорового мужицкого смысла».
***
С первых же дней своего служения патриарх Тихон заявлял о недопустимости и вреде для Церкви участия в политической борьбе. Однако жизнь вносила свои коррективы, да и участники Поместного Собора требовали реагировать на те или иные события.
С 9 декабря 1917 года новая власть, Советы, начали вести переговоры о мире с кайзеровской Германией. Мир был нужен истерзанной стране, как воздух, хоть ненадолго, как «передышка» - «Если не передохнём – передохнем» (В.И. Ленин). Путём непростых переговоров, преодолев саботаж Троцкого, «позорный» Брестский мир всё же заключили 3 марта 1918 года. Хоть и на «зверских» условиях (с утратой 1млн. кв. км земель и трети населения).
А до этого, 6 января 1918 года, для укрепления собственной власти большевики разогнали Учредительное Собрание. (Что касается отделения Церкви от государства, то его начали ещё «временщики») Патриарх Тихон на это событие отреагировал скоро, горячо, но… наивно. В Послании от 19 января 1918 года он анафематоствовал большевиков: « Тяжкое время переживает ныне святая Православная Церковь Христова в русской земле: гонение воздвигли на истину Христову явные и тайные враги сей истины и стремятся к тому, чтобы погубить дело Христово и вместо любви христианской всюду сеять семена злобы, ненависти и братоубийственной брани. (…) Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы. Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело, это – поистине дело сатанинское, за которое подлежите огню геенскому в жизни будущей – загробной и страшному проклятию потомства в жизни настоящей – земной.
Властью, данной нам от Бога, запрещаем вам приступать к тайнам Христовым, анафематствуем вас, если только вы носите ещё имена христианские и хотя по рождению своему принадлежите к Церкви Православной.
Заклинаем и всех вас, верных чад Православной Церкви Христовой, не вступать с таковыми извергами рода человеческого в какое-либо общение: «измите злаго от вас самех» (1Кор. 1, 13)».
В Послании по поводу подписания Брестского мира (5 марта 1918) патриарх Тихон гневно осуждал большевиков, которым и без того было «не сладко». Ленина, к примеру, «леваки» после этого окрестили «контрой» и готовили покушение. В ярости пребывали англичане, негодовали и французы. «Похабный мир» огорчил и находящегося в заточении императора, которого, прежде всего, поразило поведение Вильгельма II. Своё осуждение патриарх Тихон выразил такими словами: «Мы призываемся совестию своею возвысить голос свой в эти ужасные дни и громко объявить пред всем миром, что Церковь не может благословить заключенный ныне от имени России позорный мир. Этот мир, принужденно подписанный от имени русского народа, не приведет к братскому сожительству народов. В нем нет залогов успокоения и примирения, в нем посеяны семена злобы и человеконенавистничества. В нем зародыши новых войн и зол для всего человечества. Может ли примириться русский народ с своим унижением? Может ли он забыть разлученных от него по крови и вере братьев? И Православная Церковь, которая не могла бы не радоваться и не возносить благодарственного моления Господу Богу за прекращение кровопролития, не может теперь иначе, как с глубокой скорбью, взирать на эту видимость мира, который не лучше войны.
К тебе же, обольщенный, несчастный русский народ, сердце мое горит жалостию до смерти. «Оскудеша очи мои в слезах, смутися сердце мое» (Плч.2:11), при виде твоих тяжких страданий, в предчувствии еще бо́льших скорбей. Не радоваться и торжествовать по поводу мира призываем мы вас, православные люди, а горько каяться и молиться пред Господом».
Впоследствии он пересмотрел свою позицию, поняв, что надобно принять советскую власть не только потому, что её признал народ, а потому, что «и в нашей революции есть Промысл Божий».
В этом смысле весьма интересны рассуждения из воспоминаний митрополита Вениамина Федченкова: «Наше православие, в противоположность католицизму, не принимает клерикализма или папоцезаризма, то есть управления лицами духовными делами мирскими. И эта линия правильная, евангельская, апостольская. Уже не говоря о Господе, а кто из апостолов вмешивался в светские дела? Ни один! А в церковных наших канонах есть прямое запрещение духовенству занимать мирские должности. У нас есть свое, особое религиозное дело, дай Бог с ним справиться как следует! Этим мы больше принесем пользы гражданским условиям жизни.
– Иное дело помогать правительству. Это наш долг и как рядовых граждан, и как церковного общества.
– Однако почему же патриарх Тихон выступил с подобным осуждением? И почему он потом написал и другое, еще более важное по своим последствиям, известное послание с анафемой большевикам?! Конечно, я лично тут был уж совсем ни при чем, но теперь приходится высказывать в этих записках свое мнение по вопросам, которые происходили именно на рубеже двух эпох.
Я думаю, да простит мне Бог, что патриарх тогда ошибался, и не однажды, а дважды, в обоих указанных случаях. Мы, православные, не признаем папской непогрешимости ни в догматических, ни тем более в общественных выступлениях (хотя бы и ex cathedra, как говорят католики) кого бы то ни было... И сам патриарх осознал свои ошибки, потому что после заявил о своей лояльности к советской власти. И даже объяснил причину своих ошибок: привычка и воспитание в прошлых, неизжитых еще воззрениях». (На рубеже двух эпох)
Итак, 3 марта 1918 года - подписан Брестский мирный договор. 5 марта – Послание Патриарха, а уже 9 марта (как говорят, по отмашке Троцкого) английский десант занял Мурманский порт. 5 апреля того же года во Владивостоке высадились японские и английские войска, а также американские и французские воинские части. Началась интервенция – «военное вмешательство стран Запада в Гражданскую войну в России». Кстати сказать, ещё в конце 1917 года Англия и Франция заключили тайную конвенцию о разделе Юга России. В английскую сферу действий вошли Кавказ, казачьи области Дона и Кубани, Средняя Азия, а во французскую – Украина, Бессарабия и Крым.
Что касается начала Гражданской в России, мнения историков расходятся: кто-то считает, что ей положил начало атаман Каледин, заявив 26 октября 1917 года о непризнании власти большевиков; кто-то, что войну спровоцировал разгон Учредительного Собрания в январе 1918 года. Но мне думается, что виной всему - очень невыгодный Антанте Брестский мир и последовавшая за ним «интервенция», без которой Гражданская война не стала бы такой затяжной и широкомасштабной. Ну и, конечно же, случившееся 25 мая 1918 года восстание 50 –тысячного чехословацкого корпуса военнопленных…
14 июня советское правительство выразило протест представителям СШ, Англии и Франции в связи с незаконным пребыванием в советских территориальных водах военных кораблей Антанты. Но интервенция усиливалась с каждым днём.
Объяснение необходимости интервенции господин Черчилль (на тот момент военный министр ) дал в таких выражениях: «Меня спрашивают, почему мы поддерживаем адмирала Колчака и генерала Деникина, когда первый министр (Ллойд Джордж) придерживается мнения, что наше вооружение было бы актом величайшей глупости (курсив наш. - Я. Я.). Я отвечу парламенту с полной откровенностью. Когда был заключен Брест-Литовский договор, в России были провинции, которые не принимали участия в том постыдном договоре, и они восстали против правительства, его подписавшего. Позвольте мне сказать вам, что они образовали армию по нашему наущению и, без сомнения, в значительной степени на наши деньги. Такая же помощь являлась для нас целесообразною военною политикой, так как, если бы мы не организовали этих русских армий, германцы захватили бы все ресурсы России и тем ослабили бы нашу блокаду». (В.Ф Иванов «Русская интеллигенция и масонство»)
Разрушение России, истребление русского народа проводилось отнюдь не бессмысленно. «Правдивый и независимый английский журналист Филипп Прайс пишет: « Как человек, проживший эти четыре года в Росси и видевший страдания русского народа, я категорически заявляю, что анархия и голод, теперь (в 1918 году) царящие в России, суть последствия преднамеренной работы европейских правительств. И в этом отношении английское правительство, а равно и германское вели себя как коршуны одной и той же стаи. И то, что Германия сделала на Украине, Англия то же сделала в Сибири и к востоку от Волги». (там же)
6 июля 1918 года чекист Яков Блюмкин убивает немецкого посла Мирбаха, что послужило сигналом восстания левых эсеров. Успешно, правда, подавленного. 17 июля в Екатеринбурге подручные Якова Свердлова убивают Царскую Семью. Ленина ставят в известность постфактум. 2 августа англичане захватывают Архангельск, 3 августа высаживают новый десант во Владивостоке. А 4 августа войска англичан вступают в нефтеносный Баку. Внутри страны Советов создаются антисоветские центры из меньшевиков, кадетов и эсеров, ориентированные на США и Антанту. Положение страны рабочих и крестьян аховое…
30 августа 1918 года произошло загадочное покушение на Ленина. В тот же вечер глава ЦИК Свердлов занимает кабинет Ильича и становится единовластным правителем. 5 сентября сей «красный диктатор» объявляет «красный террор» - все люди, причастные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам, подлежат расстрелу!
По поводу столь жёстких вынужденных мер оправившийся от ран В.И. Ленин писал: «Террор был нам навязан терроризмом Антанты, когда всемирно-могущественные державы обрушились на нас своими полчищами, не останавливаясь ни перед чем. Мы не могли бы продержаться и двух дней, если бы на эти попытки офицеров и белогвардейцев не ответили беспощадным образом, и это означало террор, но это было навязано нам террористическими приемами Антанты. И как только мы одержали решительную победу, еще до окончания войны, тотчас же после взятия Ростова, мы отказались от применения смертной казни и этим показали, что к своей собственной программе мы относимся так, как обещали. Мы говорим, что применение насилия вызывается задачей подавить эксплуататоров, подавить помещиков и капиталистов; когда это будет разрешено, мы от всяких исключительных мер отказываемся. Мы доказали это на деле» (соч. том 30 стр. 303).
Первый год существования государства «диктатуры пролетариата» выдался невероятно трудным, когда всё буквально «висело на волоске». И в этот момент патриарх Тихон жёстко, но не совсем справедливо, обличает большевиков. В Послании Совнаркому по поводу годовщины Октября Святейший обрушивается на власть предержащих: «Целый год держите в руках своих государственную власть и уже собираетесь праздновать годовщину Октябрьской революции. Но реками пролитая кровь братьев наших, безжалостно убитых по вашему призыву, вопиет к небу и вынуждает нас сказать вам горькое слово правды.
Захватывая власть и призывая народ довериться вам, какие обещания давали вы ему и как исполнили эти обещания?
Поистине, вы дали ему камень вместо хлеба и змею вместо рыбы (Мф. 7, 9 - 10). Народу, изнуренному кровопролитной войною, вы обещали дать мир «без аннексий и контрибуций».
От каких завоеваний могли отказаться вы, приведшие Россию к позорному миру, унизительные условия которого даже вы сами не решались обнародовать полностью? Вместо аннексий и контрибуций великая наша Родина завоевана, умалена, расчленена, и в уплату наложенной на нее дани вы тайно вывозите в Германию не вами накопленное золото. (…) Отказавшись защитить Родину от внешних врагов, вы, однако, беспрерывно набираете войска. Против кого вы их набираете? Вы разделили весь народ на враждующие между собой станы и ввергли его в небывалое по жестокости братоубийство. Любовь Христову вы открыто заменили ненавистью и, вместо мира, искусственно разожгли классовую вражду. И не предвидится конца порождённой вами войне, так как вы стремитесь руками русских рабочих и крестьян поставить торжество призраку мировой революции. (…) Соблазнив тёмный и невежественный народ возможностью лёгкой и безнаказанной наживы, вы отуманили его совесть, заглушили в нём сознание греха; но какими бы названиями ни прикрывались злодеяния – убийство, насилие, грабёж всегда останутся тяжкими и вопиющими к Небу об отмщении грехами и преступлениями»…
Это не просто несовпадение с позицией власти, но звучит как вызов, и власть отвечает соответствующе – гонениями. Напомню: время тяжелейшее для непризнанной, окружённой врагами молодой Республики, самый разгар Гражданской войны (1918-1922 годы). Только в ноябре падёт Германская империя.
Хотя патриарх Тихон и не благословил белую гвардию, но симпатизировал явно ей. В этих условиях Святейший вынужден был «лавировать», чтобы не расколоть церковное единство и не нарушить целость церковной нации. В статье В. Маленкова «Православная церковь в военной истории России» о непростой ситуации с подчинением Патриарху сражающихся сторон говорится следующее: «В ходе Гражданской войны и иностранной военной интервенции русская православная церковь оказалась перед трудной задачей – к православным принадлежали обе сражавшиеся стороны. Патриарх Тихон, находился на территории Советской республики. Считаясь с этим обстоятельством, он избегал политической вовлеченности в происходящие события, но в то же время не мог и оставаться равнодушным зрителем совершающейся трагедии. «Две силы борются в стране, привлекая на свои стороны православный люд. Но церковь у них одна. И верховный пастыреначальник - по воле господа Бога – Мы – у них тоже один. Поэтому мой долг и обязанность – окармливать духовно и тех и других» - эти слова принадлежат патриарху Тихону, который вынужден, был лавировать, чтобы не расколоть единство церкви и всей «православной нации». В 1919 году советское руководство заставило патриарха Тихона обратиться с посланием к православному клиру и мирянам о невмешательстве в политическую борьбу, в котором четко была определена позиция: церковь не борется и не помогает бороться за политическую власть; церковь не благословляет иностранное вмешательство». Но данное послание имело силу только на территориях, которые контролировались Красной Армией. Вне юрисдикции советской власти русская церковь поддерживала Белую армию и интервентов».
Осенью 1919 года, когда войска Деникина ещё стояли под Тулой, патриарх Тихон подписал текст Послания, в котором он предостерегал архипастырей от поспешных решений. Он ясно заявил, что служители Церкви «должны стоять выше и вне влияния политических интересов, должны памятовать канонические правила святой Церкви, коими она возбраняет своим служителям вмешиваться в политическую жизнь страны». Главным курсом церкви Патриарх провозгласил «аполитизм».
«Памятуйте, отцы и братья, и канонические правила, и завет Святого Апостола, «блюдите себя от творящих распри и раздоры», уклоняйтесь от участия в политических партиях и выступлениях, повинуйтесь «всякому человеческому начальству» в делах мирских (Пет.2, 13), не подавайте никаких поводов, оправдывающих подозрительность Советской власти, подчиняйтесь и её велениям, ибо Богу, по апостольскому наставлению, должно повиноваться более, чем людям (Деян.4, 19; Гал. 1, 10)» (Послание от 23 сентября 1919 года)
По поводу провозглашения «аполитизма» историк и философ Г.П. Федотов считал: «Тем самым он спасает Церковь, сохраняет «культ и таинство» для народа и благословляет медленное вхождение Церкви в народ». Чуть позже Федотов назвал это «аполитическим исповедничеством» Патриарха.
***
Вопреки распространённому мнению, Белое движение не было монархическим изначально. Монархисты среди руководящего состава «белых» были представлены генерал-лейтенантом М.К. Дитерихсом, генералом кавалерии графом Ф.А. Келлером и генерал-майором бароном Р.Ф. Унгерном. И ни о какой «реставрации» белогвардейцы не помышляли, «черносотенцы» среди них попадались так же редко. Как уже отмечалось, «красные» победили потому, что их поддержало большинство народа. А поводу «белых» замечательно высказался В.Ф. Иванов: « Белое движение с самого начала было обречено. Русские генералы не знали, куда идут и чего добиваются. Одни из них были участниками свержения своего царя, а другие сочувствовали этому преступлению.
Клятвопреступники – изменники своему Верховному вождю не могли восстановить национальную Россию». («Русская интеллигенция и масонство»)
Как ни странно, это за них делали «безбожники», собирая Российскую империю, стягивая «железными обручами», формируя «нового человека». «Новый советский человек, - писал Г. Федотов, - не столько вылеплен в марксистской школе, сколько вылез из московского царства, слегка приобретя марксистский лоск».
«Знамя Единой России, - отметил в 1920 году В. Шульгин, - фактически подняли большевики». «Анархист» Ленин оказался в итоге этатистом и «как ни парадоксально это прозвучит, был выразителем русским национальном интересов». (А.М. Иванов)
В ноябре 1920 года взятием Крыма практически завершилась Гражданская война (хотя боевые действия на Дальнем Востоке длились до конца 1922 года). Белая гвардия проиграла – уделом многих её воинов стала эмиграция. Несмирившиеся с поражением жаждали реванша и готовы были пойти на сделку хоть с чёртом, лишь бы против «совдепии». Покинувший СССР в 1925 году Г.П. Федотов отмечал, что «эмиграцией владеет ненависть к большевикам, и, по сути, она готова принять тоталитарный строй, но без большевиков, потому что для многих важна не свобода, а «символы, во имя которых попирается свобода». Борьба велась не за свободную Россию, а за «свою Россию воспоминаний и грёз» против России современной. Здесь нет принципов, одни обиды и тяга к мщению, мечты о мстителе, пусть даже о Гитлере». (А.Ф. Киселёв «Увидеть Россию заново»)
Его дополнил оставшийся верным патриарху Тихону митрополит Вениамин Федченков: «Невольно задумываешься: не было ли благим делом Промысла, что все эти «бывшие люди» удалились за границу и оставили Церковь на её свободу и самостоятельность. Думаю, так!» («На рубеже двух эпох»)
И, наконец, выдержка из письма бывших военначальников Белой армии: «Гражданская война и годы эмиграции наглядно показали, что идеология белого движения потерпела полное крушение, потому что по существу своему оставалась глубоко антигосударственной и противонародной. Выброшенное в эмиграцию белое движение выродилось в ряд авантюр, лишённых какого бы то ни было содержания. Зародившись под лозунгом спасения Отечества, белое движение уже давно является ярко выраженным движением против России». ( Д. Голинков «Правда о врагах народа»)
***
Тему церковных гонений тех лет мы рассмотрели в предыдущей статье. Теперь нас интересует противостояние Патриарха и раскольников на фоне сохранения советской власти и соперничества за эту власть Троцкого и Сталина.
С начала 20-х годов прошлого века патриарха Тихона внутри России теснили «обновленцы», которых окрестили «церковными троцкистами», - раскол «слева». А зарубежом, после Карловацкого Собора 1921 года, вызревал раскол «справа» под водительством митрополита Антония Храповицкого. Если первые – «живцы» - сформировались буквально в течение двух месяцев, возгорели, а потом угасали (на что повлияли Завещание Тихона, Декларация Сергия и изгнание Троцкого), умерев вместе со своим лжепастырем Введенским. То вторые – «карловчане» - формировали свой протест пять лет, а впоследствии не одно десятилетие вели борьбу не только с «сергиянской» Церковью, но и наследником Российской империи – СССР.
Итак, 1921 год. Гражданская война завершена, но в непризнанной, находящейся в экономической блокаде Стране Советов новая напасть – голод. Для преодоления разрухи и голода вводится Новая экономическая политика вместо военного коммунизма.
А в Сремских Карловцах 21 ноября 1921 года, с согласия Сербского Патриарха Димитрия, состоялось первое заседание Общецерковного заграничного собрания, позже переименовавшего себя в Русский Всезаграничный церковный собор. Работа собрания, больше известного как Карловацкий Собор и на которое якобы давал благословение Патриарх Тихон, продолжалось до 2 декабря. В Обращении Собора к своим «чадам в рассеянии и изгнании» были такие слова: «И ныне пусть неусыпно пламенеет молитва наша – да укажет Господь пути спасения и строительства родной земли, да даст защиту вере и Церкви и всей земле Русской и да осенит Он сердце народное; да вернёт на Всероссийский престол Помазанника, сильного любовью народа, законного православного Царя из Дома Романовых». Против этого «политиканства» возражали многие члены Собора (из них 12 священников). Проявить благоразумие призывал архиепископ Евлогий: «Поберегите Церковь, Патриарха! Заявление несвоевременно. Из провозглашённого ничего не выйдет. А как мы отягчим положение! Патриарху и так уже тяжело!»
Но их не послушали. А расплачиваться за эту, мягко говоря, провокационную «блажь» приходилось Патриарху всея России с братией.
«Оглядываясь на эти события, становится понятно, что деяния этого Собора служили пунктами обвинения духовенства, которое осталось в России. Оппоненты говорят, что большевики придумали бы какие-то другие обвинения. Ну конечно, придумали бы. Дело совсем в другом. Если посмотреть на ситуацию более широко, то становится понятно, что в тот момент начинается глубинное разделение: часть русских людей, оказавшихся в изгнании, имели одну реальность, в которой они жили, а наше духовенство, которое оставалось в России, продолжая своё служение, жило в совершенно другой реальности. Отсюда у обеих частей Церкви были совершенно разные исторические подходы». (Алексей Светозарский)
Инициатор и участник Карловацкого Собора, не принявший его решений, митрополит Вениамин Федченков впоследствии писал: «Цель Собора была церковная. Но политические деятели эмиграции превратили его в партийный съезд». Съезд, на котором верх взяли «правые». «Архиереи сначала были умеренными, но под давлением большинства повернули потом в их сторону. А такой вождь, как митрополит Антоний, и сам был единодушен с ними». («На рубеже двух эпох»)
Свои монархические идеи на дальнейших заседаниях Собора они проводили диктаторски. Наглость и лицемерие, сквозящие в постановлениях Собора, превалирующая идея борьбы с большевиками оттолкнули владыку Вениамина от вождей «карловчан».
В России власть усмотрела, совершенно справедливо, в таком поведении зарубежников борьбу против неё и начала притеснять «черносотенную» Церковь Тихона.
«Разумеется, Патриарх Тихон не мог оставить без внимания такое вмешательство заграничного Собора в жизнь Русской Церкви. Да и само советское правительство указало ему на антисоветскую деятельность карловчан. И патриарх Тихон в августе следующего 1922 года прислал за границу указ, осуждающий политическую деятельность заграничной части Русской Церкви. Зная, что во главе этого движения стоит митрополит Антоний, приказал ему устраниться от дел, а управление европейскими приходами передать митрополиту Евлогию, который прежде жил в Берлине, а теперь приехал в Париж». Карловчане указу Патриарха не подчинились. Не торопился и Евлогий.
Получив указ патриарха Тихона, митрополит Евлогий написал митрополиту Антонию: «Я за этим документом никакой обязательной силы не признаю, хотя бы он и был действительно написан и подписан Патриархом. Документ этот имеет характер политический, а не церковный. Вне пределов Советского государства он не имеет значения ни для кого и нигде». Так что более умеренный, либерально настроенный Евлогий недалеко ушёл от Антония.
«Такие бунтарские, - писал митрополит Вениамин, - неканонические предложения делал митрополит Антоний, постоянно ссылаясь на каноны. Недаром я часто говорил и говорю: эти архиереи – в сущности, революционеры, только справа. Как монархисты заявляли мне, что они будут править монархом, так ту же ужасную самочинность предлагает мне и митрополит Антоний. Не каноны, а своя воля правили ими. И от этого, как учит история, происходили и происходят все ереси и расколы в Церкви. Ещё те же архиереи сделали другое секретное решение: поддерживать главенство за границей великого князя Николая Николаевича. Я от этого отказался».
«Хоть с чёртом, лишь бы против большевиков-безбожников» стало определяющим девизом карловчан. Поэтому и сделали ставку на «иуду» Николая Николаевича, заговорщика и бездарного полководца, а позже – на Гитлера.
Кстати, когда Советы, находящиеся в изоляции, возлагали большие надежды на Генуэзскую конференцию, карловчане разразились подлым Посланием к участникам конференции. В нём, в частности, говорилось: «Народы Европы! Народы мира! Пожалейте наш добрый, открытый, благородный по сердцу народ русский, попавший в руки мировых злодеев! Не поддерживайте, не укрепляйте их против ваших детей и внуков! А лучше помогите честным русским гражданам. Дайте им в руки оружие, дайте им своих добровольцев и помогите изгнать большевизм, этот культ убийства, грабежа, из России и всего мира». Каково?..
Теперь о «революционерах слева» - церковных раскольниках внутри России. Прозванное «красными попами» обновленческое движение зародилось, конечно, не в 1920-х годах, а ещё в 1905 году как модернистская «группа 32 священников», призывавшая к революции в церкви, всестороннему обновлению канонов и управления. Совместно с новой властью обновленцы пытались подорвать Церковь изнутри. Вождями обновленчества выступали заштатный епископ Антонин, протоиереи Александр Введенский и Владимир Красницкий.
Иринарх Стратонов, характеризуя раскольников «справа» и «слева», писал об этих «отщепенцах» следующее: « Разницы, по существу, между этими двумя течениями нет и не может быть, так как исходный пункт того и другого отщепенства один и тот же: преобладание политических устремлений над церковным сознанием. Политическое различие этих течений не делает их, с церковной точки зрения, разными: окрасятся ли они в красный цвет или в чёрный, или в какой-либо другой, - одно несомненно, что они стараются тщательно стереть с себя цвета Русской церкви, а всё остальное имеет значение политическое, а не церковное». («Развитие церковной смуты после первого Карловацкого собора»)
Кстати сказать, патриарх Тихон уже тогда в частных беседах высказывал сомнение в целесообразности «реставрации» монархии. Хотя советская пропаганда приписывала ему обратное. Эту установку подхватили и «красные попы», а один из их лидеров протоиерей Александр Введенский в 1923 году говорил: « Тихоновская церковь является наследием, плотью от плоти, костью от кости, церкви, существовавшей до революции 1917 года, церкви самодержавной, церкви романовской».
Напомним, как антицерковная борьба начиналась. Первым выработкой и осуществлением религиозной политики государства занялся VII отдел Наркомата юстиции под руководством «официального теоретика» П. Красикова. По его мнению, Церковь нужно было уничтожить всю и сразу – «кавалерийским наскоком». С таким подходом не соглашалось ВЧК под руководством Ф. Дзержинского.
В декабре 1919 года член коллегии ВЧК М. Лацис предложил поддержать лояльное власти «прогрессивное духовенство», с тем чтобы внести раскол. Против этого резко выступил П.А. Красиков, предлагавший Тихона «шельмовать в лоск и опрокидывать реформацией».
«В декабре 1920 года заведующий секретным отделом ВЧК Т.П. Самсонов докладывал Ф.Э Дзержинскому: «… приняв во внимание то, что низовое молодое духовенство, правда, в незначительной своей части, безусловно, прогрессивно, реформистски и даже революционно настроено по отношению к перестройке церкви, секретный отдел ВЧК сосредотачивает всё своё внимание именно на поповскую массу, и только через неё мы сможем путём долгой и кропотливой работы разрушить и разложить церковь до конца».( Д. Голинков «Правда о врагах народа»)
К 1922 году партия и государство втянулись в затяжную борьбу с духовенством. Новая антицерковная кампания развернулась на базе изъятия ценностей из храмов и монастырей (Декрет ВЦИК от 23 февраля 1922 года). Тактика Дзержинского поддержки лояльных церковников и разложения церкви была скорректирована. Отныне руководящую роль в религиозной политике партия отвела себе. А инициатором и фактическим руководителем антицерковной кампании стал член Политбюро, на тот момент фактически второе лицо в государстве, знаток масонства богоборец Л.Д. Троцкий. Непосредственное воплощение плана Троцкого было возложено на ГПУ (бывшее ВЧК), в недрах которого создали специальное 6-е управление Секретного отдела для борьбы с «церковной контрреволюцией». Возглавил отделение тридцатилетний выходец из крестьян Е.А. Тучков. К концу того же года решением Политбюро была учреждена специальная Антирелигиозная комиссия ЦК РКП (б). Эту секретную комиссию возглавил Емельян Ярославский (он же Миней Губельман).
З0 марта 1922 года Троцкий внёс в Политбюро предложение расколоть Церковь, руками обновленцев разгромить «контрреволюционное течение» - «тихоновцев», а потом приступить к уничтожению самих обновленцев. Это «предложение» Льва Давидовича было принято ПБ ЦК РКП(б) 26 мая 1922 года. И ГПУ активизировало работу в этом направлении.
Напомним, что в апреле этого же года с подачи Каменева и по желанию Ленина место генерального секретаря ЦК партии занял И.В. Сталин. Таким образом, антицерковная кампания велась на фоне разгорающейся борьбы Троцкого и Сталина за наследство стремительно теряющего здоровье Ленина (26 мая 1922 года у вождя случился первый инсульт, после которого он оправился только к октябрю).
В апреле же начался судебный процесс над патриархом Тихоном (он под домашним арестом). Потом домашний арест заменили годовой изоляцией в Донском монастыре, а затем патриарх провел месяц в застенках ГПУ на Лубянке. Прокатилась тогда же волна арестов священников, поводом для которых было не столько сопротивление изъятию церковных ценностей, сколько неприятие «красного обновленчества». Весной 1923 года обновленцы взяли верх и считали, что «тихоновцам» конец. Хотя «полоса массового возвращения» верующих в старую церковную организацию не прекращалась уже с конца 1922 года.
В мае 1923 года обновленцы провели свой Собор под председательством митрополита Антонина Грановского. В своих выступлениях протопресвитеры А. Введенский и В. Красницкий обвиняли патриарха Тихона как активного и непримиримого врага Советской власти. Сей Поместный «собор» лишил Патриарха Тихона священного сана и звания, и избрал Высшее церковное управление. Тихон с таким решением не согласился, за что подвергся уничтожающей критике, а на его голову «живцы» призвали «божью кару и божье отмщение».
16 июня 1923 года патриарх Тихон обратился в Верховный Суд с заявлением: «… прошу Верховный Суд изменить мне меру пресечения, то есть освободить меня из-под стражи. При этом я заявляю Верховному суду, что я отныне Советской власти не враг. Я окончательно и решительно отмежёвываюсь как от зарубежной, так и от внутренней контрреволюции». Патриарха освободили 26 июня, а 28 июня он обратился с посланием к «Архипастырям, пастырям и пасомым Православной церкви», в котором разбил все обвинения «живоцерковников» и отмежевался от «карловчан». Патриарх заявил, что он « уж не такой враг советской власти или не такой контрреволюционер, каким меня представляет собор». А всех тех, кто попытается восстановить его против Советской власти, предупредил, что «их усердие будет совершенно напрасным и бесплодным, ибо я решительно осуждаю всякое посягательство на советскую власть, откуда бы оно ни исходило».
В «Воспоминаниях» князя Н. Жевахова есть интересная вставка из эмигрантской газеты от 10 июля 1923 года. Вот выдержка из размещённой там статьи «Совещание о живой церкви»: «В Москве под председательством коммуниста Преображенского, доверенного и ближайшего сотрудника Ленина, ездившего в Геную в качестве "очей и ушей" политбюро для наблюдения за Чичериным и К", созвано совещание, которому поручено обсудить вопрос о дальнейшем существовании "живой церкви". Как и следовало ожидать, создание "живой церкви" - это был лишь тактический прием для внесения раскола и разлада, а также для инсценировки "разжалования" Патриарха Тихона. Теперь большевики больше не нуждаются в продажных Антонинах, а потому на очередь поставлен вопрос о дальнейшем существовании "живцов". Совещание созвано ввиду того, что в политбюро поступила записка группы видных коммунистов во главе с Бронштейном, в которой указывается, что "живцы" являются распространителями "суеверий", которые должны быть изжиты в коммунистическом государстве. Эта группа коммунистов является противником существования в советской республике так называемых "служителей культов", требуя упразднения и полнейшей ликвидации "культов"».
В это время Ленин практически недееспособен после третьего инсульта, случившегося в марте, и заперт в Горках. Его место в Совнаркоме занимает Лев Каменев. А Сталин проводит в ЦК своих людей и делает ставку на тактический союз с Зиновьевым и Каменевым. А «красный бонапартист» Троцкий интригует против Сталина и, судя по всему, участвует в фабрикации «писем к съезду» от имени Ильича. В апреле 1923 года Сталин, Орджоникидзе и другие товарищи опровергли обвинения в их адрес, выдвинутые Мдивани, Кавтарадзе и прочими.
Тогда же СССР посетил бывший соратник Колчака, лидер сменовеховцев, статьями которого весьма интересовались и Ленин, и Сталин, Николай Устрялов. Устрялова большевизм заинтересовал ещё в 1919 году. Считается, что его труды оказали влияние на трансформацию взглядов самого Сталина. Вот что по этому поводу писал консервативный философ А. Дугин в одной из своих статей: « Сам Устрялов никогда не скрывал, что видит в «национал-большевизме средство для преодоления большевизма». Иными словами, он рассматривал революцию и большевиков с чисто прагматической точки зрения – как силу, которая единственная на данном этапе могла обеспечить России наиболее эффективную национальную централизованную власть. Устрялов полагал, что «большевизм» под воздействием русской национальной стихии и под давлением геополитического и исторического масштаба государства превратится в «фашистский цезаризм», то есть в тоталитарный строй, ориентированный на отстаивание русских национальных интересов, как в политической, так и в экономической сфере»…
16 августа 1923 года Сталин попытался защитить Церковь, обратившись с секретным циркулярным письмом «ЦК предлагает всем организациям партии обратить самое серьезное внимание на ряд серьезных нарушений, допущенных некоторыми организациями в области антирелигиозной пропаганды и, вообще, в области отношений к верующим и к их культам.
Партийная программа говорит: «необходимо заботливо избегать всякого оскорбления чувств верующих, ведущего лишь к закреплению религиозного фанатизма». Резолюция ХІІ-го1* Партсъезда по вопросам антирелигиозной агитации и пропаганды подтверждает, что «нарочито грубые приемы, часто практикующиеся в центре и на местах, издевательство над предметами веры и культа, взамен серьезного анализа и объяснения — не ускоряют, а затрудняют освобождение трудящихся масс от религиозных предрассудков».
Между тем некоторые из наших местных организаций систематически нарушают эти ясные и определенные директивы партийной программы и партийного съезда.
Иркутский Губисполком одним расчерком пера прекратил с 26.VI с. г. существование всех баптистских обществ по всей губернии и закрыл их молитвенные дома по «политическим соображениям». Орловский губисполком закрыл по всей губернии церкви и молитвенные помещения за неисполнение административных распоряжений, за нерегистрацию, несмотря даже на то, что срок регистрации был2* отсрочен2*. На Ключинском стекольном заводе Тверской губернии и на фабрике «Коммунистический авангард» (6. Собинка) Владимирской гу6ернии3* голосованием на общих собраниях вынесены решения о закрытии церквей, молитвенных помещений и эти решения послужили4* основанием для местной власти к закрытию церквей, причем в последних случаях дело дошло до вооруженного столкновения верующих рабочих с коммунистами и комсомольцами. Мценский уисполком (Орловской губернии) объявил в грубой форме представителям церковных советов об обложении каждой церкви от 100 до 500 рубл. золотом, как штраф за нерегистрацию, причем на просьбу о предъявлении основания взыскания последовала угроза арестом, а вслед за5* этим5* и арест. По всему Закавказью, особенно в Грузии, закрываются десятки церквей совершенно незаконно, с нарушением директив партии, вызывая среди населения брожение, недовольство. В Минске (Белоруссия), в Харькове (Украина), Полтаве (Украина), Кременчуге (Украина), Лоеве (Речицкий уезд, Гомельской губ.), Бирзуле (Одесская губ. Украина), Симферополе (Крым) и во многих других городах юга и юго-запада СССР были местной властью закрыты еврейские молитвенные дома. И т. д., и т. д.
Эти и подобные им многочисленные примеры с достаточной яркостью свидетельствуют о том, как неосторожно, не серьезно, легкомысленно относятся некоторые местные организации Партии и местные органы власти к такому важному вопросу, как вопрос о свободе религиозных убеждений. Эти организации и органы власти, видимо, не понимают, что своими грубыми, безтактными действиями против верующих, представляющих громадное большинство населения, они наносят неисчислимый вред советской власти, грозят сорвать достижения партии в области разложения церкви и рискуют сыграть на руку контрреволюции.
Исходя из сказанного, ЦК постановляет:
1) воспретить закрытие церквей, молитвенных помещений и синагог по мотивам неисполнения административных распоряжений о регистрации, а где таковое закрытие имело место — отменить немедля;
2) воспретить ликвидацию молитвенных помещений, зданий и проч. путем голосования на собраниях с участием неверующих или посторонних той группе верующих, которая заключила договор на помещение или здание;
3) воспретить ликвидацию молитвенных помещений, зданий и пр. за невзнос налогов, поскольку такая ликвидация допущена не в строгом соответствии с инструкцией НКЮ 1918 г. п. 1153;
4) воспретить аресты «религиозного характера», поскольку они не связаны с явно контр-революционными деяниями «служителей церкви» и верующих;
5) при сдаче помещений религиозным обществам и определении ставок строжайше соблюдать постановление ВЦИК-а от 29/III-23 г.54;
6) разъяснить членам партии, что наш успех в деле разложения церкви и искоренения религиозных предрассудков зависит не от гонений на верующих — гонения только укрепляют религиозные предрассудки,— а от тактичного отношения к верующим при терпеливой и вдумчивой критике религиозных предрассудков, при серьезном историческом освещении6* идеи бога, культа и религии и1* пр.1*;
7) ответственность за проведение в жизнь данной директивы возложить на секретарей губкомов, обкомов, облбюро, национальных ЦК и крайкомов лично.
ЦК вместе с тем предостерегает, что такое отношение к церкви и верующим не должно, однако, ни в какой мере ослабить бдительность наших организаций в смысле тщательного наблюдения за тем, чтобы церковь и религиозные общества не обратили религию в орудие контр-революции».
Приведём небольшой отрывок из мемуаров Жевахова: « Выдержка из письма, полученного из Москвы: «...Сейчас "раскаяние" Патриарха Тихона - событие, которое волнует всех, и каждый по-своему старается его объяснить. Конечно, всем ясно, что это письмо неискреннее, я лично верю, что оно продиктовано не чувством малодушия, а желанием принести в жертву все, даже собственную честь, чтобы быть на свободе и тем объединить Церковь и не дать ей окончательно расколоться. Правда, в этом отношении результат им достигнут - множество священников живой церкви, увидав Патриарха на свободе и снова Патриархом, раскаялись в своем отступничестве. Они являлись к Тихону, прося его простить их, на что он заставлял их при всем приходе раскаиваться в своем заблуждении. Им приходилось становиться на колени в церкви перед всем приходом и каяться всенародно. После этого церковь освящалась кем-нибудь из архиереев и считалась отторгнутой от живой церкви. Каждый день Патриарх, при огромных толпах народа, служит в разных церквах Москвы. Вчера я была на всенощной в одной маленькой церкви на Арбате, где служили Патриарх, митрополит Серафим и несколько других архиереев. Настроение было очень повышенное, после службы Тихону пришлось благословлять до изнеможения, так что его под руки держали, и так, говорят, каждый день. Простой народ встречает его с энтузиазмом и не задумывается о том, правильно ли сделал Тихон, подписав свое "раскаяние", им важно видеть "нашего батюшку", чувствовать его между собою. Я была на днях на диспуте живоцерковников с тихоновцами на тему о "раскаянии" Тихона. Введенский (главный представитель живой церкви и глава церковного совета) производит отталкивающее впечатление - совершенный сатана на вид, и голос у него какой-то отвратительный, козлиный. Вся аудитория, конечно, на стороне тихоновцев, и вообще видно, что живая церковь провалилась совсем».
В интереснейшем исследовании М. Агурского «Идеология национал-большевизма» есть главка о Православной церкви. В ней дан скрупулёзный анализ связи обновленчества с национал-большевизмом. Выделим вот что: «Обновленчество рассматривалось как средство разрушения Русской православной церкви, но, по иронии судьбы, оно способствовало усилению национал-большевизма, поскольку расширило часть населения, признавшего большевизм и с национальной, и с религиозной точек зрения. Вскоре выявилось, что и внутри патриаршей церкви есть тенденция к национал-большевизму, хотя и отвергающая христианский социализм обновленцев. Уже сам патриарх, будучи освобожден в июне 1923 г., делает существенный шаг на пути признания советской власти, выражая желание с ней сотрудничать. "Я, конечно, не выдавал себя за такого поклонника Советской власти, - сказал он, - какими объявляют себя церковные обновленцы... но зато я далеко и не такой враг ее, каким они меня выставляют". Правда, патриарх ни в коей мере не присоединяется к христианскому коммунизму. Для него это сотрудничество - пока еще политический компромисс. Но уже в первые месяцы после его освобождения внутри патриаршей церкви начинает различаться и другая позиция, Она принадлежит ближайшему тогда к патриарху архиепископу Верейскому Илариону, несомненно, являвшемуся одним из ведущих тогдашних богословов Русской православной церкви. Имеются сведения о том, что архиепископ Иларион был вызван к тогдашнему руководителю советской религиозной политики и в результате трехчасовой беседы согласился на серьезные политические уступки, в частности на усиление раскаяния патриарха и на осуждение эмиграции. Впервые Иларион публично выступил со сменовеховских позиций 17 августа 1923 года на дискуссии в Политехническом музее. Он сказал, что "Октябрьская революция испугала русское общество, а вместе с ним и церковь. Внешний страшный вид революции, - сказал Иларион, - принимали за самую сущность революции. Теперь же русское общество одолело курс политической грамоты. Немало слоев населения подумали над новыми условиями государственного строительства. И вот идет смена вех. Меняет вехи и церковь. Она определенно отмежевалась от контрреволюции и приветствует новые формы советского строительства". Однако коллективное воззвание, подписанное патриархом, архиепископом Иларионом, архиепископом Тверским Серафимом и архиепископом Уральским Тихоном, содержит более умеренную формулировку признания советской власти. "Ныне церковь решительно отмежевалась от всякой контрреволюции, - говорится и воззвании.- Возврат к прежнему строю невозможен. Церковь не служанка тех ничтожных групп русских людей, где бы они ни жили, дома или за границей, которые вспомнили о церкви только тогда, когда были обижены русской революцией и которые хотели бы использоваться церковью для своих личных политических целей. Церковь признает и поддерживает советскую власть, ибо нет власти не от Бога. Церковь возносит молитвы о стране Российской и советской власти. Государственный строй Российской республики должен стать основой для внешнего строительства церковной жизни. ...Долг пастыря довести до сознания народа, что отныне церковь отмежевалась от контрреволюции и стоит на стороне Советской власти". Илариону не удалось, по-видимому, убедить патриарха включить в воззвание радикальные сменовеховские лозунги, так как сложилась сильная церковная оппозиция его действиям. Она возглавлялась архиепископом Феодором (Поздеевским), настоятелем Данилова монастыря, до революции ректором Московской духовной академии. Феодор требовал от патриарха не следовать советам Илариона, утверждая, что тот погубит и его, и церковь. Хотя патриарх был готов сотрудничать с советской властью исключительно из христианского квиетизма, его раскаяние в той форме, в какой оно было сделано, как справедливо замечает в своей недавней статье священник Г. Якунин, было радикальным шагом к национал-большевизму внутри патриаршей церкви. В неустойчивой ситуации конца 1923 г. Иларион был арестован и выслан, после чего позиция патриарха становится более жесткой. Это, в частности, видно из его сухого формального соболезнования по поводу смерти Ленина. Но о том, что в патриаршей церкви оставались течения, готовые пойти с советской властью на более глубокое сотрудничество, говорит другое соболезнование по поводу смерти Ленина, принадлежащее архиепископу Минскому Мельхиседеку (Паевскому), выражавшему "чувство искренней скорби о потере величайшего из вождей человечества"».
Чтобы закончить рассмотрение года 1923, скажем об одном событии, на которое мало обращают внимание. А зря! Итак: «9 марта 1923 года в «Правде» очень мелким шрифтом в малозаметном месте за подписью секретаря ЦК В. Куйбышева было опубликовано постановление ЦК РКП (б) о вхождении ЕКП и её отдельных членов в состав РКП (б).
Ленин так и не узнал об этом решении. О нём вообще постарались быстро забыть, его нигде не упоминали потом, не включали в сборники партийных документов. Но значение этого внешне незначительного эпизода оказалось для дальнейшей жизни партии и России колоссальным. Десятки тысяч новых влившихся «коммунистов» стали верными, надёжными соратниками Троцкого и его единомышленников в борьбе за власть. Они быстро продвигались по службе и через год-два стали руководящими работниками в районных, областных, союзных и центральных комитетах партии, органах Советской власти, министерствах и учреждениях, прокуратуре, судах, в армии и даже ГПУ». ( А.М. Иванов «Логика кошмара») Запомним это!
Здесь необходимо немного рассказать о сложившемся в начале 1920-х годов парадоксальном «единстве противоположностей» - «левых» внутри СССР (троцкистов) и «правых» из эмигрантских кругов (карловчан) – непримиримых врагов как советского правительства национальных интересов, так и «срединного пути» патриарха Тихона. Что удивительно, зарубежные «правые» - ярые борцы с заговором «жидо-масонов» фактически оказались по одну сторону антибольшевистских баррикад с этими самыми «заговорщиками»; их интересы совпали, «контрреволюционеров» - монархистов объединила с р-р-революционерами - «троцкистами» ненависть. Ненависть к национал-большевикам (сталинистам) и недовольство признавшим Советскую власть, как свою, русским народом, которому первые жаждали вернуть любой ценой господ «старых», а вторые – насадить «новых». И если «монархисты» зарубежья уподобились при этом любителям «махать кулаками после драки», не ведающими, что творят, то революционные «иуды» прекрасно осознавали, что делают, и действовали по плану, придуманному задолго до них…
Итак, «правые». Где-то к началу 1921 года большинству русской эмиграции консервативного толка, наконец-то, стало ясно, что «причиной всех русских бед были утрата веры и верности государственному монархическому идеалу». Весной того же года предводитель азиатской дивизии Р.Ф. Унгерн фон Штенберг издал в Монголии Указ № 15. В этом Указе, в частности, объявляется не просто начало «Крестового похода» против захвативших власть в России безбожных сил, но и начало священной войны за восстановление тронов. На его призыв откликнулась правая русская эмиграция и сочувствующие ей немцы. К примеру, член НСДАП, создатель русско-германского общества «Возрождение» ( Aufbau) фон Шейбнер-Рихтер, друг генерала В. Бискупского. «В конце мая 1921 года под эгидой «Aufbau»фон Шейбнер-Рихтер организовал в Бад-Рейхенале съезд русских и украинских националистов. Со всей Европы в это баварское курортное местечко съехались делегаты, принявшие резолюцию о совместной борьбе против коммунистов, евреев и масонов. Важным итогом съезда стало также избрание Высшего монархического совета во главе с Николаем Евгеньевичем Марковым (1866-1945) – одним из самых известных лидеров «Чёрной сотни», депутатом Государственной Думы и антисемитским публицистом. Забегая вперёд, отметим, что Марков будет активным сподвижником нацистов и участником громких пропагандистских антисемитских акций. Ему принадлежит следующая показательная сентенция: «По духу русское движение было аналогично национал-социализму и внесло неоценимый вклад в его зарождение и развитие». (Иван Ковтун «Русские эсесовцы»)
ВМС собрал в своих рядах бывших высших чиновников империи и часть монархически настроенного генералитета. Не объявляя себя официально правительством в изгнании, так как на эту роль ещё со времён Гражданской войны претендовали левые круги Зарубежья, Высший монархический совет провозгласил себя полным юридическим воспреемником Российской Империи, существовавшей юридически до момента отречения Государя Николая Второго.
Н.Е. Марков являлся главой ВМС с 1921 по 1931 год, а его заместителем - князь А.А. Ширинский-Шихматов. Активным членом ВМС выступал друг и спонсор будущего идеолога нацизма Альфреда Розенберга генерал Василий Бискупский (помогавший скрываться Адольфу Гитлеру после провала путча 1923 года). Главным покровителем обосновавшихся в Мюнхене русских «правых» был знаменитый немецкий генерал Эрих Людендорф (соратник Гитлера до 1928 года).
Иосифа Сталина в качестве «вождя народа», осуществляющего вместо сановных «беженцев» русскую линию в истории постмонархической России, «белая кость» эмиграции, естественно, не признавала и не могла представить (даже если откинуть всю марксистскую шелуху и «судить по плодам») не только потому, что их место занял «инородец», но и потому, что он «плебей», всего лишь «сын сапожника»…
Ставленник космополитической закулисы, перманентный революционер Троцкий сцепился со Сталиным в схватке за ленинское наследство ещё в 1919 году. А уже к 1921 году группа троцкистов внутри партии большевиков располагала обширными связями среди меньшевиков, эсеров и других отщепенцев как внутри страны, так и за границей. И работала как нелегальная контрреволюционная организация. О действиях этой «оппозиции» подробно написано в книге М. Сейреса и А. Кана «Загадка 37 года». По материалам этой книги сделана статья «Троцкий – заговорщик, агент империализма», приведём отрывок из неё: «Эта оппозиция постепенно росла и действовала двумя путями: с легальных и нелегальных позиций. В первом случае ее члены несли открыто в массы через средства информации, партийную трибуну свои идеи, взгляды, выставляли свои политические платформы, навязывали партии и руководству страны дискуссии по различным вопросам партийной и хозяйственной жизни. В другом случае - на базе этого оппозиционного движения создавалась тайная заговорщическая организация, построенная по "системе пятерок", которая ранее применялась эсерами и другими антисоветскими организациями.
На открытой партийной трибуне руководители и члены этой нелегальной организации дискутировали, выступали друг против друга, уходили даже в оппозицию самим себе, но за кулисами встречавшись на тайных совещаниях и вырабатывали свои тактические и стратегические планы. Руководителями ее были Троцкий, Бухарин, Каменев, Зиновьев, Радек, Пятаков и другие.
Таким образом, к 1923 году эта тайная организация приобрела всероссийские масштабы со своей нелегальной связью с помощью кодов, шифров, паролей, явок. Ее ячейки были созданы во всех звеньях советского аппарата и особенно в армии.
"В 1923 году, - писал Троцкий в своей брошюре "Лев Седов: сын, друг, борец", - Лев с головой ушел в оппозиционную деятельность. Он быстро постиг искусство заговорщической деятельности, нелегальных собраний и тайного печатания и распространения оппозиционных документов. В скором времени в комсомоле выросли собственные кадры руководителей оппозиции".
Если внутри страны троцкистская тайная организация обрела свои формы и располагала своей системой связи, то ее слабым местом было отсутствие контактов и поддержки из-за границы. И Троцкий прилагает все усилия к созданию таких возможностей через своих сподручных, назначенных послами и торгпредами в европейские страны.
Одним из них был близкий друг и последователь Троцкого - Николай Крестинский, бывший адвокат, назначенный в 1922 году советским послом в Германию. По поручению Троцкого Крестинский вошел в контакт с командующим рейхсвером генералом Гансом фон Сектом.
Так стали поступать регулярно из Германии 250 тыс. марок золотом на ведение нелегальной работы троцкистской организации и в качестве оплаты за передачу секретных сведений военного характера. Вместе с тем Троцкий и его организация должны были оказывать содействие в выдаче виз и въезде германских разведчиков на территорию Советского Союза.
В борьбе за власть в Советской России развернулась активная оппозиционная и нелегальная работа. Как писал впоследствии Троцкий в "Моей жизни", "к этой борьбе примкнули всякого рода недовольные, непристроенные обозленные карьеристы ... Шпионы, вредители из Торгпрома, белогвардейцы, террористы устремились в нелегальные ячейки. Они стали собирать оружие, начала формироваться тайная армия"».
***
Главным событием 1924 года стала смерть 21 января вождя Октябрьской революции, создателя первого в мире государства рабочих и крестьян Владимира Ильича Ленина. Троцкий тогда отдыхал на Кавказе после лечения «инфлюэнции» и на похороны не поехал. Гроб сопровождал Сталин, который 26 января на траурном заседании II Съезда Советов СССР заявил: « Ленин завещал нам хранить единство нашей партии как зеницу ока. Клянёмся тебе, товарищ Ленин, что мы с честью выполним и эту твою заповедь».
Собравшаяся в январе 1924 года XIII партийная конференция осудила троцкистскую оппозицию, как мелкобуржуазный уклон. В мае того же года на тринадцатом партийном Съезде Троцкий попробовал, чтобы его платформа была поставлена на голосование. Съезд единодушно проголосовал против платформы Троцкого, осудив его борьбу за личную власть. К большинству присоединились даже Бухарин и Зиновьев с Каменевым. Троцкий обиделся на них за «измену». Но через несколько месяцев Троцкий и Зиновьев снова объединили свои силы в «новой оппозиции».
В пику «оппозиционерам» Сталин на второй день после смерти Ленина объявил «ленинский призыв» в партию, в результате чего партию большевиков пополнили 250 тысяч молодых рабочих. Партийцы этого и следующих наборов создали устойчивое большинство в пользу Сталина и его «подопечных» - Молотова, Ворошилова, Будённого, Андреева.
А что же было в это время с ведомством патриарха Тихона?
Президиум ЦИК СССР, учитывая публичное раскаяние патриарха, принял 21 марта 1924 года такое постановление: « Принимая во внимание, что гр. В.И. Белавин, бывший патриарх Тихон, публично раскаялся в своих контрреволюционных выступлениях против власти рабочих и крестьян… Президиум ЦИК Союза ССР постановил: дело по обвинению граждан Белавина В.И. (бывшего патриарха Тихона), Феноменова Н.Г. Стадницкого А.Г. и Гурьева П.В. в преступлениях, предусмотренных ст. 62 и 119 Уголовного Кодекса РСФСР, производством прекратить».
«При всех своих компромиссах Патриарх Тихон продолжал отстаивать принцип церковной аполитичности. Церковь не будет участвовать в политической борьбе, в том числе, и на стороне советской власти. Церковное управление не превратится в орудие политической борьбы в руках ГПУ. Церковь не даст использовать себя в борьбе советской власти с ее политическими противниками. В частности, это проявлялось в том, что Тучков постоянно домогался от Патриарха, чтобы он ни много, ни мало предал анафеме врагов советской власти.
Особенно советская власть была раздражена деятельностью русского зарубежного духовенства, возглавляемого уже упоминавшимся митрополитом Антонием (Храповицким), председателем зарубежного Архиерейского Синода. От Патриарха Тихона требовали, чтобы он анафематствовал митрополита Антония и других церковных контрреволюционеров, но Патриарх отказывался это делать.
Позиция Патриарха Тихона и его единомышленников заключалась в том, что Церковь может осуждать только грех. Но греха под названием «контрреволюция» Церковь не знает. С контрреволюцией власть должна бороться другими средствами, у нее эти средства есть, пусть она эти средства использует, а Церковь в это дело не втягивает. Эту позицию Патриарх Тихон отстаивал до последнего, и церковный народ это чувствовал. Он понимал, что Патриарх Тихон не даст превратить Церковь в марионетку в руках богоборческой власти. Поэтому все вольные и невольные ошибки Патриарху Тихону прощались. Патриарха Тихона Церковный народ любил, как никого другого архиерея ни до, ни после него.». (священник Александр Мазырин «Советская власть, большевики и Церковь»)
После организации при Патриархе нового Синода, тот принял 8 апреля 1924 года постановление по поводу заграничных иерархов: «Высшее Церковное Управление считает необходимым: заявить, что со всей политической деятельностью заграничных иерархов, имеющей целью дискредитировать нашу государственную власть, ни Святейший Патриарх, ни существующее при нём Церковное Управление не имеют ничего общего, и таковую деятельность осуждают…» В нём же заявлялось, что Митрополит Антоний, находящийся заграницей, не имеет никакого права говорить от имени Русской Православной Церкви и всего русского народа, так как не имеет на это полномочий.
И как на это реагировали зарубежные «правдолюбы»? Обратимся к Иринарху Стратонову: «Я имею в виду деятельность Карловацкого епископского совещания 1924 года. Собралось оно в октябре. На втором заседании его, 18 октября, заслушано было секретное определение Карловацкого Синода, о котором мы уже говорили. Это определение гласит: "В случае появления и в будущем времени каких либо распоряжений Его Святейшества, касающихся Заграничной православной Церкви, роняющих ее достоинство и при том носящих столь же явные следы насильственного давления на совесть Св. Патриарха со стороны врагов христовых, таковых распоряжений не исполнять, как исходящих не от Его Святительской воли, а от воли чуждой: но в тоже время сохранить потное уважение и преданность к личности невинного страдальца - Св. Патриарха и всегдашнюю готовность исполнить все распоряжения Его Святейшества, имеющие характер свободного Его волеизлияния". После обмена мнений была принята резолюция уже самим совещанием, в которой говорится о распоряжениях, "смущающих совесть иерархов и противоречащих интересам церкви, вследствие невозможности Св. Патриарху иметь правильную информацию о жизни церкви за границей, или по каким либо другим причинам, таковые распоряжения передавать на обсуждения и принятия их Архиерейским Синодом с участием в оном, по возможности, других правящих епископов, а, в исключительных случаях, и Архиерейским Собором".
Нет никакого сомнения, что по существу эти резолюции сходны между собой, но все же между ними есть и разница. Нужно ли говорить, что Архиерейский Синод совершенно запутался: постановляя не исполнять распоряжений, он в то же время свидетельствует готовность исполнить все распоряжения». И далее главное: «Дело обстояло гораздо проще: в том и другом случаях речь просто о неисполнении патриарших распоряжений и больше ничего; доброго для себя ничего не могли ожидать ни автокефальные иерархи, ни верховники из Монархического Совета».
***
Что примечательно, сразу же после смерти Ленина, в феврале 1924 года, были установлены дипломатические отношения между СССР и Великобританией. В мае урегулированы отношения с Китаем. Летом 1924 года наладили дипломатические отношения с Мексикой. В этом же году Советский Союз признали Италия, Норвегия, Австрия, Греция, Швеция, Франция.
Тогда же к лучшему другу Льва Троцкого Христо Раковскому, на тот момент послу в Англии, обратились двое сотрудников Интеллидженс сервиса с предложением о сотрудничестве. Вот как это описал ещё в 1940 году в книге «Подрывная работа иностранных разведок в СССР» В. Минаев: «Как впоследствии было установлено, троцкистско-зиновьевский антипартийный блок выступал как агентура не только немецкой, но и английской разведки. На протяжении 1924–1926 годов троцкистские атаманы один за другим были завербованы английской разведкой. В своих показаниях на процессе «право-троцкистского блока» обвиняемый Раковский рассказал суду некоторые подробности поступления троцкистов, на службу «Интеллидженс сервис».
Сам Раковский в бытность свою полпредом СССР в Лондоне был завербован в 1924 году сотрудниками английской разведки Армстронгом и Леккертом. Желая уточнить свое положение в качестве английского шпиона, Раковский добился представления заведующему русским отделом «Интеллидженс сервис». По приезде в Москву Раковский сообщил об этом факте Троцкому. Последний санкционировал связь с английской разведкой. Агентом для связи Раковского с «Интеллидженс сервис» в Лондоне являлся английский буржуазный журналист Фарбман.
В числе различных сведений, которые Раковский сообщал английской разведке, он передал специально составленную и преднамеренно искаженную им «оценку советской политики в средне-азиатских национальных республиках», что особенно интересовало британских империалистов. Документ этот преследовал цель осложнить отношения СССР с Англией. В 1925 году Раковский был назначен полпредом СССР в Париж. Здесь он привлекает к работе в «Интеллидженс сервис» грузинского национал-уклониста Мдивани, бывшего тогда торгпредом во Франции».
В свете изложенного, может быть, требования чекиста Е. Тучкова к Патриарху пойти на определённые уступки всё-таки не были такими уж неоправданными и чрезмерно жёсткими?..
Господин-товарищ Троцкий поддерживал тайную связь даже с международным авантюристом и террористом Борисом Савинковым. Последний виделся британскому суперагенту Сиднею Рейли диктатором после намечавшегося контрреволюционного переворота в России Советской. Большие надежды на этот заговор возлагал Уинстон Черчилль, который в книге «Великие современники» написал: «В июне 1924 года Каменев и Троцкий совершенно ясно предложили ему (Савинкову) вернуться».
!0 августа 1924 года Б. Савинков с итальянским паспортом (в Италии с 1922 года установлен фашистский режим Муссолини) и несколько сопровождающих лиц выехали в Россию, где им предстояло сделать последние приготовления к всеобщему мятежу, задуманному Сиднеем Рейли.
«В политическом плане Рейли предусматривал контрреволюционное восстание в России, начатое тайной оппозицией совместно с террористами Савинкова. Как только контрреволюция будет пущена в ход, откроется военная фаза. Лондон и Париж официально заявят о непризнании советского правительства и признают Бориса Савинкова диктатором России. Белые армии, находящиеся в Югославии и Румынии, вторгнутся на советскую территорию. Польша двинется на Киев. Финляндия блокирует Ленинград. Одновременно начнется вооруженное восстание на Кавказе, возглавляемое последователями грузинского меньшевика Ноя Жордания{35}. Кавказ будет отделен от остальной России и объявлен «независимой» Закавказской федерацией под англо-французским протекторатом, а нефтяные источники и нефтепроводы будут возвращены прежним владельцам и иностранным акционерам.
План Рейли был одобрен и утвержден антибольшевистски настроенными руководителями французского, польского, финляндского и румынского генеральных штабов. Английское министерство иностранных дел было крайне заинтересовано в проекте отделения Кавказа от России. Итальянский фашистский диктатор Бенито Муссолини пригласил Бориса Савинкова в Рим для специального совещания. Муссолини хотел познакомиться с «русским диктатором». Он предложил снабдить агентов Савинкова итальянскими паспортами и тем обеспечить их переезды через русскую границу во время подготовки к нападению. Кроме того, дуче обещал дать инструкцию своим фашистским дипломатам и своей тайной полиции ОВРА об оказании Савинкову всяческой помощи...» (М. Сейерс, А. Кан «Загадка 37 года»)
Савинкова арестовали в Минске после перехода польской границы. Арест Савинкова, провал кавказского восстания и открытый процесс над ним стали жёстким ударом по Рейли и его друзьям. Кстати, раскаявшемуся Савинкову, предложившему свои услуги советской власти, дали десять лет вместо смертной казни. Вскоре разочаровавшийся во всём, объявленный бывшими сподвижниками «предателем» Борис Савинков покончил жизнь самоубийством. Но перед этим в одном из своих писем родным и друзьям он отвечал: «Истина заключается в следующем: я прибыл в Россию и (по заслугам) был судим Верховным Судом… Правда в том, что не большевики, а русский народ выбросили нас за границу, что мы боролись не против большевиков, а против народа… Когда-нибудь это поймут даже эмигрантские «вожди»».
***
«Потерпев разгром в начатой ими новой общепартийной дискуссии, троцкисты, однако, не прекращают подрывной работы против партии. Осенью 1924 года Троцкий, выступая со статьёй «Уроки Октября», пытается снова навязать партии дискуссию, подменить ленинизм троцкизмом.
«…Эта статья являлась сплошной клеветой на нашу партию, на её вождя – Ленина. За эту клеветническую книжонку ухватились враги коммунизма и Советской власти. Партия с негодованием встретила эту клевету Троцкого на героическую историю большевизма. Тов. Сталин разоблачил попытку Троцкого подменить ленинизм троцкизмом. В своих выступлениях тов. Сталин указал, что «задача партии состоит в том, чтобы похоронить троцкизм, как идейное течение».» (В. Минаев «Подрывная работа иностранных разведок в СССР»)
В статье Троцкий припомнил предательское поведение Зиновьева и Каменева в октябре 1917 года, выступив против них с обвинением в оппортунизме. Ворошение старого возмутило обоих, и они потребовали исключить возмутителя спокойствия из партии. Выступив в защиту Троцкого, Сталин спас его, на время, правда. Ведь уже в январе 1925 года неугомонного Льва Давидовича сместили с поста руководителя Реввоенсовета…
При Зиновьеве Коминтерн стал вполне самостоятельной леворадикальной политической силой. А сам Г. Зиновьев, по словам наблюдавшего его поведение А. Ненарокова, «говорил таким тоном «владыки мира», каким никогда не говорили ещё никакие монархи на свете». Зарвавшегося вождя Коминтерна ставила на место сама жизнь. Последней авантюрой утратившего чувство реальности некогда первого сподвижника Ленина стал Эстонский путч. 1 декабря 1924 года в 5 часов утра 230 эстонских коммунистов, следуя приказу Исполкома Коминтерна, заняли общественные здания Таллина с целью захвата власти. К 9 утра они были почти все перебиты. К 12 часам утра улицы расчистили от трупов мятежников.
Провал эстонского путча здорово ослабил позиции Г. Зиновьева и приблизил постановку вопроса о «построении социализма в одной стране». В такой обстановке Сталину важна была поддержка Церкви «тихоновской», а не обновленцев. И начальник шестого отдела ГПУ, а параллельно заместитель антирелигиозной комиссии Е. Тучков, как бы к нему ни относиться, старался добиться этого всеми правдами и неправдами.
В это неспокойное время оставшийся без сосланного на Соловки владыки Иллариона (Троицкого) патриарх Тихон трудится вместе с митрополитом Крутицким Петром. Постоянная борьба, страшное напряжение подкосили и так неважное здоровье «добрейшего» патриарха. Видимо предчувствуя свою кончину, он воспользовался правом оставить Завещание и назначить трёх местоблюстителей Патриаршего престола на случай своей смерти. Патриарх написал это завещание 25 декабря 1924 года (7 января по новому стилю) на Рождество Христово и лёг в больницу.
В больнице патриарх Тихон стал чувствовать себя лучше. После начала Великого Поста патриарх старался выезжать на службы, после которых возвращался в больницу Бакунина на Остоженке. Последнюю свою Литургию он совершил 5 апреля в храме Большого Вознесения у Никитских ворот. 7 апреля около полуночи, после успокоительного укола, Святейший тихо отошёл ко Господу…
14 апреля 1925 года в газете «Известия» был размещён окончательный вариант Завещания патриарха Тихона. Споры о том, какие пункты написал сам Патриарх, а что навязано ведомством Тучкова, не утихают до сих пор. Думается, это не так важно, как то, что он согласился с итоговым вариантом и подписал его. Это было сделано своевременно, очень нужно и правильно!
Вот несколько выдержек из этого исторического документа: «В годы великой гражданской разрухи по воле Божией, без которой в мире ничто не совершается, во главе Русского государства стала Советская власть, принявшая на себя тяжелую обязанность - устранение жутких последствий кровопролитной войны и страшного голода.
Вступая в управление Русским государством, представители Советской власти еще в январе 1918 года издали декрет о полной свободе граждан веровать во что угодно и по этой вере жить. Таким образом, принцип свободы совести, провозглашенный Конституцией СССР, обеспечивает всякому религиозному обществу и в том числе и нашей Православной Церкви права и возможность жить и вести свои религиозные дела, согласно требованиям своей веры, поскольку это не нарушает общественного порядка и прав других граждан. А поэтому Мы в свое время в посланиях к архипастырям, к пастырям и пасомым всенародно признали новый порядок вещей и рабоче-крестьянскую власть народов, правительство коей искренне приветствовали. Пора понять верующим христианскую точку зрения, что «судьбы народов от Господа устрояются», и принять все происшедшее как выражение Воли Божией. Не погрешая против Нашей веры и Церкви, не переделывая чего-либо в них, словом, не допуская никаких компромиссов или уступок в области веры, в гражданском отношении Мы должны быть искренними по отношению к Советской власти и работе СССР на общее благо, сообразуя распорядок внешней церковной жизни и деятельности с новым государственным строем, осуждая всякое сообщество с врагами Советской власти и явную или тайную агитацию против нее».
«Деятельность православных общин должна быть направлена не в сторону политиканства, совершенно чуждого Церкви Божией, а на укрепление веры Православной, ибо враги Святого Православия - сектанты, католики, протестанты, обновленцы, безбожники и им подобные - стремятся использовать всякий момент в жизни Православной Церкви во вред Ее. Враги Церкви прибегают ко всякого рода обманным действиям, понуждениям и даже подкупам в стремлении достигнуть своих целей. Достаточно посмотреть на происходящее в Польше, где из 350 находившихся там церквей и монастырей осталось всего лишь 50. Остальные же или закрыты, или обращены в костелы, не говоря уже о тех гонениях, каким подвергается там наше Православное духовенство».
«Вместе с этим с глубокой скорбью Мы должны отметить, что некоторые из сынов России, и даже архипастыри и пастыри, по разным причинам покинули Родину, занялись за границей деятельностью, к коей они не призваны, и во всяком случае вредной для Нашей Церкви. Пользуясь Нашим именем, Нашим авторитетом церковным, они создают там вредную и контрреволюционную деятельность. Мы решительно заявляем: у Нас нет с ними связи, как это утверждают враги Наши, они чужды Нам, Мы осуждаем их вредную деятельность. Они вольны в своих убеждениях, но они в самочинном порядке и вопреки канонам Нашей Церкви действуют от Нашего имени и от имени Святой Церкви, прикрываясь заботами о Ее благе. Не благо принес Церкви и народу так называемый Карловацкий Собор, осуждение коего Мы снова подтверждаем, и считаем нужным твердо и определенно заявить, что всякие в этом роде попытки впредь вызовут с Нашей стороны крайние меры вплоть до запрещения священнослужения и предания суду Собора. Во избежание тяжких кар Мы призываем находящихся за границей архипастырей и пастырей прекратить свою политическую с врагами нашего народа деятельность и иметь мужество вернуться на Родину и сказать правду о себе и Церкви Божией.
Их деяния должны быть обследованы. Они должны дать ответ церковному Православному сознанию. Особой комиссии Мы поручаем обследовать деяния бежавших за границу архипастырей и пастырей, и в особенности митрополитов: Антония (Храповицкого) - бывшего Киевского, Платона (Рождественского) - бывшего Одесского, а также и других, и дать деятельности их немедленную оценку. Их отказ подчиниться Нашему призыву вынудит Нас судить их заочно».
«Призывая на архипастырей, пастырей и верных Нам чад благословение Божие, молим вас со спокойной совестью, без боязни погрешить против Святой веры, подчиниться Советской власти не за страх, а за совесть, памятуя слова Апостола: «Всякая душа да будет покорна высшим властям; ибо нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены»(Рим.13,1)»...
Итак, в январе 1925 года Троцкого убрали с поста Председателя Реввоенсовета, а в апреле состоялась XIV партконференция. На апрельской конференции Сталин заявил о том, что в СССР имеется всё необходимое для осуществления ленинской программы построения социалистического общества. Большинство партийных организаций при обсуждении речи Сталина поддержало его стратегическую программу. Но троцкисты не согласились и кинулись в трибунную драку…
***
Покинувший Советский Союз в 1925 году историк и философ Г.П. Федотов действия Святейшего считал правильными. «Это отказ не от жизни с народом, а от «теократических отношений к государству» и выдвижение на первый план борьбы за душу народа». Таков завет патриарха Тихона, таков его путь, «оправданный Церковью, народом и Историей».
Протопресвитер Иоанн Мейендорф впоследствии писал о служении Святейшего Тихона: «Лишенный Синода и нормальных органов церковного управления, находясь под постоянным шантажом обновленцев, пользующихся поддержкой власти, можно думать, что патриарх заботился не о себе – и даже не о своем историческом «лице» – а о будущем Церкви, которой предстояло пройти «длинную, темную ночь» перед тем, как снова воскреснуть... Народ патриарху поверил. За обновленцами не пошел. Не пошел он, в своем большинстве, и за теми – несомненно достойными и готовыми на мученичество – церковными вождями, которые думали о спасении всего лишь «малого стада», в условиях подполья сохранивших чистоту совести – по примеру всегда существовавших на Руси апокалиптических чаяний, через уход из мира. Но имел ли право сам патриарх уходить в подполье? Возможно ли было надеяться сохранить Церковь, т. е. и канонический епископат, и богослужение, и проповедь, и доступность св. Таинств для народа, игнорируя и совершенно отгораживаясь от государства? Особенно при наличии разделений и расколов, ослаблявших Церковь почти предельно?»
Нет не мог! И Патриарх выбрал единственно спасительный – «срединный путь», задал вектор, на который и сегодня должны ориентироваться церковные власти.
Прекрасно это подытожил Г.П. Федотов: «Но аполитизм Церкви не означал ее отрыва от народной жизни. Отказ от теократических отношений к государству не был отказом от борьбы за душу народа. Народ – не нация, но рассеянное стадо Христово, которое надлежало собрать, укрепить, спасти. Предстояло новое крещение Руси. В этой обстановке вождям русской Церкви менее говорили уроки древней гонимой Церкви, чем может быть, национальный опыт монгольского ига, с его тяжелой школой унижений, внешней покорности, но внутреннего очищения, собирания духовных сил. Путь Александра Невского становится символическим для русской Церкви в годы революции. Говоря церковным языком, соображения «икономии» берут верх над «акривие» – по-мирскому, но не совсем точно: компромисс – над радикальной принципиальностыо. Этой икопомией, этим компромиссом определяются отныне внешние отношения между Церковью и коммунистическим государством. Таков был завет патриарха Тихона, таков был его путь, оправданный Церковью, народом и историей. Зачеркнуть его, пытаться вернуть Церковь на путь политических заговоров, сделать из нее орудие реставрации – безумное и злое дело. Те, кто стоят за него, – карловацкая иерархия за рубежом, – не только внешне, но и внутренне отрезают себя от русской Церкви и ее искупительного мученического опыта». (Г. Федотов «Судьба и грехи России»)
Александр Огородников, 18 ноября 2017 года.
