двойной клик - редактировать изображение
РЕДАКТОР РАЙОНКИ — ЛЕОНИД ГАЙДАЛЕНОК
Районная газета в нашем Шипуновском районе со дня ее основания в 1930 году и до конца 50 годов носила название «Коммунар».
Неброская, как и все тогдашние районки, выходившая на двух страницах формата А_3.
Потом, в бурное время хрущевских новаций, когда были организованны территориальные производственные управления, в которые входило по 4-5 районов, пару лет ее не выпускали. В эту пору жители района получали из Поспелихи газету «Новый путь», где находился центр территориально-производственного управления.
Та уже была четырехполоской, в ней были уже фотографии и рисунки.
Особой популярностью среди жителей района она, правда, не пользовалась, подписывались на нее жители района вяло. Помню мнение моего отца о ней: «Ну что это за газета? Открыл «Коммунар» — в ней все свои новости, все свои люди. А эту открыл — ни одной знакомой фамилии!»
Потом по окончанию этого эксперимента, в районе выпуск районной газеты возобновили, но уже с названием «Степная новь», «шапку» для которой, сделал учитель рисования Родинской средней школы Иван Михайлович Яблоков. А современный облик ей придал Виктор Ридный, его ученик, известный и в Шипуново и Родино художник, выпускник Алма-Атинского художественного училища, стела при въезде в село, выполненная им до сих пор встречает всех гостей райцентра, а многие его картины, написанные им, до сих пор украшают коридоры и залы районных учреждений.
Так вот редактором «Коммунара» был тогда в 50 годы Леонид Семенович Гайдаленок, о котором мне и хочется, помня встречи с этим замечательным человеком, сказать несколько слов.
Сам я отдавший журналистике тридцать лет считаю своим долгом сделать это.
За годы работы в краевой газете, в которой я проработал 17 лет, я столько перевидал там интереснейших людей. В кабинете Геннадия Яковлевича Вильмса, редакционного художника, собиралось тогда полгорода; люди, один интересней другого. А шли все они к нему потому, что он, при всей внешней его строгости, был человеком более чем приветливым и доброжелательным.
Много в жизни испытавший, а он родом был из Донецкой области из Славянска, города в наши дни редко, пожалуй, кому неизвестного, он любил людей, и люди платили ему тем же самым.
Одним из таких посетителей, с которым я в это время познакомился, был Леонид Семенович Гайдаленок, с которым не однажды беседовал, зная о том, что он был редактором нашей районки.
Сам он, будучи по профессии журналистом, долгие годы работал в органах. Но меня тема органов тогда мало касалась и не интересовала, а вот его рассказы о том, как ему работалось газетчиком в сельской глубинке, и рассказы его о воинской службе во время войны, которую он проходил в Иране, я всегда слушал с большим интересом.
Запомнился он мне добродушным и обаятельным человеком.
Вот вехи жизни этого замечательного человека.
Родился Леонид Семенович в 1923 году в селе Красный Яр Кокшинской волости Алтайской губернии, ныне Алейского района Алтайского края.
После окончания средней школы он с августа 1943 года по февраль 1948 года служил авиамеханником в военно-воздушных силах Красной Армии. Где участвовал в приеме авиационной техники в районе Персидскою залива от союзников по антигитлеровской коалиции, поставляемой нам союзниками по ленд-лизу.
Кстати в одном из номеров журнала «Алтай», есть его публикация с обстоятельным рассказом об этом периоде его службы. Во время службы в Иране, по его рассказам, он принимал участие в приемке более чем 200 самолетов.
Леонид Семенович в составе группировки наших войск в Иране принимал в 1943 году участие в обеспечении безопасности Тегеранской конференции глав государств антигитлеровской коалиции: СССР, США и Великобритании. Есть в его биографии и такая интересная строка.
В пятидесятые годы он работал редактором районной газете «Коммунар» в Шипуновском районе нашего края.
После ее закрытия он некоторое время работал в секторе печати Алтайского крайкома КПСС, а оттуда в декабре 1961 перешел на службу в органы МВД, где работал ответственным секретарем газеты УВД Алтайского крайисполкома «Боевой пост» (милиция).
Когда газету закрыли, служил в политико-воспитательном отделе.
А с декабря 1979 года и до выхода на пенсию в августе 1986 года — Леонид Семенович работал редактором многотиражной газеты управления исправительно-трудовых учреждений УВД Алтайского крайисполкома «За примерный труд».
Леонид Семенович — майор внутренней службы.
Член Союза журналистов СССР.
Он имел высшее журналистское образование.
Его труд был отмечен многочисленными наградами и поощрениями. Он награжден медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», медалями «За безупречную службу» трех степеней, «50 лет советской милиции», «Ветеран труда» и другими, нагрудным знаком «За отличную службу в МВД». Имел восемь Почетных грамот, получал три благодарности, ценный подарок и денежные премии.
Неоднократно печатался в ведомственных журналах МВД, в краевых, областных, городских газетах. Жил в городе Барнауле.
Похоронен Леонид Семенович на Черницком кладбище города Барнаула.
В качестве примера его литературного творчества, приводим его рассказ. Опубликованный в №1-2 журнала «Алтай» за 1996 год, в котором в живой и занимательной форме рассказано о переселении жителей Европейской части тогдашней России в наш край, жизнь здесь в дооктябрьский период. В котором есть упоминания и о Шипуново. Полагаю, что читатели газеты прочтут его с интересом. А некоторые его вспомнят добрым словом. Память о хороших людях всегда живет долго и время эту память — не гасит.
Часть материалов и фото предоставлены из личного архива замечательного краеведа и журналиста, автора многих первоклассных книг по истории нашего края, подполковника внутренней службы Алексея Ивановича КОБЕЛЕВА, который сменил Леонида Семеновича на редакторском посту и многое годы службы в органах отдал этой работе.
КУЧКР ГОРОДСКОГО ГОЛОВЫ
памяти моего отца,
Семена Григорьевича Гайдаленка
(1885-1981).
Отец родился в многодетной крестьянской семье, в деревне Старинги Кищено-Слободской волости Борисовского уезда Минской губернии. Грамоту постигал самоучкой с помощью старшего брата Григория, окончившего церковно-приходскую школу.
В юности, кроме хлебопашества, пристрастился к плотницкому ремеслу, с братьями продольной пилой на «козлах» распускал бревна на тес и плахи, пилил лес на брусья, железнодорожные шпалы, возводил срубы изб и надворных построек. По найму прошел Белоруссию, Литву, Латвию вплоть до Риги. Отхожий промысел и обеспечивал семье прожиточный минимум.
В нужде и бедности прозябала белорусская деревня. Не хватало земли. Отчаянные головы отправлялись на «вольные» сибирские земли; переселение к тому же поощрялось аграрной реформой П. А. Столыпина.
Шел 1908-й год. Двадцатитрехлетний Сема, статный и пригожий плотник, присмотрел в соседнем хуторе, куда наведывался с хлопцами потанцевать на вечерках краковяк и лявониху, молодайку Маринку из семьи Якуба Чернухи. Справили небогатую свадьбу.
По исстари сложившейся традиции женившемуся сыну полагался земельный надел. Но что было делить, если на всю семью только четыре десятины малоплодородной земли, на которой даже бульба (картошка) не всегда родила. А сыновей-то пятеро. Как быть? На семейном совете мой отец после долгих прикидок изрек:
— Поеду-ка, испытаю счастье в Сибири. А землицу... зачем ее межевать?
Ранее переселился на Алтай наш добрый сосед Николай Сазаненок. Наведавшись в гости к землякам, он поддержал молодоженов: «В Сибири лучше по миру ходить, чем здесь на земле бедствовать».
Денег за проданную корону хватило только на железнодорожный проезд до Новониколаевска (Новосибирска). На пароход пришлось занять 20 рублей у Н. Сазаненка, благо — до Барнаула добирались вместе. Да и квартировать здесь на первых норах пришлось у земляка. Землячество и помогало укрепиться, меньше скучать по родной Беларуси.
Неприветливо встретил Барнаул новоселов. Долго пришлось искать пристанища. Были моменты отчаяния. Мама частенько приходила на обской причал и с грустью говорила: «Кали ды кали, всеодно отседа уедем домой...»
Начинал отец работать у хозяина постоялого двора Петухова, ухаживал за лошадьми, задавал им корм, чистил стойла конюшни, следил за исправностью сбруи, тарантасов.
Непродолжительное время работал грузчиком у купца Сухова на дрожжевом и пивоваренном заводах. Подаренная хозяином шуба-борчатка спасала молодого грузчика от морозов.
Трудно привыкал отец к лютой сибирской зиме после мягкой белорусской.
Но отступать было некуда. Трудолюбие и упорство в те времена поощрялись работодателями, не скупившимися на похвалу. Крепло и землячество. Вскоре в Сибирь переселилась семья Лвхимоничей, когда мамина старшая сестра Фекла вышла замуж за лесничего Михаила Адамовича. Общение с ними было благотворным
Позднее отца пригласил к себе в кучеры, а мать кухаркой, главный инженер- эемлеустроитель Барнаульского уезда, городской голова Александр Адольфович Лесневский. Первая должность барина была казенной, а вторая — выборная. Служебная резиденция землеустроительства размещалась в сохранившемся до сих пор двухэтажном деревянном здании с кружевной отделкой карниза и окон по соседству с краевым краеведческим музеем. А жили Лесневские на улице Ползунова, на берегу барнаульского пруда. И сейчас там стоят старинные особняки с флигелями, подсобными постройками
Здесь летом 1912 года родилась моя сестра Ольга, ныне проживающая с дочерью на улице Шевченко в Барнауле. Когда моя мать была на сносях, барыня и ее старшая дочка Kaтя заблаговременно позаботились о детском приданом, пеленках, ползунках, распашонках, одеяльце. Обряд крещения был совершен священником Петропавловского собора па дому, в господских апартаментах. А крестной у моей сестры стала дочка Лесневских — Екатерина, тогда еще гимназистка второго класса. Так мы породнились. Крестным же был садовник —латыш Андреас.
У Лесневских состояла на службе солидная прислуга, человек 12-14: горничные, прачки, швея-модистка, повар, кухарка, кучер, конюхи, экономка, садовник и другие. Трудиться приходилось много, но господа и их две взрослые дочери Катя и Тоня ко всем дворовым относились уважительно, даже ласково.
Отец вспоминал:
— Каждую субботу, во время общей трапезы приходила барыня с подносом, па котором горками лежали золотые монеты по числу работников.
С жалованья отец с матерью скопили 400 золотых червонцев. «Возьму золото в прогоршню, — говорил отец, — повзважу — тяжело тянуло». Хранили сбережения в государственном банке. А когда совершилась февральская революция 1917 года, отцу выдали документ, удостоверявший поступление вклада в пользу государства. Взамен червонцев выдали мешок «керенок».
Улицу Пушкинскую, тогда одну из оживленных и нарядных, отец сравнивал с Невским проспектом Петербурга, особенно в погожие дни. В праздники по ней фланировали состоятельные господа, купцы с разнаряженными купчихами, духовенство. военные, мещане. Повсюду царили умиротворение и благоденствие.
Отцу доводилось лицезреть маршировки — парады на военном плацу солдат полка местного гарнизона. Бравый, подтянутый полковник в блестящем мундире командовал строем и подбадривал: «Молодцы! Славно, братцы, славно!» Затем после строевых занятий солдаты шли в полковую Никольскую церковь на вечерний молебен. На строевые учения приходил смотреть весь город.
Природа вокруг города была первозданная, а граница городская обрывалась у Дунькиной рощи, где теперь корпуса политехнического университета. Обь несла
чистые волы. В устье речки Барнаулки проводились рыбные базары, прямо с лодок предлагали живую рыбу — осетров, нельму, стерлядь.
Удивительно цепка детская память. Минуло около 80 лет, а сестра моя Ольга Семеновна и по сию нору воспроизводит картинки детства:
— Недалеко от нашего лома, где мы жили, у Лесневских, был большой пруд. Я с подружка- ми-девочками бегала по его песчаному, отлогому берегу. В атом пруду мама чистила до блеска самовар, кухонную посуду. До чего же чистыми были песок и вода!
Помнит моя сестричка-старушка и теплые прикосновения рук своей крестной Екатерины, какими ароматными розовыми пряниками она угощала крестницу, какие занятные игрушки дарила. Особенно запомнилось большое деревянное разъемное
яйцо, а внутри его маленькая кукла.
При выездах А. А. Лесневского в волость по землемерным делам закладывался ходок с расписным пестерем и колокольчиком под дугой. (Кстати заметить, один такой звонкоголосый «дожил, до моей памяти, до 1927-1928 гг.) Впрягал отец пару гнедых коренника и пристяжную. Затем отмеряли но тряским дорогам далекие версты, вспоминали свои родные места Барин говорил, что происходил он из старинного рода шляхтичей Речи Посполитой.
Брали за живое тогда белорусского крестьянина просторы нолей, возделанные земли, наделы. Особенно завораживали полосы пшеницы-черноколоски, мильтурума, гордейформе. А возвращаясь с барином в город, проезжая нагорным девственным бсром, вдыхая полной грудью хвойный аромат
Вспоминал отец и об ужасном событии в паром Барнауле, о первом крупном пожаре (или пожарах) в 1914 году. С началом первой мировой войны была объявлена мобилизация солдат-резервистов. Из окраинных селений и городе собралось много мобилизованных, возникали стихийные беспорядки, разбои, грабежи, поджоги. В стране был объявлен сухой закон, и резервисты громили винные склады и магазины. То в одном, то в другом конце города полыхали зарева пожаров. Однажды грабители порвались и пассаж купца И. Ф. Смирнова. Кто-то опустил металлические жалюзи на окнах, наглухо подпер снаружи двери и поджег. Многие там погибли заживо.
В журнале «Алтай» (4. 1994) В. Скубневскнй отмечает в статье «Барнаул купеческий», что пассаж купца Смирнова сгорел во время грандиозного пожара 2 мая 1917 года. Возможно, он юг да уже догорал. Скорей итого, пассаж был реставрирован после пожаров 1914 года. Верю отцу — очевидцу события
Тогда из Томска поступила от губернатора строгая депеша, предписывавшая прекратить бесчинства и неповиновение властям, Запрещалось собираться группами более трех человек Грабителей и насильников расстреливать на месте преступлений…
Когда шло строительство железной дорога Новониколаевск (Новосибирск) Семипалатинск, и Барнауле и уезде была введена трудовая повинность. Отцу доводилось строить высокую железнодорожную насыпь и бетонную трубу на пересечении через речку Пивоварку. Известно, какая тогда была строительная техника: носилки, тачка, конный короб-пестерь для подвозки грунта, кирка да лопата.
В 1915 году железная дорога сдана в эксплуатацию. Из города до станции приходилось преодолевать песчаные дюны, заносившие дорогу. Как-то отец повез продукты из магазина начальнику станции Коробанову. Тот посоветовал крепышу-белорусу перейти работать на «чугунку». Так отец очутился на Алейской дистанции пути, у речки Язевки. Был ремонтным рабочим, путевым обходчиком, артельным старостой, дорожным мастером
В солдатчину отец не угодил, имел в молодости перелом ноги.
И каких только бед не обрушивалось на его буйную головушку за столь долгую жизнь! Во время гражданской войны в Сибири в него из винтовки стрелял верховой белоказак, но промахнулся, а мать слезно упросила не стрелять безвинного, беэоружного. В 30 х годах в паводок под железнодорожным мостом на речке Солоновке чудом не утонул, когда огромная льдина обломилась и понесла его в водную пучину. В это же время на него «охотился» оперуполномоченный НКВД как на «замаскировавшегося врага народа», польского шпиона Еще бы не зацепка: работал ведь у городского головы поляка Лесневского.
Когда мои малолетние сыновья Володя и Женя спрашивали дедушку с детской наивностью, как ему жилось при старом режиме, не бил ли его царь, он обычно отшучивался: «До Бога было высоко, а до царя далеко. Не доставали меня...».
Когда отец был еще подвижен, приезжал в Барнаул ко мне из Шипунов», где жил последние годы. Мы с ним посещали памятные места. Он показал резиденцию землеустроительства, сходили к бывшему поместью Лесневских.
Отец был верующий христианин, но не фанатик. Был любознательный, всегда слушал радио, особенно выступления международных комментаторов, рассуждал «стратегически».
Слушалось, по молодости отец не прочь был в меру пображничать. И когда хмелел, то с грустью напевал свою песню, начинавшуюся словами:
Синее море, белый пароход.
Куда ни поеду, везде чужой народ.
Пропал я. бедняга, пропал навсегда.
Проходят, бегут за годами года...
Доживал свой век в Шипунове с дочерью, вдовой фронтовика Ольгой Семеновной Сахаровой. Утром по радио передавали речь Брежнева на партийном съезде. Он попросил: «Оля, включи радио погромче, хочу послушать, как Брежнев отчитывается. Вот язык у него заплетается, как у пьяного». А через двое суток он умер. Было это 4 февраля 1981 г.
Да, патриарх нашего семейного рода не был выдающейся личностью, но он честно пронес свой Крест по жизненному пути, был и остается для нас, его многочисленных потомков, образцом справедливости, преданности своему делу к бескорыстному служению на благо Отечества.
В феврале 1995 года отметили 110-летие со дня его рождения, помянули добрым словом Да святится имя его!
