Резкий, искусственный свет. Стойкий запах хлорки. Вялые комнатные цветы в салатовых горшках, развешанные на невнятно-желтоватых стенах. Сверху с портрета на одинаково постриженных «в кружок» возящихся на полу детсадовцев ласково щурится Ильич. Нет обычного визга и гвалта. В палате тяжёлая, густая тишина. Аляповатые рубашечки с шортиками на бретельках у мальчиков и платьюшки такой же нелепой расцветки у девочек. У всех нашита аппликация, у каждого своя — розовый слон, фиолетовый бегемот, белая сова. Такие же зверюшки нарисованы на их шкафчиках в коридоре и на их горшках. Не перепутаешь.
Кто-то из детей играет в кубики, кто-то лепит, кто-то рисует, но всё это безмолвно. Изредка один наклонится к другому и что-то прошепчет одними губами. Все они словно обернуты в вату. А их лица серьёзны и сосредоточены, скорее надетые маски, а не живые физиономии. Нет гримас, ужимок, ухмылок, казалось бы, обязательных в подобных заведениях.
Вася, как обычно, стоит у окна и смотрит на кружащиеся за стеклом в утреннем сумраке снежинки. Левой рукой он накручивает на палец вьющиеся тёмные волосы, он всегда так делает, когда думает. Тихий, задумчивый мальчик. В голове у него крутится одна и та же мысль - «как же надоела эта пятидневка...!». Друзей в группе у него нет (не считать же другом девчонку!), а сам он, даже в сравнении с другими, очень молчалив и задумчив. Казалось, он путешествует где-то внутри себя, выныривая в окружающий мир лишь после очередного окрика воспитательницы - «хватит витать в облаках!». В кармане он теребил игрушечного мышонка, краска на котором практически облупилась. Мама с папой подарили его перед своей проклятой командировкой, на время которой отдали Васю на эту пятидневку. Вот мышонок и был его единственным другом, с которым он только и общался. Нет, ну была еще Машка, но она-то, конечно, не в счёт.
Незаметно подошло время обеда. Сегодня молочный суп. С пенками. Тот самый, который Вася терпеть не может. Его тошнило не то что от запаха, но даже от мысли, что надо положить ложку с этим в рот, а потом проглотить. Надо запихнуть в рот побольше хлеба, перебить вкус супа, чтобы не вырвало прямо в тарелку. Оттянуть этот миг, подуть на ложку, вылить обратно и снова зачерпнуть. Но за спиной стоит воспитательница и подгоняет его: «Доедаем до конца! Быстрее! Повар для вас готовил! Кто не успеет — тому первое положим во второе!». Доедал Вася слипшиеся комки переваренных макарон, плававших в тарелке с молоком, уже на мойке, стоя. Рядом бурчала посудомойка, она же по совместительству повар баба Люба: «Посмотрите, какие баре, суп им наш не нравится! В Африке дети голодают, капиталисты американские на них муху це-це наслали и голод, в который уже раз! Одно слово — буржуи! А наши дети от тарелки вкусного супу нос воротят...». Большая, даже необъятная и такая же шумная, бубнить она могла бесконечно, мастерски вплетая в поток своего сознания вчерашний выпуск программы «Время».
Вася закрыл глаза. Монотонная речь бабы Любы слилась в назойливый гул. Через силу глотая холодное варево, он ощутил, как внутри живота сперва сплёлся, а потом взорвался тугой комок. В голове суматошно билась, пытаясь вырваться, пронзительный вопль «не хочу!». Это была тихая истерика, без слёз, без крика. Просто волна злобы на всё окружающее накрыла его изнутри. И тут он понял, что наконец решился. Две недели назад на прогулке Машка предложила ему попробовать, она полная его противоположность. Тогда он испугался, убежал и три дня даже не подходил к ней.
- «Помнишь, ты говорила, давай, попробуем», - Вася, воровато оглядываясь, склонился над Машкиным ухом и, прикрывая рот ладошкой, шепнул «Я согласен». Маша молча сжала его руку и едва слышно, одними губами ответила: «Тогда сегодня ночью. Не засыпай. Лежи тихо, я скажу когда».
***
Дети проснулись от далекого воя сирены, лая собак и серии хлопков. Прибежала растрепанная и напуганная воспитательница в белом халате, наспех накинутом поверх ночнушки:
- «Спите, маленькие, спите. Это ничего, это охотники...» - Растерянность, мелькавшая в ее глазах и звучавшая в голосе, была в новинку для всех детсадовцев, раньше она казалась им сделанной изо льда.
На утро дети увидели две пустых кровати. Васю привели к завтраку, а Маша так и не появилась. Вася весь помятый, всклокоченный, затравленно озирался под пристальным взглядом воспитательницы. Украдкой, косились на него с испугом, пополам с интересом на лицах, и другие воспитанники группы, отвлекаясь от утреннего ритуала размазывания унылой манной каши по стенкам тарелки.
- «Дети, внимание», от резкого тона воспитательницы все вздрогнули, казалось, в ней не осталось и тени смущения и неуверенности, что бросились в глаза детсадовцам ночью. Всё утро она была строже обычного и совсем загоняла их - «поприветствуйте Васю»
- «Здра-авству-уй, Ва-ася!», - прогнусавил нестройный хор.
- «Дети, а где Маша?» - зазвенели стальные властные нотки дрессировщика.
- «Маа-ша в больни-ичке-е» - заученно протянули дети.
Воспитательница подняла глаза на Васю. У него по спине пробежали мурашки, ее тяжелый взгляд он чувствовал кожей и буквально цепенел как мышонок перед удавом.
- «Вася. Ты понял. Где Маша?» - произнесла она буквально по слогам - «Повтори!».
Глотая слезы, Вася мямлил: «Она... она...»
- «Ну!» - хлестнул резкий оклик.
- «Онавбольничке!» - скороговоркой выплюнул он срывающимся голосом и разрыдался.
***
Массивный ЗИЛ уверенно двигался по укатанному зимнику, выхватывая из темноты светом мощных фар армейский УАЗик сопровождения, ехавший впереди. На заднем сидении задумчиво затягиваясь ароматной, явно заграничной сигаретой, сидел массивный, представительный мужчина лет пятидесяти с волевым, решительным подбородком опытного аппаратного волка. Затушив окурок, он глубоко вздохнул, зажёг в салоне лампочку («чёрт бы побрал эту полярную ночь!») и раскрыл лежавшую у него на коленях папку со строгой надписью на обложке «Совершенно секретно». И чуть ниже шрифтом помельче «Комитет Партийного Контроля».
Пошелестев бумагами, он выудил одну, судя по дате, это был наиболее свежий отчёт с объекта «Гамма» (Так в ЦК в обиходе именовали секретный НИИ им. Макаренко), где произошло ЧП, из-за которого ему пришлось срочно вылетать сюда, за полярный круг. Надев очки в массивной оправе, он поднес документ поближе к глазам, неуверенный свет лампочки с трудом позволял прочесть третью копию, многие литеры набранные на печатной машинке вообще не пропечатались сквозь два листа копирки:
«Разработка темы «Механистическое исключение из коллектива как мера поддержания саморегулирующейся дисциплины».
Суть лабораторного эксперимента: подопытные регулярно (иногда с нашей подачи) объявляют бойкот и делают изгоем кого-то, кто своим поведением начинает существенно отличаться от коллектива, и возвращают его в круг доверия после коррекции и ликвидации признаков инаковости через публичное признание своих ошибок как вины перед всем коллективом.
Внедрение наработок на практике: этот эксперимент позволил выработать новые более эффективные вводные к построению и функционированию первичных ячеек в комсомоле и пионерской организации».
Хмыкнув, чиновник пролистал ещё несколько страниц и остановился на документе с заголовком «Внутренняя инструкция для сотрудников Объекта, участвующих в эксперименте». Не читая всё, он по аппаратной привычке выхватывал заголовки разделов и начало абзацев.
«Методы. Введение в группе подопытных строгих правил, иногда, на первый взгляд, абсурдных, и требование не только их исполнения, но и искреннего принятия и одобрения. Резкое изменение этих правил и вновь требование реакции одобрения» - Так, ясно, перебежал глазами к следующей главке - «Цели. Развитие самокритики и самонаказаний. Повышение уровня взаимного контроля» - дальше - «Практикум. Подопытные обязаны сообщать куратору проекта о своих и чужих словах, мыслях, даже снах, выходящих за очерченные рамки допустимого. Резкое изменение этих рамок и отработка автоматической перестройки алгоритмов поведения у подопытных» - от чтения оторвало резкое торможение автомобиля. Впереди ворота и КПП. «Доехали, наконец-то. Объект» - пронеслось в голове у чиновника. Ворота открылись и ЗИЛ, миновав периметр, въехал на территорию, где дорога тянулась между однообразных грязно-серых кубических зданий. Машины остановились возле самого дальнего. У дверей, поёживаясь от холода, переминалась с ноги на ногу небольшая группа встречающих. Выбравшись из салона, мужчина пристально мерил их своим взглядом и поставленным, не терпящим возражений голосом, представился:
- «Иван Никодимович Павлов» - на секунду умолк и со значением добавил - «из Главка».
Не слушая раздавшиеся в ответ слащаво-приторные приветствия и игнорируя робко протянутые для рукопожатия ладони, он энергичной походкой взбежал на ступеньки и вошёл внутрь здания, остальные, втягивая головы в плечи, потянулись за ним.
Устроившись в кабинете директора, ревизор из Главка принялся по одному вызывать и опрашивать руководителей объекта «Гамма».
- «Что у вас тут происходит! Распустили персонал!» - гремел из-за двери голос Павлова. Приоткрыв дверь изнутри, в щелку выскользнул тенью из своего же кабинета лысеющий директор в плохо сшитом и не по размеру подобранном костюме «Большевичка», с коротковатыми брюками, обнажавшими резинки носков и узкую полоску волосатой ноги. Утирая рукавом пот со лба, он дрожащим голосом обратился к женщине, с прямой как струна спиной и волосами, забранными в пучок, сидевшей на крайнем к двери стуле.
- «Наталья Петровна, Вас просит», - женщина молча кивнула, взяла в руку лежавший у неё на коленях кожаный портфель и с бесстрастным лицом вошла внутрь. Столичный чиновник в свете настольной лампы изучал её личное дело. Глаз от бумаг не оторвал и сесть не предложил. Спустя пару минут он поднял голову и тихим усталым голосом произнёс:
- «Садитесь, товарищ Романенко. Правильно я понимаю, что Вы находитесь в непосредственном контакте с подопытными?» и женщина утвердительно кивнула:
- «Да, товарищ Павлов. Я веду эту часть эксперимента с самого начала. Уже 11 лет. Контингент считает меня своей воспитательницей» - «Волнуется. Голос подрагивает. Это хорошо» - отметил про себя Павлов.
- «Наталья Петровна» - тон его стал проникновенным, немного усталым, он на секунду замолк, помассировал пальцами виски и продолжил - «Расскажите, как это произошло». Та суетливо расстегнула портфель, достала папку и, раскрыв, начала:
- «Это доклад начальника караула, заступавшего на охрану периметра в ту ночь. Он пишет...» - пояснила она и хорошо поставленным голосом принялась зачитывать: «Двое неопознанных, впоследствии оказавшихся испытуемыми из экспериментального блока №8, перелезли забор внутреннего периметра и задели на контрольно-следовой полосе свето-шумовую растяжку. Охрана, приняв их за вражеских диверсантов, пытающихся проникнуть на Объект, открыла огонь на поражение. Испытуемый под номером четырнадцать женского пола погиб, испытуемый под номером двадцать два мужского пола был задержан без повреждений и возвращён в свой блок» - Павлов взмахом руки остановил её:
- «Наталья Петровна, расскажите мне о Вашем эксперименте, документы я и сам могу почитать. Я к вам приехал, чтобы, так сказать, на месте познакомиться с ситуацией, коллективом, изучить обстановку, ну и по итогам рекомендовать Центру пути решения вопроса» - он на миг замолчал, а потом устало протянул. - «Мда. Кашу вы тут заварили! ЧП на уровне ЦК обсуждают» - при этом он поднял указательный палец вверх - «Давайте с самого начала, в дороге я ознакомился с историей вопроса, но мне важны живые впечатления. Вы же в Проекте с самого его начала, да? Вот и расскажите, помогите мне собрать цельную картину» - он говорил тихо, почти шёпотом, взглядом цепко удерживая собеседника. Наталья Петровна поправила выбивавшуюся прядь волос, спросила разрешения и налила себе стакан воды из графина, который тут же наполовину осушила жадными, мелкими глотками. Наконец, собравшись с силами, она начала.
- «Одиннадцать лет назад в ходе аварии на реакторе погибла командированная туда из Ленинграда группа сотрудников НИИ Атоммашспецстроя. Дети сотрудников на время их командировки оставались в ведомственном детском саду. Так как авария была засекречена, то было объявлено, что группа учёных НИИ трагически погибла на экскурсии вместе с семьями, когда их «Икарус» упал с серпантина в Абхазии. Таким образом, дети формально оказались мертвы и были переданы нам для участия в экспериментальном проекте, первоначально рассчитанном на два года, но впоследствии, в связи с выявленной особой государственной важностью данного направления исследований, продлённого на неопределённый срок. Задача перед нами была поставлена следующая. Развивать профессионально-технические навыки, полностью затормаживая социальные инстинкты на детском уровне. По сути, эксперимент начинался как социально-психологическая лаборатория в рамках программы по воспитанию homo soveticus. Наши научные противники, правда, в штыки встретившие эксперимент, назвали его «отработкой методов инфантилизации населения» и это было ещё самое мягкое определение. Но нам удалось изобличить этих буржуазных доктринеров, замаскировавшихся под советских ученых, сорвать с них маски и вычистить из нашего НИИ. Детям на тот момент было 3-4 года и восприятие времени у них было очень растяжимо — мы перевезли их сюда, на север. В общем, в их сознании сейчас до сих пор декабрь 1976 года, хотя этой даты они и не знают. Мы искусственно тормозим некоторые аспекты их развития, одновременно с этим формируя другие направления. Так, у них потрясающие успехи в пении и игре на музыкальных инструментах - «Мелодия» выпустила уже четыре пластинки под видом творчества пионеров братских стран. Не хуже успехи в лепке и рисовании — в Москве прошла с большим успехом выставка достижений юных талантов с Дальнего Востока. Большие успехи в гимнастике, но на физразвитие мы особо не налегаем по совету Главка» - Наталья Петровна кивнула в сторону Ивана Никодимовича, который будто про себя пробормотал:
- «Да, этой проблемой занимаются на другом Объекте, подведомственном управлению спорта. Но что-то там не особо продвинулись, судя по достижениям на последней Олимпиаде, но это не наша головная боль... Я отвлёкся, Наталья Петровна. Продолжайте» - перед ним лежал блокнот, в который он что-то быстро записывал карандашом, обводил кружочками и соединял стрелочками. Наталья Петровна отпила ещё воды и уже более спокойно продолжила:
- «Наши результаты, полученные экспериментально, подтверждают теоретические гипотезы нашего НИИ, гласящие, что депривация избыточных в коммунистическом обществе навыков, развившихся в условиях каждодневной борьбы за выживание в буржуазном обществе, во-первых, возможна, а во-вторых, вызывает взрывной рост созидательного потенциала. Это открывает перед нами неограниченные возможности по отбору и селекции необходимых коммунистическому человеку способностей. Наши советские космонавты, спортсмены, артисты, военные, воспитанные с детства по строго научным методикам в разы превзойдут своих капиталистических конкурентов...».
- «Наталья Петровна», - резко оборвал женщину проверяющий, даже чуть привстав в кресле, он знал, какое подавляющее впечатление это производит на собеседников рангом ниже - «Вы не на партсобрании. Не надо митинговщины. Конечные цели нам» - он подчеркнул это множественное число - «хорошо известны, мы же их и формулируем. Меня интересует конкре-тика. Детали. Испытуемым уже по четырнадцать-пятнадцать лет, но себя они продолжают считать трех- и четырёхлетними? Есть какие-нибудь проблемы, сложности в связи с этим? Как обстоит дело, например, с... кхм.. взаимным влечением?» - сглотнув, женщина коротко кивнула и принялась деловито излагать:
- «Они временами пробуют играть «в доктора» друг с другом, но мы жёстко это пресекаем. Они всё время под наблюдением. Думаю, что подавление этих функций также компенсируется успехами в творчестве, буржуазная наука называет это термином «сублимация», а следовательно при экстраполяции результатов эксперимента на всё общество позволит стимулировать производственные возможности, мобилизовать скрытые резервы у трудящихся, тратящиеся сегодня на ложные цели. Да и одежда испытуемых не притягивает и не располагает к подобного вида влечению. Про роль одежды в обществе мы подготовили отдельное исследование...», взмахом руки чиновник из главка остановил её.
- «Да, Наталья Петровна, Вашу монографию про влияние внешнего вида на поведение индивидуума мы изучили и оценили по достоинству. Госплан уже второй год формирует заказ текстильной промышленности, исходя из Ваших выводов. Удивительно, как шапки «петушок» и мужские брюки, короче всего на пару сантиметров влияют на снижение агрессии в обществе и повышение его управляемости. Да, продолжайте, прошу Вас».
Наталья Петровна, почувствовала уверенность, её голос зазвучал более напористо.
- «У испытуемых практически отсутствуют собственнические инстинкты. Из собственных вещей у них лишь горшок и одежда, впрочем, они у всех одинаковые. Они даже с трудом понимают, что значит «моё». Это к слову о формировании психологии индивидуума через изменение речевого аппарата. Так, в сознании испытуемых «моё» замещено на «у меня». То есть не «мои краски», а «те краски, что сейчас у меня, общие краски, которыми я лишь временно пользуюсь».
- «Любопытно, любопытно» - Иван Никодимович выглядел по-настоящему заинтересованным и что-то быстро записал в блокнот - «а насколько далеко продвинулись работы по деперсонализации?».
- «Они регулярно меняются именами» - быстро ответила Наталья Петровна, к этому вопросу она была готова, зная, какое внимание ему уделяет Главк - «Например, испытуемая номер четырнадцать последние шесть месяцев была Машей. Кстати, как свидетельствует анализ её рисунков, она регулярно писала своё изначальное имя — она из тех немногих детей, кто имел зачатки грамотности и не потерял их. На вопрос - «Что это?» - отвечала, что так называла её мама. Подавляющее большинство же детей забыли свои имена и пользуются исключительно присвоенными временными».
Иван Никодимович нахмурился, снова что-то записал в блокнот и подчеркнул тремя чертами.
- «Давайте поподробнее об этой номер четырнадцать».
Наталья Петровна вновь открыла портфель и положила на стол папку.
- «Вот её личное дело. Сейчас наша лаборатория анализирует все её показатели и сравнивает с показателями остальных. Уже удалось наметить некоторые тенденции, которые позволят нам в будущем на ранней стадии выявлять универсальные асоциальные признаки и помещать носителей под более плотный контроль. И не только в рамках этого эксперимента, но и в масштабе всего общества» - одновременно с этим Наталья Петровна спустила висевший на стене экран и зарядила катушку с плёнкой в стоящий на столе директора проектор.
- «Вам будет любопытно...» - она нажала «пуск», потушила свет и, развернув стул, села лицом к экрану. Забегали первые засвеченные кадры, потом появились заглавные титры с указанием участников эксперимента. Голос диктора зачитал их.
- «Проектор со звуком!» - изумился Иван Никодимович.
- «Отечественная разработка» - с нотками гордости за оснащение родного НИИ подтвердила Наталья Петровна. На экране за детским столиком примерно, положив руки на стол, сидели два мальчика и две девочки лет восьми-девяти, у одной косички и бант, а у другой мелкие кудряшки, во главе стола важно расположилась, глядя прямо в объектив, Наталья Петровна. Тот же пучок, то же отсутствие макияжа. Может, лишь в уголках карих глаз ещё не пролегли мелкие морщинки.
- «Это запись шестилетней давности» - подсказала она. Иван Никодимович кивнул в ответ. Тем временем, на экране воспитательница показывала детям шарик белого цвета и певуче тянула:
- «Дети, взгляните на этот чёёёрный шарик».
Дети привстают на стульчиках, вытягивают шейки. И лишь у одной девочки с кудряшками, с очень сосредоточенным видом разглядывающей шарик, на лице написано недоумение. После этого воспитательница демонстрирует шарик каждому ребёнку по очереди и так же нараспев задаёт вопрос:
- «Какого цвета этот шааарик?»
Трое детей, чуть помедлив, отвечают «чёрный» и только девочка с кудряшками уверенно, резко, с протестом и вызовом выкрикивает - «Он белый!».
- «Это и есть испытуемая номер четырнадцать» - прокомментировала Наталья Петровна - «На тот момент она еще была Таней».
На экране же её более молодая копия вопрошала вроде бы шутливо и возможно даже ласково:
- «Все детишки сказали, что шарик чёрный, а ты твердишь, что он не чёрный. Ты что же себя самой умной считаешь, Танечка? А все остальные дурачки, да?».
- «Шарик белый!» - продолжает упорствовать девочка.
- «Таня, почему ты споришь со мной, с коллективом? - напускная ласка мигом испарилась — Ты противопоставляешь себя своим товарищам, это неправильно. Коллектив всегда прав» - менторские нотки в голосе воспитательницы подталкивают девочку к согласию и покорности — нельзя спорить с воспитательницей, когда она говорит таким тоном. Девочка молчит, зажмуривается. На глазах у неё проступают слёзы, она закусывает губу. Девочка неожиданно убегает из комнаты. Запись кончается.
- «Да, экземпляр ещё тот!» - протянул Иван Никодимович.
- «Психотип 4В по классификации профессора Гальперина» - услужливо отчеканила Наталья Петровна - «Достаточно редко встречается, но обычно доставляет много хлопот. Историк Гумилёв называл подобный тип поведения особей «пассионарным». Но нам впервые удалось выявить его в столь раннем возрасте и исследовать его в лабораторных условиях так долго. Правда, окончательно убедились мы в том, что номер четырнадцатая носитель психотипа 4В лишь после её гибели» - одновременно Наталья Петровна меняла катушки в проекторе - «Вот ещё одна запись. Совсем свежая. Мы применили гипноз к испытуемому номер двадцать два, который действовал под управлением четырнадцатой и вот, что мы услышали...» - она вновь нажала «Пуск» и на экране появилась больничная палата с лежащим на кушетке мальчиком с закрытыми глазами. Над ним нависал субъект в мятом заляпанным чем-то белом халате с гривой седых волос, а в дальнем углу стояли Директор и Воспитательница.
Иван Никодимович что-то размашисто записывал в блокнот. Украдкой бросив взгляд, Наталья Петровна смогла прочесть: «Несмотря на возраст 15 лет, за счёт выражения лица, движений, поведения, испытуемому нельзя дать больше 10-ти, хотя физическая форма развития соответствует 15-ти годам».
Субъект поворачивается к наблюдающим за ним и поясняет, что мальчик в трансе и сейчас воспроизведет свой разговор с номером четырнадцатой, состоявшийся непосредственно перед попыткой побега.
- «Начинай, Вася» - бас субъекта глубокий, утробный, исходит, кажется, из самых его глубин.
- «Вася, помнишь, рассказ нам читали» - тоненький голосок бойко звенит, сразу ясно, что это Маша - «Там Ленин к детям на ёлку приезжал!».
- «Ну да, помню» - медленный, тянущий гласные голос, понятно, что это уже сам Вася.
- «А ёлка когда бывает?» - мимика лежащего в трансе мальчика снова неуловимо меняется и стало ясно, что это снова говорит Маша.
- «На Новый Год?» - Вася знает ответ, но он не уверен. Он всегда не уверен, даже когда точно знает.
- «Правильно, Вася! А Новый Год когда бывает?»
- «Зимой?»
- «Да, Вася! Зимой!» - Маша радуется Васиной сообразительности.
- «А у нас зима, давно уже зима! А ты ёлку или Новый Год помнишь?»
- «Нееет» - тянет Вася
- «Вот и я нет!»
- «Машк, ну, может, он ещё не наступил? Вот вернутся родители и тогда будет Новый год».
- «Вася...» - голос вмиг становится очень грустным, понятно, что это Маша - «Они не вернутся...»
- «Тихо, Машка» - он испуган - «Воспитательница услышит, снова будем целый день в углу из-за тебя стоять или вообще спать в чулане положат...».
- «Вась... Вот мой рисунок поля. Посмотри, какое оно большое. Каждый день я рисую по одной травинке и их целое поле. А нас не забирают и зима не кончается. Вася, нас обманывают... Мы тут много лет, мы уже почти взрослые...».
- «Всё ты врешь и придумываешь, Машка!» - Вася полон раздражения, он сердится - «Какие мы взрослые, родители скоро вернутся из командировки и нас заберут. Лето будет и нас заберут!».
- «Вася, а ты помнишь лето?» - интонации Маши грустные и печальные.
- «Нееет» - обычная неуверенность вновь приходит на смену раздражению.
- «Вот и я не помню... Может, лето уже и было, и не один раз, а много!» - она почти кричала.
На этой фразе Вася неожиданно открывает глаза, начинает дрожать, забивается в угол. В кадре появляется медсестра и делает судорожно отмахивающемуся мальчику какой-то укол. Запись заканчивается.
Наталья Петровна включила свет и, не садясь, замерла у стены. Достала зачем-то карандаш и принялась катать его между пальцами. Повисла тишина. Наконец, женщина решилась и нарушила молчание робким заискивающим вопросом:
- «Товарищ Павлов, а что с нами теперь будет?»
- «Будет...» - опытный аппаратчик сделал многозначительную паузу, протёр очки, вновь водрузил их на нос и продолжил преувеличенно бодро - «Вас, товарищ Романенко, наградят орденом Трудового Красного Знамени за Ваш вклад в науку и серию статей и монографий для служебного пользования. Начальнику медсанчасти объявим выговор с занесением — проморгал бронхит с осложнениями у испытуемой, приведший к летальному исходу. Халатность налицо! Ну а Вашу группу передадим в Киевский институт мозга, там сейчас один любопытный проект намечается и партия испытуемых tabula rasa им очень поможет. После этого инцидента здесь Вы вряд ли бы смогли продолжать по-прежнему. Да и по совести говоря, ресурс и потенциал испытуемых в рамках этого проекта уже исчерпан. Над версией событий для испытуемых мы ещё поработаем, а в Киеве их ждёт увлекательнейшая работа» - Иван Никодимович оживился, глаза его загорелись, было видно, что новая тема ему куда интереснее - «Американцы значительно продвинулись в области полной депривации сна. Их работы в этой области начались во время вьетнамской кампании, а мы серьёзно отстаём. Известно, что у них уже есть несколько устойчивых групп, вообще не нуждающихся в сне, правда, велик процент выбраковки — до 70%. Суициды, шизофрения. Обычные симптомы буржуазно-капиталистического общества. Да и действуют они грубыми методами — хирургически и медикаментозно. И вот что я Вам скажу» - на мгновенье Наталье Петровне почудилось даже что-то игривое в голосе товарища Павлова - «Мы уже провентилировали вопрос о Вашем переводе в институт мозга. Вы знаете испытуемых, Вам нужно развиваться как серьёзному, крупному ученому, да и климат в Киеве получше. А главное, Партия Вам доверяет. Уверен, у Вас процент брака будет значительно ниже, учитывая Ваш подготовленный человеческий материал...» - увидев тень сомнения, проскользнувшую на лице Натальи Петровны, товарищ Павлов добавил пару градусов жизнерадостности и оптимизма в голос и даже привстал в кресле - «Вы, Наталья Петровна и Ваш коллектив, с Вашим энтузиазмом, задором, вооружённые передовыми достижениями нашей советской психологии, базирующейся на строго научном марксистском методе, добьетесь куда более впечатляющих результатов, к тому же гуманными методами!».
Наталья Петровна расплылась в улыбке и принялась часто-часто кивать головой, приговаривая: «Добьёмся, товарищ Павлов, обязательно добьёмся! Себя не пожалеем, а результат дадим!».
