Подлинник в отличие от качественных подделок, как правило, разочаровывает экскурсантов, хотя говорить об этом не принято.
Ликвидируя памятники и чудеса света, геростраты во все времена содействуют рождению и сохранению легенд, которые в отличие от дорогих вояжей и элитарных выставок доступны простому смертному в самом плачевном положении.
Рядом с сиянием прошлого блекнет грядущий день. Чуткие к конъюнктуре писатели поют в стиле ретро, как «Доктор Ватсон» при Ельцине – дружно и фальшиво. Визионеры и свидетели, от которых не останется четкого фото, у которых никто не возьмет интервью, слоняются между «Серой мышью» Липатова и «Потерянным уикендом». Мышам не о чем писать. Призракам нечем изумить продвинутых потомков. Тень Отца Гамлета пугливо косится на включенный диктофон – ей нечего сказать.
Необычное стремительно блекнет и девальвируется в зыбком огне ложного понимания и осведомленности. Пылающий храм выглядит пожаром на свалке в преддверии ревизии.
И в эту минуту где-то сидит на холодном полу в ванной, с воображаемым пистолетом во рту новый Рэймонд Чандлер наших дней. Пусть перебесится. А когда отойдет, пускай опишет нам все, что посетило его ум.
В поисках изоляции и уединения человек порой готов надеть на голову пустой ящик, но и под ним ему слишком светло, не хватает плотной повязки на глазах.
Мельтешат рекламные ролики: «Как сохранить красивое тело»?
Когда-то ответ звучал так: «Умереть молодым». Или просто перевернуться в гробу цифрами вверх.
Кто из нас в детстве не надевал на голову пустую посылку, забыв проделать отверстия для глаз, и не смея вообразить, что доживет до появления балета слепых?
«Не знаю, откуда в голодной, нищей, охваченной гражданской войной стране появилось столько фанеры»? – недоумевал мемуарист, чье имя давно забыто.
Существуют композиции, которые мне крайне не хотелось включать в мои радиоспектакли, пока живы те, с кем они связаны, пока они – эти некогда дивные создания болеют и трансформируются, постепенно, подчас мучительно исчезая из мира. Одна из них называлась Past, Present and Future.
Сделать это удавалось не всегда, временами брали верх тщеславие и любовь к ближнему, спутники паникующего мошенника-дилетанта. Но теперь все коренным образом переменилось – я (и не я один) не могу слушать эти вещи, пока их косвенные персонажи не живы, а мертвы.
Обнадеженный прогнозами трансгуманистов, выходец из двадцатого века готовится узреть обратную агонию воскрешения, посетить опустевший ад с прибитой художником-озорником дощечкой «все ушли на фронт».
Современное общество комфортно настолько, что само понятие «каприз» (учтена каждая ваша прихоть) не требуется. Прихоть стала нормой.
Истинные либертины и денди молчаливы и неприхотливы как Медведь и Пустынник.
За определенной чертой предельный страх и предельная радость становятся неразличимы, сливаясь в отчаяние, вызванное невозможностью отделить в дальнейшем одно от другого.
Допустим, человек всю жизнь болел за радикальную идею, восхищался лидерами «повстанцев» и «поселенцев», мечтая продолжить начатое ими «дело».
И вот он едет в страну третьего мира, взрослый уже, верный мечте, надевает майку с символикой прошлого века – обычно это геометрическая фигура, или несколько крупных латинских букв. Иногда в орнаменте присутствуют либо череп, либо сжатый кулачок человеческой руки, типа «Ну, заяц, погоди!»
Неделю спустя кому-то такую майку надевать уже не хочется, а кто-то хранит ее до конца дней своих, надевая на презентации, бережет для поздних свадеб уцелевших друзей, именующих такую символику «духоподъемной».
То же самое касается экзотических воспоминаний и впечатлений – они притягательны лишь на большом расстоянии, но чем ближе лодка, тем яснее по запаху и виду, что в ней разлагается труп.
Туризм, в том числе и некро-туризм, обещая массу приятных сюрпризов, заканчивается концертом доморощенных растаманов и танцем с эксгумированной стюардессой.
Даже если самолет потерпел катастрофу в тропическом раю, стюардесса выглядит ужасно.
Прошлое – груда металлолома.
Настоящее немеет, как десна под новокаином.
В будущем маячит неизбежность, калейдоскопически дробясь на двери кабинетов цифрами вверх: «окулист», «невропатолог»…
И где-то в ванной гостиничного номера сидит на полу некто, раскачиваясь и царапая себе небо мифическим стволом, (как Джерри Льюис, в период съемок фильма об актере, завлекающем детей в газовую камеру), клоун-убийца, лицедей-устрашитель грядущего гиньоля.
Возможно один из нас.
