ВАСИЛИЙ Ш А Х О В
ПУТЧ ЛЕНИНОНЕНАВИСТНИКОВ-1
……………………………………………………………………………………………….
Столетие ВЕЛИКИХ СОБЫТИЙ приковывает внимание человечества. Даже самые лютые, самые изощрённые, самые глумливо-фашиствующие не могут приглушить интереса к судьбоносным событиям вековой давности. «Ленинопадцы», «драпировщики», антисоветчики используют самые изощрённые приёмы лжи, подтасовок, инсинуаций; они «окопались» даже в патриотических изданиях; они пользуются бездеятельностью «сидельцев» в «Думах»…
………………………………………………………………………………………………
«…Одно и то же солнце светит при Рамзесе и Ленине…»
МИХАИЛ ПРИШВИН.
За дождём – трехлоскутное поле,
Ворох туч у осин на горбах.
Но по осени весело в школе,
Как весной на зеленых лугах.
Дома нудно шуршат по дерюгам
Тараканы – запечный изюм.
В школах сладок с наставником-другом
Алый клевер забрезживших дум…
«По-иному, ребята, учёба:
С буквы Л мы алфавит начнём,
Ленин – азбука наша и проба,
Наша первая грамота в нём.
Головы его глобус суровый –
География новая нам.
Он, веков разбивая оковы,
Шар земной расколол пополам:
Труд и праздность, богатый и нищий –
Расступившихся полюса два;
Позади – черных дней пепелище,
Впереди – вешних зорь мурава.
И не жадничать грамоту копим, -
Всю механику тайн разуметь,
Вместо дурьей болотистой топи
Знать железо и красную медь;
И не спьяну вальяжничать чванно,
Заломив выше звезд козырёк, -
С поля жизни выпалывать рано
Курослепы и дикий чеснок!..»
Так весь день… А как дымной соломой
Вечер вспухнет у школьных ворот,
На костёр кумачевый крестпома
Всё к тому же учителю слёт…
Алексей Липеций (А.В. Каменский: «липецкий Есенин»)
«НАРОДНЫЙ УЧИТЕЛЬ. Сестре, учительнице В.В. Кузнецовой».
………………………………………………………………………….
"П И С Ь М О И Л Ь И Ч У"
У советского прозаика ПЕТРА ЗАМОЙСКОГО есть рассказ, навеянный чеховским "Ванькой Жуковым". Называется этот рассказ "ПИСЬМО ИЛЬИЧУ"... Автор "Письма Ильичу" своей биографией "сродни" и чеховскому Ваньке Жукову, и толстовскому Филиппку. Сын Ивана Яковлевича и Ирины Ивановны Зевалкиных из чембарского (под Пензой) сельца Соболевка стал знаменитым прозаиком под псевдонимом ПЁТР ЗАМОЙСКИЙ. Работал подпаском, половым в купеческом кабаке, сельским писарем. Газета "Правда" в 1923-ем напечатала его рассказ "В зеленом тумане". В 1926 - 1929 годах был председателем Всероссийского общества крестьянских писателей. Популярными были его роман "Лапти", повесть "Подпасок". Если чеховский Ванька Жуков адресовал свою эпистолярную слезовницу "НА ДЕРЕВНЮ ДЕДУШКЕ", то мальчонка из рассказа П. Замойского "ПИСЬМО ИЛЬИЧУ" жаловался на свою горькую судьбину самому вождю мирового пролетариата. ...Рассказ Льва Николаевича Толстого "Ф И Л И П О К"... Деревенский мальчонка с его сентиментально-романтической детской мечтой о школе...
* * *
Говорил в детстве дед мне такие слова:
«Жизнь я прожил, и стала седой голова.
Лишь Отечеству отдал я жизнь одному,
Только честь, только честь никому».
Припев:
Честь имею, и ее не продаю!
Честь имею в мирной жизни, и в бою!
Честь имею! На века
Будет наша Россия крепка!
И отец подхватил тот Суворовский клич:
«Верь, надейся, люби, и не трусь, и не хнычь.
Веру Богу отдай на всю жизнь одному,
Только честь, только честь – никому».
Припев.
Обняла, приласкала, промолвила мать:
«Если в сердце любовь, то в душе благодать,
Сердце чувству любви ты отдай одному,
Только честь, только честь – никому».
Припев.
…Ванька Жуков стал кадетом …
С детства запомнившийся чеховский герой-горемыка... Ванька Жуков, девятилетний мальчик, отданный три месяца тому назад в ученье к сапожнику Аляхину, в ночь под Рождество не ложился спать. Дождавшись, когда хозяева и подмастерья ушли к заутрене, он достал из хозяйского шкапа пузырек с чернилами, ручку с заржавленным пером и, разложив перед собой измятый лист бумаги, стал писать. Прежде чем вывести первую букву, он несколько раз пугливо оглянулся на двери и окна, покосился на темный образ, по обе стороны которого тянулись полки с колодками, и прерывисто вздохнул. Бумага лежала на скамье, а сам он стоял перед скамьей на коленях. «Милый дедушка, Константин Макарыч! — писал он. — И пишу тебе письмо. Поздравляю вас с Рождеством и желаю тебе всего от господа бога. Нету у меня ни отца, ни маменьки, только ты у меня один остался». Ванька перевел глаза на темное окно, в котором мелькало отражение его свечки, и живо вообразил себе своего деда Константина Макарыча, служащего ночным сторожем у господ Живаревых. Это маленький, тощенький, но необыкновенно юркий и подвижной старикашка лет 65-ти, с вечно смеющимся лицом и пьяными глазами. Днем он спит в людской кухне или балагурит с кухарками, ночью же, окутанный в просторный тулуп, ходит вокруг усадьбы и стучит в свою колотушку. За ним, опустив головы, шагают старая Каштанка и кобелек Вьюн, прозванный так за свой черный цвет и тело, длинное, как у ласки. Этот Вьюн необыкновенно почтителен и ласков, одинаково умильно смотрит как на своих, так и на чужих, но кредитом не пользуется. Под его почтительностью и смирением скрывается самое иезуитское ехидство. Никто лучше его не умеет вовремя подкрасться и цапнуть за ногу, забраться в ледник или украсть у мужика курицу. Ему уж не раз отбивали задние ноги, раза два его вешали, каждую неделю пороли до полусмерти, но он всегда оживал. Теперь, наверно, дед стоит у ворот, щурит глаза на ярко-красные окна деревенской церкви и, притопывая валенками, балагурит с дворней. Колотушка его подвязана к поясу. Он всплескивает руками, пожимается от холода и, старчески хихикая, щиплет то горничную, то кухарку. — Табачку нешто нам понюхать? — говорит он, подставляя бабам свою табакерку. Бабы нюхают и чихают. Дед приходит в неописанный восторг, заливается веселым смехом и кричит: — Отдирай, примерзло! Дают понюхать табаку и собакам. Каштанка чихает, крутит мордой и, обиженная, отходит в сторону. Вьюн же из почтительности не чихает и вертит хвостом. А погода великолепная. Воздух тих, прозрачен и свеж. Ночь темна, но видно всю деревню с ее белыми крышами и струйками дыма, идущими из труб, деревья, посребренные инеем, сугробы. Всё небо усыпано весело мигающими звездами, и Млечный Путь вырисовывается так ясно, как будто его перед праздником помыли и потерли снегом... ...Магия и психологизм чеховской новеллы... Уроки, и заветы, и упования, и назидания и предостережения классики... ...Ванька вздохнул, умокнул перо и продолжал писать: «А вчерась мне была выволочка. Хозяин выволок меня за волосья на двор и отчесал шпандырем за то, что я качал ихнего ребятенка в люльке и по нечаянности заснул. А на неделе хозяйка велела мне почистить селедку, а я начал с хвоста, а она взяла селедку и ейной мордой начала меня в харю тыкать. Подмастерья надо мной насмехаются, посылают в кабак за водкой и велят красть у хозяев огурцы, а хозяин бьет чем попадя. А еды нету никакой. Утром дают хлеба, в обед каши и к вечеру тоже хлеба, а чтоб чаю или щей, то хозяева сами трескают. А спать мне велят в сенях, а когда ребятенок ихний плачет, я вовсе не сплю, а качаю люльку. Милый дедушка, сделай божецкую милость, возьми меня отсюда домой, на деревню, нету никакой моей возможности... Кланяюсь тебе в ножки и буду вечно бога молить, увези меня отсюда, а то помру...». Эстетический идеал. Общественый идеал... Вечный зов Справедливости, Гуманности, Добротолюбия... До боли сердечной - чеховские строки...
...«Приезжай, милый дедушка, — продолжал Ванька, — Христом богом тебя молю, возьми меня отседа. Пожалей ты меня сироту несчастную, а то меня все колотят и кушать страсть хочется, а скука такая, что и сказать нельзя, всё плачу. А намедни хозяин колодкой по голове ударил, так что упал и насилу очухался. Пропащая моя жизнь, хуже собаки всякой... А еще кланяюсь Алене, кривому Егорке и кучеру, а гармонию мою никому не отдавай. Остаюсь твой внук Иван Жуков, милый дедушка приезжай».
...Ванька свернул вчетверо исписанный лист и вложил его в конверт, купленный накануне за копейку... Подумав немного, он умокнул перо и написал адрес: На деревню дедушке. Потом почесался, подумал и прибавил: «Константину Макарычу». Довольный тем, что ему не помешали писать, он надел шапку и, не набрасывая на себя шубейки, прямо в рубахе выбежал на улицу... ...Сидельцы из мясной лавки, которых он расспрашивал накануне, сказали ему, что письма опускаются в почтовые ящики, а из ящиков развозятся по всей земле на почтовых тройках с пьяными ямщиками и звонкими колокольцами. Ванька добежал до первого почтового ящика и сунул драгоценное письмо в щель... Убаюканный сладкими надеждами, он час спустя крепко спал... Ему снилась печка. На печи сидит дед, свесив босые ноги, и читает письмо кухаркам... Около печи ходит Вьюн и вертит хвостом...
* * *
* * *
... О чём бы написали нашему Президенту современные кадеты Ванька Жуков, Зевалкин из чембаровско-белинско-лермонтовской Соболевки, а также и Филиппок? ЧЕСТЬ ИМЕЮ!.. ЧЕСТЬ ИМЕЮ!.. ЧЕСТЬ ИМЕЮ...
Говорил в детстве дед мне такие слова:
«Жизнь я прожил, и стала седой голова.
Лишь Отечеству отдал я жизнь одному,
Только честь, только честь никому».
Припев:
Честь имею, и ее не продаю!
Честь имею в мирной жизни, и в бою!
Честь имею! На века
Будет наша Россия крепка!
И отец подхватил тот Суворовский клич:
«Верь, надейся, люби, и не трусь, и не хнычь.
Веру Богу отдай на всю жизнь одному,
Только честь, только честь – никому».
Припев.
Обняла, приласкала, промолвила мать:
«Если в сердце любовь, то в душе благодать,
Сердце чувству любви ты отдай одному,
Только честь, только честь – никому».
(продолжение следует)
