ТАИНСТВЕННАЯ ЧЕРЕДА СОБЫТИЙ, РАЗВЕРНУВШИХСЯ ВОКРУГ АВТОРА ОСЕНЬЮ 1988 ГОДА (3)
(продолжение)
Информация о том, что вначале должна прозреть душа, потом – сердце, после чего может начаться процесс созревания и разума, заключена в стихотворении «ВИДЕНИЕ», созданного ещё весной 1979 года, в Осло, Норвегия. Но на момент его создания его сокровенный смысл был так завуалирован для моего поверхностного сознания, что я на протяжении нескольких лет не могла дойти умом до его сути. Когда же время это пришло, я всё чаще и чаще стала задаваться одним и тем же вопросом: как же могли докопаться до внутреннего содержания моих стихов подобного типа другие люди? – критики, редакторы и читатели, – если бы такого рода произведения были обнародованы раньше, чем сам автор их не созреет духовно? Вот основная причина того, почему, ещё в первой половине 70-х годов, когда мне было предложено известной советской поэтессой (Ларисой Васильевой) «подготовить небольшую стихотворную подборку для журнала «МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ», душа категорически воспрепятствовала этому: «Рано ещё!» – отчётливо услышала я голос изнутри. И я прислушалась к этому голосу.
Чтобы читатель имел возможность самостоятельно вынести свой вердикт относительно упомянутого стихотворения, прежде чем продолжить повествование по заявленной выше теме, приведу его здесь. Добавлю только, что оно было создано в первое воскресенье марта 1979 года, в Осло, в три дня, спустя семь дней после встречи на подступах к горам Эст Марки (Восточная земля) с чудесным Видением. Самое удивительное здесь то, что в течение этих трёх дней во мне безраздельно господствовала могущественная Сила, которая стала посещать душу и сердце с отроческих лет. Та же самая СИЛА, которая воцарилась в душе, начиная с середины октября 1988 года. Осознание, однако, факта, что Сила эта – мудрый Промысл Божий вначале, на смену которому приходит обычно и Божия благодать, пришло много лет спустя, уже на Родине, в Москве.
По окончании третьего дня на столе остался лежать ворох исписанных чётким крупным почерком листов, перечитав которые и перепечатав их потом на пишущей машинке, почувствовала, что эта Сила покинула меня. С облегчением вздохнув, я поднялась из-за стола и принялась за свои обычные повседневные дела.
Глубинный смысл этого произведения стал приоткрываться уму только в конце лета 1985 года. Осознание же того, что его стихи были навеяны мне чудесным Видением, явленным мне в первое воскресенье марта 1979 года, пришло ещё позже – весной 1997 года. Их основной целью было, как видно, помочь мне разобраться в вопросе, каковы суть и назначение в человеческой жизни таких вечных человеческих субстанций, как совесть, душа, сердце и разум. И указать, одновременно, на извечную цель поэта: облекать в слова, навеваемые ему свыше, не преходящие со временем вечные идеалы человеческие.
Прояснение моего сознания и наполнение его области Божественным Светом, который и осветил в один из ярких весенних дней 1997 года все затемнённые до этого момента, дальние закоулки его, – причём, я физически ощущала, как это происходило! – и началось с того времени.
Первое, что мне открылось, было то, что в стихах этого произведения закодированы события, имевшие место весной 1976 года. Когда, ободрённая предложением Ларисы Васильевой, предприняла четыре похода в литературные редакции Москвы с подборкой стихотворений, которые, согласись я тогда «подготовить для журнала «МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ», могли быть опубликованы несколько лет назад. Получив, однако, четыре отказа от этих редакций опубликовать их, дала себе слово «никогда больше не писать стихов». Но поскольку не писать совсем было свыше моих сил, – от стихов перешла к прозе. Когда же, неожиданно для меня самой, весной 1979 года, в Осло, материализовались стихи «ВИДЕНИЯ», я отчётливо услышала изнутри ликующий голос души: «Пусть сейчас кто-либо скажет тебе, что ты – не поэт! – никому больше не верь, кроме собственной души».
А сейчас самое время привести здесь и само стихотворение.
ВИДЕНИЕ
В дни, когда в изнеможенье
Падал дух, уставши ждать,
Долгожданное Виденье –
Во плоти Искусство-Мать,
Мне явилось, как спасенье!
Искрой Вечного Огня
За собою – вдаль маня.
Спало вмиг оцепененье
С истомившейся души!
Возродилось вдохновенье,
Заструился жизни Свет, –
Коль душою ты поэт,
Скажешь: «Да, за труд, терпенье
Выше нет вознагражденья!»
За светящимся Виденьем,
Я в полёт без промедленья,
Устремилась всей душой.
«Вот и Цель! – ты у порога!» –
Слышу голос, – час настал!»
Но, окинув взглядом строгим,
Вдруг добавил Он: «Не многим,
И не часто эту дверь
Открываю я теперь.
Что же медлишь? – час уж поздний,
Ношу жизни скинь с плеча!
И раскована, свободна,
Лёгким шагом, грациозна
Ты порог переступай
И в права свои вступай.
На завистливые взоры –
Строгий, помни, там запрет:
Не убранство, и не хоры,
Расписные стен узоры,
Излучают дивный Свет,
И не ими Храм согрет!
Точит зависть сердце наше,
Но сокровищ всех ведь краше –
Что даёт тепло, уют,
Что веками люди чтут, –
Не мишурный блеск богатства:
Скромность красит всё, не чванство.
Человека всё богатство –
Совесть чистая его!
А распущенное барство,
Злоба, зависть и коварство, –
Как библейская змея,
Искушением дразня, –
Увиваются у ног:
Не пускай их – на порог!
Жизни ж нашей украшенье –
Что даётся при рожденье:
Разум, сердце и душа!
Разум чертит назначенье,
Сердце – Света воплощенье,
Женщина – всему Душа!
Разум Дом наш охраняет,
Сердце Светом наполняет,
Жизнь вдыхает в плоть – Душа!
Что дано нам от Природы –
Совершенствовать должны!
Кто ж проводит в неге годы
И на привязи у моды, –
Не живёт тот: видит сны!
Жизнь испытывает нас –
Каждый день! – и каждый час.
Не таишь ты, знаю, козней,
И душою благородна,
Жизнь – не «сцена» для тебя! *
Сердце верное не чёрство,
Нет и тени в нём притворства –
Светом соткано оно.
Оттого так щедро греет
И Любовь его лелеет, **
Что тепло и Свет – для всех!
Всех обнять душой готова,
Обездоленные – КРОВА –
Всей Земли бы в ней нашли!
Кто с душой такой родится –
Вечность тем сама гордится!
День придёт. И в свой черёд,
Одарив её крылами,
Жизнь заветными ходами
В Храм священный поведёт.
Знай же, что его БОГАТСТВА –
Доблесть, Честь, Святое Братство,
Дружба, Верность и Любовь, –
То, чем засеваешь новь! ***
Что нам души согревает,
Вдохновеньем наполняет,
И с мечтою – ЖИЗНЬ роднит».
* «Жизнь – это сцена, люди – это актёры». (В. Шекспир)
** Подр. Божественная, не человеческая Любовь
*** Подр. чистые страницы.
***
Мысль, представляющаяся сегодня уму такой ясной и понятной, суть которой в том, что, прежде чем созреть уму, должно произойти объединение сил души с силами сердца, была осмыслена мной годы и годы спустя. Хотя, чтобы это произошло, я должна была дожить и дорасти умом до этого состояния. А ведь могла и не дожить! Или могла дожить, но духовно не дорасти. Только годы и годы спустя с момента выезда за границу, до сознания дошло, от скольких опасностей и угроз падения в нравственно-этическом плане спасал меня мудрый Промысел Божий. Спасал, несмотря на мою атеистическую позицию, которой придерживалась, начиная со школьных лет. Не молитвами ли моих глубоко верующих родителей и предков я спасалась все те годы?
Многого я не знала в юные и молодые годы. Не знала, что до вхождения сил души в область сердца её пищей являются пророческие сновидения; пищей сердца – чудесные видения души; пищей разума – духовные прозрения сердца, знамения небес и чудеса. И что только в случае, когда всё это окажется в наличии и тесном соприкосновении друг с другом, человек с творческим складом души и горячо любящим всё живое сердцем может рассчитывать и на то, что ему начнёт приоткрывать свой вечно юный и прекрасный Лик сама Истина Божия.
***
Оглядываясь сегодня назад, на свою прошедшую жизнь, я не могу не отметить, что двигателем всех моих внутренних ощущений, побуждений и действий в октябре-декабре 1988 года была душа. Сознание же, представлявшее из себя на тот момент законченный продукт богоборческого строя, не могло родить ни одной дельной мысли. Вот почему я не только убеждена сегодня, но и верю в то, что только зрячей от рождения душе обязана тому, что мне стало открываться изо дня в день, начиная с середины октября 1988 года, сидя за письменным столом у окна. Едва же до внутреннего слуха донеслось, что на страну и народ наш надвигается нечто страшное, нечто, что в состоянии погубить нас всех, моя от рождения бесстрашная душа была готова вступить в единоборство с явно враждебной всему живому на земле силой, прячущейся за огромным скоплением зловещих на вид, мрачных и тяжёлых туч в небесах.
О том, что на страну и народ наш надвигалось тогда нечто схожее с тем, что было уже пережито нашими дедами и прадедами с самого начала безбожного двадцатого столетия, но особенно в первые несколько послереволюционных лет, я поняла спустя годы. Поняла и другое. Что это нечто, в случае бездействия со стороны духовно зрячих молитвенников наших, на протяжении семи с лишним десятилетий денно и нощно возносивших молитвы о спасении России и Русского Народа, объединённые силы МИРОВОГО ЗЛА в очередной раз поставили бы Россию и Русский Народ на колени.
Стране, изнемогающей духом к концу 80-х годов, грозила в восьмидесятые и девяностые годы прошлого столетия смертельная опасность: на кроткую, любящую христианскую душу Святой Руси и её сердце, олицетворяемое Святым Православием, на этот раз ополчилось объединённое Мировое Зло, о чём открытым текстом сказано в стихотворении «ДЕНЬ ПРИДЁТ!..», созданном весной 1991 года.
Вот как звучит одна из его двенадцатистишных строф (таких строф всего семь; поскольку же стихотворение создавалось в течение трёх дней, явное присутствие за время данного творческого акта трёх, извечно называемых «магическими», чисел – тройки, семёрки и двенадцати, – яснее ясного свидетельствует о его пророческом характере).
В приводимой ниже строфе открыто говорится о том, какие силы преисподней угрожали России и нашему народу с конца 80-х и в 90-ые годы. Сказано также, почему «Мировому злу» не удалась на этот раз его затея.
…………………….
Словом Истины согрета,
Бога лишь верна ЗАВЕТАМ,
Против МИРОВОГО ЗЛА
Поднялась Руси Земля!
Против лжи, коварства, злобы,
Омерзительной утробы
Изолгавшихся писцов –
Борзописцев и льстецов:
На Гоморры их, Содомы
Мечет молнии и громы
Бога Самого рука!
Гневом дышат Небеса.
***
Но продолжим описание всего того необычного, что происходило со мной и вокруг в октябре, ноябре и декабре 1988 года.
В ожидании дальнейшего развития событий прошло ещё несколько дней. Продолжая изо дня в день вести свои довольно странные для тогдашнего состояния моего сознания наблюдения, к концу октября – началу ноября почувствовала, как уныние и тоска, чувства, никогда прежде не испытываемые моей деятельной душой, стали потихоньку заползать вовнутрь. И внутренняя тревога, владевшая мной на протяжении последних двенадцати-четырнадцати дней, сменилась паникой.
Очень далёкая сознанием от Бога, ни разу не осенявшая грудь крестным знамением, не произнесшая ни вслух, ни про себя, ни одной молитвы, я не знала на тот момент ни одного действенного способа защитить душу от проникновения вовнутрь злобной демонической силы. Да я и не верила в её существование! Как не верила в существование Бога и Его могущественных Сил. Прежде всего – мудрого Промысла и Благодати Божией. Чтобы убедить меня в обратном и указать, одновременно, на то действие, какое производят во внутреннем мире человека невидимые обычным зрением силы зла, Промысел Божий и попустил им ополчиться против моей зрячей души. От их проникновения в её область меня защитила Молитва, первой излившаяся на бумагу шестое или седьмое ноября, приведенная выше.
В силу своего атеистического прошлого, мне и в голову не приходила тогда мысль связать события, происходившие в те дни в небесах – с нашествием демонов: так сильно было укоренено в сознании учение воинствующих безбожников, что ни Бога, ни дьявола нет, – выдумки, мол, всё это, праздного ума сказочников и поэтов.
Я продолжала упорствовать в своём неведении даже тогда, когда воочию увидела внутренним оком исчадия зла! Но об этом – чуть позже.
Моя зрячая душа, хорошо понимавшая, в отличие от закосневшего в невежестве сознания, всю мою беспомощность на тот момент помешать силам зла овладеть её областью, наперёд зная, какая опасность грозит всему моему естеству в случае, если это произойдёт, приняла единственно верное решение: действовать самостоятельно.
И вот, наступил тот знаменательный день – шестое или седьмое ноября 1988 года, – когда, оставшись в квартире одна, с трудом уже передвигая ноги от внезапно охватившей всё моё естество предательской слабости, подошла к столу и в изнеможении опустилась на стул. После чего, обхватив голову кистями обеих рук и сильно сжав её, откинулась на спинку стула и, опустив руки вниз, в упор, не мигая, уставилась в самую гущу зловещей бесформенной массы, впервые остро ощутив и её громадность, и тяжесть, и угрозу, исходившую от неё.
***
С детских лет мне было не знакомо чувство страха. Чтобы доказать это сверстникам, которые не верили в моё бесстрашие, будучи десяти лет отроду, предложила им вечером, когда сельчане расходятся по домам, опустить меня в ведре в глубокий колодец. Опустили, после чего – вытащили. И с того времени я стала признанным авторитетом не только для сверстников, но и ребят более старшего возраста.
И вот – прошли годы. Наступил ноябрь 1988 года. Я В ИЗНЕМОЖЕНИИ СИЖУ ЗА ПИСЬМЕННЫМ СТОЛОМ, НЕ В СИЛАХ ДАЖЕ РУКОЙ ШЕВЕЛЬНУТЬ. А ведь еще недавно была готова внутренне, если потребуется, «Сразиться со всем злом мира!» – как сказано в стихотворении «В горах Нурьдмарки» или «Небесный поединок» (1981 год, Осло).
Не мигая, и не отводя взгляда в сторону, всем своим видом я давала понять враждебной душе силе готовность держаться до конца.
В таком напряжении внутренних и внешних сил прошло несколько часов. К середине того дня я отчётливо почувствовала, – душа, как видно, подсказала! – что наступил решающий момент схватки с силами злобы поднебесной. Своего рода генеральное сражение, от исхода которого зависело, останусь ли я в живых и если да, то какая жизнь ожидает меня впереди.
Сколько времени продолжалось это необычное состязание между бесстрашными силами души и человеконенавистнической бесформенной массой, прячущейся за тучами, не знаю: из состояния тревожного ожидания решающей схватки между нами вывел истошный крик изнутри, предупреждающий о некой опасности, грозившей мне. Внутренний голос потребовал от меня немедленно повернуть голову вправо и взглянуть на правый, невидимый бок свой, так как сидела у самой стены. Повернувшись туда, куда мне было указано, я с ужасом увидела под самым боком неких мерзких, с руку толщиной, и не менее метра длиной, извивающихся гадюк, уже приготовившихся к тому, чтобы заползти вовнутрь меня. Содрогнувшись от омерзения, но, не будучи в состоянии помешать им, так как внутри у меня был полный вакуум, словно кто-то выкачал невидимым насосом все мои внутренние силы и возможности, мне ничего больше не оставалось, как молча наблюдать за телодвижениями клубка гадюк в их духовных оболочках.
Но, о чудо! – в тот самый миг, когда, не в силах что-либо предпринять, чтобы помешать этим мерзким созданиям заползти в душу, я была готова к тому, чтобы сдаться – позволить им осуществить своё намерение, заползти в душу, – изнутри, до слуха, донёсся властный, не допускающий возражений, голос: «Немедленно приготовься писать!». Недоумевая сознанием: «О чём писать? – при таком ужасном внутреннем состоянии?», – я, тем не менее, тотчас исполнила неведомо от кого поступивший ПРИКАЗ. Стоило же мне склониться над чистым листом бумаги, как потекли стихи. Причём, напор их был таким стремительным и плотным, что рука едва успевала записывать их! Стройными рядами они выстраивались на бумаге, множа ряды. И по мере того, как росло их число, меня не покидало ощущение, что это и не стихи вовсе, а словесные воины! Мужественные и бесстрашные, они плечом к плечу вставали на бумажном поле, ожидая только приказа броситься на своего извечного, хорошо знакомого и видимого ими врага, беспощадного ко всему живому на земле.
***
С того дня – шестого или седьмого ноября 1988 года, – когда стихи, наподобие несущейся с гор лавины, устремили свои словесные полки на бумагу, я физически ощутила, что перестала принадлежать себе, собственной самости. И, несмотря на ежедневные наскоки домашних, с возмущением требовавших от меня «немедленно прекратить свои словесные игры, бездумное времяпрепровождение и заняться делами, наконец, Новый Год на носу!» – я не реагировала на их требования и делала своё дело – писала. Над моими мыслями и чувствами властвовал могущественный внутренний голос, который и направлял изо дня в день моими действиями.
Меня не интересовала еда. Единственное, что имело надо мной безграничную власть на протяжении двух месяцев, что держало мысли и чувства в сильнейшем напряжении, заключалось в потребности писать. И я писала! – по семь-восемь часов ежедневно, стараясь не пропустить ни одного стиха, неведомо откуда падающего на бумагу.
В таком сильнейшем напряжении всех сил – внутренних и внешних, прошёл ноябрь. Наступил декабрь. Но стиховые потоки, изо дня в день низвергавшиеся на бумагу, не только не иссякали, а, наоборот, ширились и росли.
К двадцатым числам декабря, однако, этот ежедневный, почти нечеловеческий труд, начал давать о себе знать: по вечерам, когда я вставала из-за стола, страшная усталость наваливалась на плечи. На плохо слушающихся ногах, шатаясь, я шла на кухню, чтобы выпить чашку крепкого чая с молоком – привычка, оставшаяся после пяти с половиной лет жизни в Англии, в Лондоне. С кружки выпитого свежезаваренного чая с молоком я приступала утром к работе, ею же и заканчивала свой дневной труд.
Ровно два месяца держала всё моё естество в сильнейшем напряжении эта неведомая мне ещё тогда, могущественная Сила. И только за три дня до наступления 1989 года, когда всё то, что я должна была записать к тому времени по её требованию, лежало написанным, она покинула меня. Тотчас почувствовав освобождение и с облегчением вздохнув, я встала из-за стола и, к неописуемой радости домашних, с самого утра принялась за подготовку квартиры и праздничного стола к встрече Нового Года.
Продолжение следует.
