ПОЛЁТ ЯБЛОКА

Отец сверкнул глазами в небо: "Внемлю!"
Набросил парусину на верстак
и побежал под яблоню, где был
шалаш из трав и будулья заборов.
И мать к нему прильнула:
"Не забыл
указ о запрещении абортов?"

(А был такой указ в тридцать седьмом).
Отец вздохнул: "Указами достали…"
И рассмеялся:
"О, великий Сталин!
Сумел он дочкой осчастливить дом".
"Ты думаешь, что всё же будет дочка? —
вздохнула мама. —
Путь любви един.
Опять я набухать начну, как почка.
А вдруг у нас родится Валентин?"

Мне снится по ночам:
сквозь листья звёзд
и ветви галактических спиралей
летит земля из непомерных далей
и путь её непостижим и прост.

Мне кажется — я помню первый день.
И шквал — создавший яблоко в полёте.
И как отец сверкающую тень
поймал в ладонь почти что на излёте.
Ел яблоко — вонзая в кожуру
весёлые искрящиеся зубы.
Смеялась мать:
"Ты ешь — как пьёшь жару,
в которой грозы, яблони и зубры.
Ты счастлив?"

Он? Он оглянулся: жизнь!
Он сеет жизнь и взращивает всходы.
Меня не зная, он в меня вложил
вот это счастье,
что кипит, дрожит,
цветёт и вянет, вновь цветёт, бежит,
хохочет, стонет, множится, кружит
густым многообразием природы.

Отец и мать…
Я набухал уже
той самой пресловутой дивной почкой.
Мой первый день катал с дождями бочки
и гром держал на радугах вожжей.

Я видел, как поморщился отец,
как яблочный огрызок кинул в лужу:
"Не яблоко покуда, а сырец.
Жаль, что сорвалось — загубило душу".
Мать в удивленьи приоткрыла веки.
Он пояснил:
"А семя — что душа.
Душа же зреет в каждом человеке
до спелости, сквозь годы, не спеша".
"Как хорошо сказал, — вздохнула мама. —
Вот бы дожить до спелости души".
Отец примолк, но возразил упрямо:
"Ты вот что, не загадывай-ка драмы.
Надеждой опасения круши".

Они не знали — я сегодня знаю:
мать начинала свой последний год.
Отец же пронесёт победы знамя
путями битв, отваги и невзгод.
В сорок седьмом на десять лет осудят.
В сорок девятом в лагерях умрёт.
Меня же вынянчат — спасибо! — люди.
Душевный всё же на земле народ.

Гляжусь в семидесятую зарю.
И вот, зачатый в счастии, без гнева
парю сквозь крону родового древа —
как яблоко созревшее парю.
Лечу сквозь годы, чтоб упасть на землю.
И стать землёй.
И яблоком земли
лететь туда, что всё и вся объемлет,
что всё перерождение приемлет,
творит, ликует, страждет и болит.

Земные грозы.
Холод звёздной дрожи.
Мать и отец!
А жизнь так хороша…
И лишь одно воистину тревожит:
успеет ли созреть моя душа?

Вот яблоко: его румяный бок
кипит земным здоровием ранета.
И я держу в руках,
как зрелый бог,
и спелый плод, и юную планету.
Валентин Устинов