Напротив меня в метро сидит женщина лет восьмидесяти. Очень интеллигентного вида, и какая-то измождённая внутренней мождой. Она держит сумку-тележку, почти поставив её себе на ноги, чтобы та не мешала другим пассажирам.
-Что, надежды на урожай-то каковы? Смотрю, на урожай надеешься?- тычет немолодая женщина, сидящая рядом с ней, на торчащую из сумки-тележки рассаду.
-Да надеюсь, конечно, как не надеяться. Человек-то ведь всё надеется, пока жив, - женщина стала ещё подтягивать к себе тележку, немного смущённая, что её рассада привлекла такое заинтересованное внимание.
-На большой, небось, рассчитываешь, на урожай-то?- продолжает интересоваться видами на урожай активная гражданка в кепке.
-Уж на какой большой? Уж что родит, то и родит. Какие у нас большие урожаи? Что вы? Так, свеженький огурчик себе на салатик, лучок, и то слава Богу.
--Правильно, что на большой не рассчитываешь,- женщина говорит тоном, явно таящим в себе её какое-то обескураживающее знание, и её речь была лишь предтечей к заготовленному ошеломлению, что незамедлительно и последовало. - Правильно, говорю, не строишь планы: это, мол, на салатик, это продам, то - бочками насолю.
Интеллигентная огородница только рукой машет, мол, что вы, что вы! Какие бочки солений!
- И не будет большого,- продолжает случайная попутчица.- Гольсфрим-то изменил течение!- она торжествующе смотрит на собеседницу, наслаждаясь производимым такой новостью эффектом. - Какой тут урожай! Течение изменил. Гольсфрим-то! Выдал сюрприз! Раз - и потёк другой дорогой.
Женщина действительно ошеломлена, молча уставилась на собеседницу, не очень понимая, что это значит.
-И течение изменил, и остывает. Так-то,- тётя в кепке откинулась на сиденье и развела руками, довольная произведённым эффектом.
-Что вы? Неужели?- только и остаётся тихонько восклицать невольной собеседнице, скорее, для поддержания разговора, - я и не слышала.
-А я слышала! - торжествует боевая кепочница,- потому что я – политизированная, я в политике секу больше, чем наши правители. Меня сегодня поставь президентом, завтра уже все заживём! Рай! И помирать не надо! И здесь – рай. Чего помирать, в царствие небесное гнаться? Устрою и здесь. Только поставь! А они не поставят. Потому что о народе не думают. А я - политизированная, поэтому и говорю - Гольсфрим изменил течение и остыл. А в холоду какой урожай? Зимой растёт что ли урожай-то? Ни в лесу не растёт - одни шишки нападают на снег сверху, ни в огороде.
-Так Гольфстрим,- интеллигентная бабушка рукой как бы чертит по воздуху карту,- он далеко от нас, он же у Америки, к Европе подходит, да Багамы,- женщина на воображаемой карте продолжает чертить линию течения Гольфстрима,- до нас далеко. Они-то там совсем без урожая останутся! Вот чего они опять на нас войной! Чего им надо от нас?
-Они, да! А войной, потому что их этот чернявый Обама - из воинствующих африканских племён! У них там людей ещё до сих пор едят! Наубивают, а потом наедятся! И горя мало! Сыты - и слава Богу. А что людями наелись, им, говорю, и горя мало.
- Так сейчас уже не Обама там, а Трамп, - осторожно напоминает политизированной бабушке интеллигентная собеседница.
-А какая нам разница, кто там? Нам что, легче? Думаете, этот лучше? Чернявый когда был, у меня соседка, коммунистка, радовалась: они, мол, чёрные, настрадались под гнётом, он сейчас коммунизм будет строить, к нам за опытом обратится. Хорошая соседка - золото просто. Обаму всё ждала, что приедет к ей, чтобы научила коммунизм строить. Хорошая, но ничего не понимает ни в политике, ни в чём! Ходит всё время на демонстрации, меня звала. Я говорю: чего ходить, время тебе не жалко? Изменилось что после твоих походов? Нет. Ну и чего тогда обувь изнашивать? Она мне, мол, пусть правители знают наше настроение. Так если тебе настроение надо показать, чего туда ходить? Муж есть, дети есть. Им покажи! А эти, правители, они на тебя, думаешь, из окон смотрят? На стену кремлёвскую залезли, что ли, любуются, в каком ты настроении пришла? Сколько лет уже ходишь, а спроси хоть Путина, хоть его медвежонка дрессированного, знают они, какое у тебя настроение? Им горя мало. Хоть какое будь. А вот муж, дети! Покажи им настроение, так запляшут! Ансамбль песни и пляски на дому! Мне некому дома показывать настроение, я и то не хожу. Муж через год сбежал, как поженились. Мужики умных баб не любят. Сын тоже - в мореходку удрал, сейчас в Ленинграде. Да и хорошо, что муж ушёл. Я его тут встретила. Случайно. Вот уж потаскала его жизнь за шиворот! Сморчок сморчком! Так и надо. А я?- женщина встала и покрутилась, показывая себя со всех сторон. Я же на голове стою! Чтобы кровь к мозгам притекала. Вот потому и в форме. Я своему бывшему говорю: ну и кто ты? А со мной бы остался, я бы тебя через свой ум министром сделала! Я же политизированная!
Чего вы встали?- встревожилась она, когда её интеллигентная попутчица поднялась с места. Что сейчас? Переход на Филёвскую? Вы тут на Филёвскую переходите? А я же и не была на верху в Филях. Съезжу-ко. А то под землёй проезжаю, как крот, не вылазила даже ни разу в Филях. Как кроты мы, честное слово. Сами залезли, и ездим, как дураки, под землёй. Ну вот хоть хорошего человека встретишь. Я с вами и выйду, по Филям похожу.
Она хватает сумку-тележку своей собеседницы, выражая готовность помочь той, они почти вырывают друг у друга поклажу и неуклюже, невольно толкая пассажиров, двигаются к дверям.
Илл. Сальвадор Дали "Женщина с головой из роз"
