- Бывают же чудеса на свете! – Режиссёр Беловский находился в явно приподнятом настроении. Труппа замерла в ожидании: тут не дежурные пятьдесят грамм, тут явно что-то случилось...
- Вообразите, еду я в электричке. Напротив меня садится какой-то мужчина. На вид лет шестьдесят, русая бородка, в весьма заношенном пиджачке, рубашка застёгнута до подбородка. Вид такой, знаете, нищенски-консервативный. Думал, он порно календариками торгует. Сидит напротив, смотрит на меня не мигая. Потом вдруг спрашивает: - Православный? Я отвечаю: - да. – Перехрестись! Я перекрестился. Тут он вопрошает: план есть у тебя? Я говорю, ну, так, в общих чертах. Сперва за продуктами... Он молча суёт мне какую-то брошюру и удаляется. Я сначала не понял, а посмотрел – батюшки! Это же то, что нам надо. Пьеса!
- Можно нам взглянуть?
- Сделайте одолжение! Название-то: «План Даллеса»! Это вам не какая-нибудь «Любовь Озимая». Ставить, и немедленно!
-А кто автор?
-Чёрт, я и не посмотрел.
-Тут написано: А.Даллес. Странно. А.Даллес написал пьесу «План Даллеса».
-Что тут странного? Генри Адамс написал «Воспитание Генри Адамса.» Хватит болтать. Саша, гримируйся, да побыстрее. Времени нет совсем, День Города на носу, а в нашем кирпидонском репертуарном театре ещё конь не валялся.
-Станислав Саныч, а в кого мне гримироваться?
-Твой герой – англо-саксонский джентельмен из высшего общества. Одет дорого, строго и со вкусом.
-Где ж я вам такой реквизит достану?
-Мда. Ладно, гримируйся под Шерлока Холмса, только без шапки этой дурацкой. И непременно пенсне!
-Пенсне разбили два месяца назад. Дзержинский заехал Свердлову...
-Сволочи! Сколько раз просил реквизит с собой в буфет не брать! С зарплаты удержу!
-С какой зарпла...
-Одна нога здесь, другая там! – вскричал Беловский.
Через пол часа раздались звуки синтезатора. Под мелодию из сериала об английском сыщике на сцену лёгкой походочкой вышел актёр в широких клетчатых штанах, и с массивной дымящейся трубкой.
- Здравствуйте, джент-мэны! Позвольте представиться: А. Даллес. Два эл. Прекрасная погода, не правда ли? Простите мне мою нескромность, но я бы желал ознакомить вас с моим планом! – и вскинул руки кверху. Синтезатор заиграл «Песню Бони», и актёр запел приятным баритоном: «Все мы театралы, и блеск пара...» Присутствующие стали подпевать, и только режиссёр Беловский вскочил, и негодующе заорал: Стоп! Стоп! Не годится!
-Что такое, Станислав Саныч?
-Вы совершенно не поняли образа! Ваш герой – дьявол во плоти! Он должен внушать смесь суеверного ужаса и отвращения! А вы нарисовали его эдаким симпатягой. От текста надо идти! Немедленно в гримёрку! Нужен совершенно другой тип.
-Что же мне, в Бабу Ягу нарядиться?
-Нет. Я думаю, Мефистофель. Танечка, помогите ему. И побольше импровизации. Должно пахнуть серой! Скажите инженеру сцены, пусть при выходе Мефистофеля зажжёт бенгальские огни.
-Пожарники оштрафуют.
-Чёрт с ним. Разбейте тухлое яйцо где-нибудь.
-А музыка?
-Заратуштра, конечно!
-Нет, Станислав Саныч, это будет Что? Где? Когда? Зрители животы надорвут.
-Ладно, пусть будет Гунно.
На сцене появилась сутулая фигурка в чёрном плаще на красной подкладке, и приняла позу кота, изготовившегося к пыжку. Гортанным голосом актёр прокричал: А-ха-ха! Я – Даллес! Бойтесь все меня!
Актёр вошёл в роль, обводил зал свирепым взглядом, и, сверкая глазами, шипел: «Я – Даллесссссс!»
Беловский сперва одобрительно кивнул. Но затем по его лицу пробежала тень. Он вспомнил, как в позапрошлом году на детском утреннике этот же актёр, будучи с утра под шафе, так увлёкся, что не на шутку напугал не только приготовишек, но и воспитательницу, которую хлопнул ниже спины с криком «Человечинкой запахло!»
-Стоп! Не то! Не то...
-Что опять не так?
-Ты всё шпаришь по программе утренника. А твой герой – не Бармалей. Он, скорее, змей-искуситель. Что-то вроде Мефистофеля и Маргариты. Гений зла. Он попал в патриархальное общество, где счастливы дети, и сыты всегда старики, и подвергает его наивных и доверчивых жителей всевозможным соблазнам. Обучает их сексу. Заменяет им ценности на фальшивые... Троль, короче, из Андерсена. Надо идти от зерна, понимаешь?
-Станислав Саныч, ну, такой убогий текст. Просто монолог Лахновского из «Вечного позыва». Дурацкая пьеска!
-Поговори у меня! Может, другую предложишь? А импровизация? По тексту шпарить всяк умеет. Вот представь себе, сидят студенты, девушка и парень, на лавочке. Разговаривают. Коля, Маруся, давайте.
-Как дела, Коля? Спасибо, хорошо. Как здоровье тёти Ефросиньи?
-Так, отлично, а тут появляешься ты, и нашёптываешь парню: за сиськи её потрогай! Сам бы он не догадался. Дьявольское искушение, понимаешь? Или нет. Сейчас будем репетировать, как Даллес разжигает межнациональную рознь.
Сперва – сцена дружбы народов. Где у нас встречаются все нации и народности?
- На рынке.
-Правильно. Массовка, быстро на сцену. Заур – ты торгуешь фруктами. Янис – ты фарцуешь свитерами. Панасюк, – ты... ты будешь ментом, в стороне от национального вопроса. Фуражку набекрень, и ходи взад-вперёд.
Мефистофель, распахнув плащ, и указывая перстом на Заура: ты – ингушшшшшшш! И разразился сатанинским смехом. Заур с негодованием размахивая руками, заговорил голосом товарища Саакова: Слущ, зачэм таки слова гаварыщ, абидна, слущ, чессна слово. Я тут днём стаю на базар, вечером в номер гастиниц у меня камсамолки, спаартсмэнки, все нацианалност, слущ, тут у нас всэсаюзни здравниц...
Меистофель подскочил к Янису и ткнул в него пальцем: - А ты – латышшшшш!
Через десять минут режиссёр Беловский нервно постучал пальцем по циферблату своих наручных часов: - И долго ты, Янис, будешь так стоять, как столб, темпераментный ты наш?
-Праастииттэ пажалюста, я нэ знааат , чьто гаварыыыт.....
-Ну, давай что-то про советских людей.
-Да, я отшен любиит сааветски людэй. Когда к нам в Даугавпилс всегда приезжаали сааветские лююди, я эта, проста бил оотшен раад...
-Уточни, советские люди -это кто?
Янис почесал затылок: нуу... этта... рюссскиэ
-Русские и другие коренные народы!
-Та-та, рюсскиэ и другиэ крренниииэ нароты, я проста нэмножка забил, как ани називаааэаса... Янис улыбнулся, довольный своей импровизацией.
Вдруг, Мефистофель спрыгнул со сцены, и ткнув пальцем в Беловского, заорал: - А ты – еврееееей!
Наступила неловкая тишина. Видимо, почувствовав некоторую бестактность своей репризы, актёр промямлил: а ты -к...к...осмополит...