Авторский блог Евпраксия Макошева 09:27 27 октября 2019

ПЕПЕЛ КЛААСА СТУЧИТ В МОЁ СЕРДЦЕ. ДИМИТРИС БОТИНИС И ЕЩЁ 108 ТАЛАНТОВ

25 октября в концертном Зале им. П.И.Чайковского состоялся один из лучших филармонических концертов открывшегося этой осенью сезона

двойной клик - редактировать изображение


ПЕПЕЛ КЛААСА СТУЧИТ В МОЁ СЕРДЦЕ


Д. БОТИНИС И 108 ТАЛАНТЛИВЫХ МУЗЫКАНТОВ НАЦИОНАЛЬНОГО МОЛОДЁЖНОГО ОРКЕСТРА


Автор фото: Эмиль Матвеев
С самого раннего утра было чувство, что пятница станет одной из самых ярких пятниц. Осенняя Пятница -двадцать пятница. Чувство не обмануло.
Программа этого филармонического концерта была составлена изумительно. Редко исполняемые симфонии, симфонические сюиты, поэма и концерты композиторов немецкой школы Макса Бруха, Франца Шуберта, Рихарда Штрауса... Когда в одном концерте столько изысканных вкусняшек,- невероятная удача, потому что даже по отдельности каждого из заявленных произведений ждёшь годами, как известного всем мгновения.

ТИЛЬ

В 1867 году свет увидел роман бельгийца Шарля де Костера о Тиле Уленшпигеле, герое национального движения против испанской инквизиции в 14 веке. История, происходившая в реальности, вот уже много веков становится центром сюжетных линий произведений великих авторов. Обросшая побочными рассказами драма о Тиле превратилась в сборник немецкого фольклора "Народная книга о Тиле Эйлендшпигеле", немец К. Кистлер в конце 19 века написал оперу "Уленшпигель", а в начале прошлого века Вацлав Нижинский поставил в Нью-Йорке одноактный балет "Тиль Уленшпигель" на музыку Р. Штрауса. Сам же Штраус задумал оперу, но вышло иначе. Об этом я расскажу чуть позже.
Легенда о сожжённом на костре инквизиторов угледобытчике Клаасе и его сыне, знаменитом площадном сатире и остроумном бродяге, родившемся в 1300 году близ Любека и враз превратившемся в народного мстителя после казни отца, волновала немецкие умы. После смерти невинного трудяги Тиль вместе с матерью собрал пепел в мешочек, который не снимал с шеи до конца жизни в знак не проходившей жажды мести, в знак непрощения жестокости тем, кто нарушил счастливый и жизнерадостный образ жизни мирных нидерландцев.

Все его шутки и забавные проделки теперь стали щемящими, гениально-едкими и вели к одной единственной цели. Они стали символом боли, презрения к мещанским устремлениям богатеющих представителей разных слоёв общества, которых во все времена отличает ограниченность мысли в погоне за осязаемым благом любой ценой. Они стали и символом ежеминутного риска под маской ёрничанья площадного плута над дворянами, и символом носимой у сердца тайны, движущей всеми действиями отважного Тиля, которого одни считали примитивным крестьянским пошляком, другие хитрым обманщиком испанских завоевателей, третьи гением придумок, народным мстителем, отчаянным смельчаком и защитником прав обездоленных.
Рихард Штраус тоже не остался равнодушен к легенде о Тиле. Он не отличался спокойным нравом, окружающие видели в Рихарде проказника и одарённого чувством юмора талантливого человека, чем-то очень похожего на самого Уленшпигеля.
Бывает чувство юмора с английским окрасом, бывают русские шутки, не понятные никому в остальном мире, и бывают традиционные южногерманские саркастические россказни, произносимые в бесстрастной манере без улыбки на лице, эдакие презрительные ироничные истории, высмеивающие тех или иных, знакомых всем персонажей. За Рихардом Штраусом водилась эта тилеподобная манера посмеяться над высокомерными зазнайками и глупыми хвастунами. Он решил написать оперу о Тиле, но через время, в 1895м, вместо оперы появилась прекрасная симфоническая поэма "Весёлые проделки Тиля Уленшпигеля по старинному плутовскому образцу в форме рондо". Позже длинная часть названия отпала. И уж насколько в действительности проделки являются проделками, а веселье остаётся весельем, каждый услышавший эту музыку решает сам, потому что автор решительно и категорично завещал никак не отражать в программке произведения и не облекать в слова возникающие при прослушивании идеи и подвигнувшие к написанию поэмы мысли самого Штрауса: "Для меня невозможно дать программу к "Уленшпигелю", многое из того, о чём я думал, показалось бы странным, а кое-что, возможно, вызвало бы и недовольство определённой части слушателей... А посему, пусть на этот раз публика сама грызёт орешек, преподнесённый ей плутишкой Тилем... Для облегчения понимания, уверен, вполне достаточно двух моих тем для героя, изображающих его в самых противоположных обличьях, дающих представление о характере и обрисовывающих ситуации, в которых он оказывался на протяжении жизни, а также и всего моего произведения вплоть до самой катастрофы, когда Тиля вешают, а у меня в поэме звучит мотив смерти. Хотя, предоставим весёлым жителям Кёльна самим догадываться, что за музыкальные штуковины разыгрывал с ними шельмец Тиль..." . Рихард написал это перед кёльнской премьерой дирижёру Францу Вюльнеру.
Шутки шутками, а талантливому молодому дирижёру филармонии Димитрису Ботинису пришлось управлять четверным составом оркестра, где в каждой группе, даже у ударников (в составе с большой трещёткой), кларнетов (концертмейстер группы Олег Соломахин), труб и валторн есть соло. Хотя, после исполнения цветами завалили не только дирижёра, а и исполнительниц первых скрипичных (Елена Тарасян) и виолончельных пультов, солирующую флейту и валторнистку Аиду Насибову, главная заслуга в таком свежем прочтении, безусловно дирижёрская. Если мы в последние годы и скучали по великим мастерам пульта, то теперь этот пробел заполняется. Выпускник Петербуржской консерватории класса маститого Юрия Симонова обладает таким талантом, прекрасным аппаратом, техникой дирижирования и безусловной способностью слышать всю оркестровую ткань любой сложности, которую только можно представить, что не радоваться этому невозможно. За пультом Ботинис точно суфий в своём магическом танце, где не допускаются позёрство и суетливые порывы, потому что каждое его прекрасное движение имеет глубокий смысл и рождает уникальный ответ вовне. В том танце золотой путь вращения, творящего новые идеи для мира, строится только золотым же сечением, точно выверенным жестом. А у Димитриса огромная палитра таких выверенных, но дающих максимальную свободу космосу гармоний жестов, чтобы затем уже слушатель сам смог найти в своей душе тот самый отклик, о котором не хотел высказываться напрямую композитор, передавая божественный замысел языком музыки.
Ботинис в последнее время вызывает мой неизменный восторг. Сложнейшие партитуры обоих симфонических номеров умного немецкого пересмешника Штрауса, наследующего традиции Вагнера и предваряющего стиль Малера, выучены наизусть, перелопачены досконально, оркестр вдохновлён, и кажется, что очень легко управляем. А это означает, что проделана огромнейшая работа, ведь исполнители реагируют на малейшее движение пальцев, улавливая амплитуду взмаха палочки и давая ровно столько динамики, сколько позволила рука дирижёра, от едва дрожащего в воздухе пианиссимо до мощного фортиссимо. Волнами распространяется по залу их зажигательная молодая энергия, повествуя слушателям их версию музыкальной истории, единственную и уникальную.
Ботинис мастерски управляется с темпами, резкими сменами характера музыки, предваряет выразительным ауфтактами озорные всхлипы духовой меди, одетой в сурдины, переходящие из одной группы оркестра в другую, отдающее эхом насмешливое кривляние струнных и дерева, усиливающиеся почти кричащими в открытую валторнами и тромбонами. Вся эта махина крещендирует и переходит в отчаянное, хлёсткое, громогласное Tutti, а потом, неожиданно разрешаясь в модулированный аккорд, звучащий в почти полной тишине замершего зала, начинает своё горькое повествование пронзительной глубины мелодия Тиля.
Сюита "Кавалер Розы" из одноимённой оперы исполнялась в начале второго отделения, прозвучала и изысканно, и залихватски, и шутливо, и торжественно, и ярко. Вальсы с узнаваемыми мотивами времён Первой Мировой войны для огромного состава оркестра в музыкальном изложении, как и полагается, изобразили напыщенную и смехотворно важнецкую публику финансовых и королевских домов и их угодников в западной Европе того периода. Вальсы, но не только трёхдольные, а и переменноразмерные и квадратнорасчерченные с метром через долю , уносили в вихре тяжеловесного внушительного танца и перемежались с меланхоличными частями в которых была нежность и загадка.
В первом отделении прозвучала Неоконченная симфония Шуберта и концерт для скрипки, альта и оркестра Макса Бруха. Все эти произведения всегда любимы и всегда ожидаемы, но, к сожалению, исполняются очень редко, хотя прекрасны и полны человеческого тепла. Глубина альтово-скрипичных диалогов завораживает. Солисты Павел Милюков и Сергей Рысанов издавали абсолютно чудесные звуки. Струнные, видимо, для того и были придуманы, чтобы волновались наши отзывчивые чувства.
По окончанию концерта публика устроила дирижёру и оркестру пятнадцатиминутную стоячую овацию. Как будто это был футбол, а мы-зрители на стадионе. И талантливые оркестранты, каждому из которых полтора года назад предложили пройти отбор во вновь создающийся из молодых консерваторцев и гнесинцев Национальный молодёжный оркестр, и этот невероятный дирижёр в возрасте Христа, уже одержавший так много профессиональных и конкурсных побед за свою молодую и насыщенную работой жизнь, как будто оказались на острове радости, полном красивыми улыбками на счастливых лицах и восторгом благодарной публики, унесённой заодно на этот островок во вдохновенном порыве волшебного осеннего ветра.

1.0x