«Печаль моя светла...»
Светла моя печаль. И потому что вернулась в Россию. Что правда, из всегда любимой Беларуси — Руси изначальной — Белоросной. Там и советский фильм посмотрела. И Всеволода Санаева вспомнила, что с Солнцем сумел проститься, «продолжением следуя»...
Почти на границе между нашими странами непроглядностью налетела пороша. Снежная и суровая, она, будто, пыталась то ли стереть непрочное и «наносное», то ли теснее связать воедино Сестёр - две братские республики, что «от печали до радости...» и в Хмурое утро Восемнадцатого года...
Тогда и пришло по Почте, от kremlin.ru, сообщение о кончине Николая Караченцова, что навсегда теперь в памяти: и кинематографической, и человеческой... «Последним из могикан», и он ушёл за «Звездой Хоакина Мурьеты», сценически взаимосвязывая Земное с Небесным, когда «Я тебя никогда не увижу, Я тебя никогда не забуду...» - для всех и для каждого, становится болью и состраданием...
Кто раньше, кто позже, но приобщаясь к Бесконечности, мы способны познать многогранность мирозданья, что и есть Вечность. Её стихослагают и поют, «малюют» и выстраивают. В городах и весях она звучит музыкой, застывшей в камне, когда «Полонез Огинского» вспоминаешь и под Пинском. А в самОм белорусском городе, проезжая по Проспекту Жолтовского, благодаришь и знаменитого московского архитектора, и ту уникальную страну, что позволяла себе «сказку сделать былью», переселяя из коммуналок и развивая способности... Всех - от мала до велика. Потому мы и помним, что «Зорю бьют...»
Без устали, и денно, и нощно, били её и на колокольне Пинского собора Феодора Тирона, словно призывая на службу Отечеству. Во все времена охраняли его и Словом, и Делом. «Время, вперёд!» воспетое в ораториях и Георгием Свиридовым, по-флагмански расставляло приоритеты, молитвенно соединившие любовь к Природе с Всевышней верой. И пели сердцем. В храмах и «на ланАх», в концертных залах и в домашних застольях...
«Бог — создатель всего света...» помню с детства. И совсем не потому, что любила «посиделки по душам», когда именинными заздравными ублажали сердце... Но «средостенье» было своего рода родниковым началом устного народного творчества, что сродни лирничеству. Именно его и воспевал Иван Сергеевич Вишневский, сосредоточенно чувствовавший душу народа и камертонно настраивавшийся на сокровенные нотки злободневности подобно знаменитому своему тёзке...
И, вдруг, громом средь ясна неба прозвучала «Прощальная...» по достойно-непревзойдённому Автору и «Дня», и «Завтра» … Публицисту... Композитору... Человеку...
Непонимание «услащалось» валидольными конфетами, что помогали справиться с неподдельно невосполнимой утратой, когда «один за всех...» И это по нему звучал колокол Свято-Феодоровского собора, ведут к которому улицы Лермонтова и Толстого, что в Пинске, на Белявщине... И Ванечка ушёл. И улицы так и остались окраинно заброшенными. А мне всё мнилась окультуренная городскими властями красота... В неё — Русскую, Украинскую, Белорусскую - был пиететно влюблён Иван Вишневский... Упокой Господь его душеньку в Царствии Небесном... Где ни границ, ни проверок документов... Но Жизнь Вечная...
