Когда я чаял добра, пришло зло;
Когда ожидал света, пришла тьма.
Библия. Ветхий завет.
Книга Иова.– Гл. 30, 26.
Падают, падают, кружась в воздухе, ложатся на землю нежные лепестки в неуемном весеннем саду с буйно цветущих вишен, яблонь и слив. Падают, падают цветки и лепестки с веток на темные волосы, на весенний платок Насти, устилают, устилают мягко землю вокруг…
Еще недавно стояло ненастье. Редко выглядывало из-под толщи унылых облаков солнце. Весна запаздывала. Но вопреки всему, зацвели в срок сады. Небывало буйным белым облаком окуталась слива. Густо расцвела бело-розовая яблоня и белоснежная вишня.
Всего несколько минут длилось чародейное волшебство. Кружились, падали на землю, застревали в темных волосах, отражались в небесно-васильковых глазах Насти белые лепестки.
- Кап – кап – кап…, - застрочил неистово по упругим ветвям и листьям, по усыпанной хмельными весенними цветками земле неожиданный дождь.
Крупные светлые капли упали на платье, на весенний, в розовый цветочек платок, на лицо и щеки Насти. Но нечаянный дождь прекратился так же внезапно, как и начался. Облачко, из которого он пролился, рассеялось, а Настя все еще стояла зачарованно в притихшем саду, потом сняла с головы платок, стряхнула упавшие на него капли, цветки и лепестки и вошла в опустевший дом. Она села на табурет, аккуратно свернула платок, погладила его рукой и поднесла к лицу. От него исходил запах цветов и дождя. Всхлипнув, Настя сильнее прижала платок к лицу. Совсем недавно его носила Стефания, старшая сестра и, казалось, он еще хранил ее тепло. Сестра любила этот нарядный платок, берегла и надевала его только в праздники. А теперь сжимала, сжимала в руках памятный платок Настя. Капали, капали из синих глаз, текли по щекам ее, застревали в уголках губ горькие слезы, глубже проявлялись горестные складки.
Стефания, или, как ее просто называли, Стеша, умерла на Святой неделе, сразу после Светлого воскресенья и Великого праздника Пасхи. Она болела недолго, но тяжело. Скоротечная саркома унесла ее жизнь за сорок дней.
У Стеши было трое сыновей. Двое давно отделились от нее, но никогда не покидали родную деревню. Последние десять лет после смерти мужа Стеша жила в отчем доме, с большим фруктовым садом и палисадником под окнами, с младшим сыном Семеном, которому уже стукнуло тридцать пять. Но был он разведен, холост, без детей и под крылом заботливой матери не слишком тяготился своим холостяцким положением. Стеша предупреждала малейшее желание сына, особенно после того, как он принял участие в чеченской кампании и чудом вернулся домой живой.
Много лет после Чечни Семен не работал, проедая скудную пенсию матери, которую она получала с пятидесяти лет, подорвав здоровье от тяжелого крестьянского труда. В кругу сельчан он частенько бравировал своим причастием к чеченским событиям. Мать вставала с постели даже в тяжелые дни болезни, готовила на электроплите для себя и для сына горячий обед. Но последние сутки лежала в беспамятстве почти бездыханно на своей кровати за переборкой, задернутой цветастой ситцевой занавеской.
Хоронили Стешу сыновья, их друзья, невестка среднего сына, сестра Настя с племянниками, другие родственники и соседи, пожилые женщины и старушки.
Ближе к обеду мужчины вынесли гроб с телом, поставили возле крыльца дома по обычаю для прощания. Настя заплакала, заголосила по-бабьи, по-деревенски, хоть и была женщиной образованной, жила большей частью в городе и совсем не знала никаких таинств и обычаев простонародья, которые уходили постепенно из жизни вместе с предками. А тут неожиданно для себя и для деревенских женщин запричитала по единственной сестре:
«Ой, сестрица моя милая! Что ж закрыла ты светлые глазоньки? Ах, зачем ты нас оставила? Ах, зачем осиротила сыночков родненьких? Ох, покидаешь ты родимый дом! Как нам быть, как жить без тебя, сколько слез проливать-горевать? Не цвести в саду твоим цветикам, не ходить тебе по зеленой травушке, а лежать в земле сырой вечность вечную…»
Никто не утешал плакальщицу, не мешал ей вылить горе.
С самого утра небо хмурилось. Несколько раз принимался идти дождь. Но к этому часу распогодилось. Ни одна дождинка не упала на лицо Стеши, пребывающей в глубоком вечном сне.
Любила она на Пасху надевать на голову свой нарядный цветастый платок и любила вместе с женщинами куралесить о воскресении Христовом. Причем чаще была запевалой, так как обладала красивым певучим голосом. А женщины подхватывали за ней святую песню. И становилось легче на сердце.
А теперь рыдала, рыдала Настя над умершей сестрой. Шли, шли за гробом женщины в траурных смоленских, рязанских, посадских русских платках. Неслась, неслась окрест песня о дарованной Христу жизни, потому что продолжалась послепасхальная Святая неделя.
- Христос воскресе, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав.
Прервалась навсегда, кончилась, кончилась жизнь Стеши. Кончилась быстро и неожиданно для нее самой, для Насти, сыновей и близких родственников.
После похорон в тоске вернулась Настя на свою городскую квартиру.
Ночь. Сквозь прозрачную легкую штору льется в окно мягкий лунный свет. Подушка Насти еще влажна от слез. И явилась Пречистая Богородица. Не девица, не пожилая женщина, а молодая Матерь, в голубом платье до самых пят, из тончайшего, легкого, цвета лазурного неба шелка, окутанная им, будто голубым прозрачным облаком. Развела Матерь руками, а ветер в это время играл воздушной тканью ее платья, и сказала:
- Не плачь, Настя. Скоро душа твоей сестры вознесется в небеса светлые и, воспарив над землей, обретет покой в Вечности. Господь милостив. Она понесет легкое наказание за свои земные грехи.
Видишь тех быков, пестрых, с млечными сосцами коров у ручья, коз и овец, кучерявых, тонкорунных, на склоне гор? Их должна пасти твоя сестра. Помнишь, в далеком детстве она заставила тебя пасти овец и бычков, хотя ее очередь была в тот день стать подпаском. Но она не хотела пасти, а хотела гулять. А ты была младше ее, и тебе труднее было справиться с этой работой.
Скоро она встретится на дальнем берегу с матерью. Но Всемогущий Судия задержит ее свидание с умершим десять лет назад мужем, так как в пору твоей молодости она положила важное письмо в потаенное место и забыла отдать его тебе. Это письмо могло изменить твою судьбу. Ты могла бы прожить с любимым человеком всю жизнь и быть счастливой. Но забытое сестрой письмо попало слишком поздно в твои руки. Тот, кто дорог был тебе больше жизни, не дождался свидания с тобой. С тех пор на ложе своем ночью искала ты того, которого любила душа твоя, искала и не нашла его.
Теперь сестре твоей придется ждать встречи с мужем. Стефания могла бы никогда не встретиться с ним, но она не отдала тебе письмо не по намерению, а, скорее всего, по забывчивости. Поэтому Всевышний смилостивился над ней. По прошествии назначенного срока откроются ей врата в райский сад, и там встретит она мужа своего. Велико прощение Господне!
- Смотри, - взмахнула рукой Матерь, - на берегу озера сидит женщина. У ног ее плещется вода. Но ей нельзя пить воду. Ибо при жизни она нарушила христианский обет и без меры употребила питье, крепкое сладкое вино, когда должна была лишь слегка пригубить полную чашу. Если женщина выдержит это испытание, ей также в назначенный срок откроются врата Рая.
Помни, человек должен знать меру во всем. Лишь истинной любви потворствует Господь, разрешая выпить ее чашу до дна, как живую воду из колодезя, вдыхать и ощущать ее полной грудью, как аромат услаждающей мирры.
Прощает Он и твои грехи, Настя, перед Ним и перед сестрой. Помнишь ту зиму суровую, вьюжную, заснеженную? Сестра твоя ходила в школу в соседнее село за три километра и возвращалась после второй смены поздно вечером. А ты в школе еще не училась. Тогда война уже кончилась и наступила мирная жизнь. Но жилось всем трудно, не было хорошей одежды и достаточной еды. Мать варила вам постную похлебку и пекла на загнетке русской печки, сложенной из кирпича, пресные лепешки. Однажды сестра вернулась позднее обычного и не захотела есть похлебку, сказав, что ее накормили у подруги, к которой она зашла после школы. На следующий день Стеша снова задержалась допоздна. Ты подумала, что ее опять накормят у подруги, и доела остатки похлебки, а также последний кусок лепешки. Твоя сестра легла тогда спать голодная.
Будет прощено тебе и то, что ты не сберегла свой крестильный крестик, а отдала еще в детстве Стефании, когда та, купаясь, уронила свой в реку и не смогла найти его в быстрой воде и в иле. Господь дарует тебе прощение, ибо отдала ты сестре свой крестильный оловянный крестик бескорыстно, чтобы ей не попало от матери, хотя всякому крещенному положено хранить и носить его при себе.
Странный сон с Богородицей развеялся. Рядом с Настей, возле подушки, лежал оставшийся на память от сестры выходной цветастый платок, а за окном, повиснув меж двух параллельно вытянутых облаков, безмолвно светила полная луна. Она напоминала собой тихий лик нежно улыбающейся девушки.
Лунная ночь и удивительный сон заставили Настю задуматься и вспомнить невольно жизнь Стеши. А была она в молодости первой на селе красавицей, плясуньей да песенницей. Глубокие серые глаза, приятная улыбка, обнажающая ровный ряд жемчужных зубов, яркий румянец и две нежные ямочки на щеках сводили с ума не одного парня. Случалось, что Стеша пешком ходила вместе с девчатами и парнями за пять-семь километров в другую деревню на вечеринки и на танцы.
Там они с подругой Лилей заходили в круг танцующих и пускались в перепляс, своеобразное соревнование друг с другом устраивали: кто больше частушек про милого споет, кто лучше и дольше дробушки протопает.
Не всегда удавалось веселой, голосистой Стеше перепеть и переплясать свою русоволосую, голубоглазую, с нежной кожей и гибким станом, с тонкой талией-рюмочкой, слывшую среди девчат также красавицей подругу.
Пришла к Стеше в ту пору единственная в жизни Весна.
Ах, зачем, зачем была та Весна? Зачем буйно цвела под окном белая сирень? Зачем искали девушки в белой душистой сирени цветок счастья, с пятью лепестками-звездочками? Зачем переливчато, звонко пел за рекой в молодом, дымчатом, березовом лесочке соловей? Зачем, зачем так румянились, жарко пылали щеки Стеши? Зачем танцевал с ней в кругу праздничном, крепко обнимал на виду у всех, сладко целовал Николенька?
Настигла Стешу первая любовь, расцвела весенним первоцветом в счастливых глазах, в чарующей улыбке ее.
Но вот уж ветер срывает нежный первоцвет с раскудрявых яблонь. Вот уж молодые завязи, еще незрелые, с пушком на месте бывшего цветка, с горчинкою на вкус, пали с яблони на землю. Клубится, стелется над тихой утренней речкой туман. Вздымается, восходит над росными травами, зелеными лугами, над золотистыми полями жаркое солнце. Дудит, играет в пастуший рожок Ваня, деревенский пастух, понукают, гонят со двора хозяйки на выпас скотину. Но кто там спешит, прячется по задворкам от строгих родителей? Это наша влюбленная парочка, Николенька и Стеша; загулялись допоздна в соседней деревне, потом всю ночь просидели в обнимку под звездами на деревянном мостике у речки.
От большой любви понесла Стешенька первенца своего Васютку. Голубоглазый, с мягкими льняными кудрями, темными бровками, весь в отца родился сын. К тому времени Николеньку забрали на службу в Армию. Родители его не захотели взять Стешу к себе невесткой, не признали сыночка ее Васютку своим внуком. И вскоре уехали прочь из деревни всей семьей. Не вернулся после Армии в родную деревню и Николай. Прибился к родителям и женился в дальних краях на другой.
Осталась с малюткой на руках молодая, красивая Стеша, не вдова, не мужняя жена. Когда подрос Васютка, нашелся Стеше человек, деревенский тракторист и комбайнер Михаил, сирота, так как взрастила его тетка. А мать Михаила умерла во время родов, оставив младенца сестре Фросе. Взял он Стешу в жены. Подарила она ему еще двоих сыновей. Прожили они вместе тридцать лет. Но нежданно-негаданно пришла к ним в дом беда. Слег Михаил в постель от паралича, хотя было ему тогда только пятьдесят пять лет. Два года ухаживала Стеша за больным Михаилом, но не смог он больше подняться.
Десять весен прошло, отцвело с тех пор. И вот настала последняя весна и последний день Стефании, в самой середине Святой недели. Тихо и терпеливо переносила она боль и последние тяжкие страдания, тихо уснула, так и не приходя в себя, ушла навеки туда, где нет больше ни боли, ни мук, ни огорчений, ни обид, в небеса лазурные и Вечность. Ушла, ушла, ушла…
Падают, падают, кружатся в одиноком саду весенние, хмельные лепестки, устилают, устилают бело-розовым платом землю вокруг. Доколь же им падать? Но мы еще томимся, надеемся, ждем срока своего на земле родной, русской, потерянной, сиротской, а я пишу свой печальный рассказ. Ибо нельзя смотреть без печали, как тихо мается, страдает народ мой, доверчивый, простой, как прячут в шкафы-сундуки последние платочки свои сестры и матери наши. Но кто поможет, заступится за них, за землю русскую, многострадальную мою?..
