Авторский блог Дмитрий Скворцов 01:00 23 января 2017

Освященный в другом мире

Почкему 200-летие Феофана Затворника Украина так не отметила
Шесть лет назад, в рамках предпразднования 200-летия Феофана Затворника в Киево-Печерскую лавру прибыл из Вышенского монастыря (Рязанской епархии) ковчежец с частицей мощей подвижника. Как сообщал сайт монастыря, «пребывание святых мощей святителя Феофана Затворника в Киево-Печерской Лавре имеет особое значение, поскольку становление его как священнослужителя прошло в стенах этого древнего монастыря: в 1841 г. в Успенском соборе Киево-Печерской Лавры состоялись диаконская, а позднее и священническая хиротонии будущего святителя». И сам он всю жизнь вспоминал: «Киевская Лавра – неземная обитель. Как пройдешь брешь, бывало, так и чуешь, что зашел в другой мир»

В течение двух недель не иссякал поток верующих в Крестовоздвиженский храм Печерской обители к святым мощам. То же наблюдалось в Донецке, Запорожье, Тернополе, Почаеве, Виннице и других городах тогда ещё мирной Украины. А затем наместник Лавры Митрополит Вышгородский и Чернобыльский Павел, отслужив последний молебен перед святыней, благословил с пением величания святителю Феофану участников Крестного хода по памятным местам его жизненного пути.

Одновременно, готовясь к юбилею, издательский отдел Русской Православной Церкви совместно с синодальным отделом по культуре УПЦ (МП) приступили к поискам и исследованию рукописного наследия святителя в киевской Национальной библиотеке им. Вернадского. Киевский Покровский монастырь и лично его игуменья Каллисфения, при всецелой поддержке замглавы Государственной архивной службы Украины Виктора Воронина организовал исследования в Центральном историческом архиве Украины и в рукописных фондах Государственной научной архивной библиотеки Киева.

Однако в 2014 г. «времена сменились», и 200-летие Феофана Затворника официальная Украина так не отметила. Что, конечно же, не удивительно…

«Смиренный шар»

Будущий святой родился 22 января (10 января по русскому стилю) 1815 г. в с. Чернава Елецкого уезда Орловской губернии в многодетной семье сельского священника Василия Тимофеевича Говорова. Мальчика назвали Георгием.

К двадцати двум годам Георгий закончил Ливенское духовное училище и Орловскую духовную семинарию. Уже в это время проявились в нём зачатки будущего святительства: в семинарских ведомостях отмечалось, что Говоров отличается «склонностью к уединению; назидателен в обращении с товарищами; подает собою пример трудолюбия и благонравия; кроток и молчалив». В 1837 г., как лучший – по мнению Епископа Орловского Никодима Быстрицкого – выпускник, он был направлен в Киевскую духовную академию. Хотя ректор семинарии, «ценивший в своих учениках больше всего твёрдое заучивание учебника, чем Говоров не отличался», был против.

Академию закончил Георгий в 1841 г. Уже иеромонахом с именем Феофан. Его магистерская работа в числе лучших была отправлена в Святейший синод. Сразу после окончания академии молодой выпускник был назначен ректором Киево-Софийского духовного училища, в высшем отделении которого он стал преподавать латынь.

Однако уже в следующем году иеромонах Феофан был определён инспектором и преподавателем психологии и логики Новгородской духовной семинарии. А ещё через два года переведен в Санкт-Петербургскую духовную академию, где стал помощником инспектора. В 1846 г. он был удостоен звания соборного иеромонаха Александро-Невской лавры.

Именно в это время о. Феофан особо остро почувствовал, что его гораздо больше влечёт монашеская жизнь. В письме к своему духовному наставнику «киевских времён», тогдашнему ректору Духовной академии епископу Иеремии писал он: «Ученою должностью начинаю тяготиться до нестерпимости. Пошел бы в церковь, да там и сидел».

В 1847 года по собственному прошению иером. Феофан был направлен в Русскую духовную миссию в Иерусалиме. Здесь он занялся иконописью, столярным делом, выучил греческий и французский языки, принялся за еврейский и арабский. В монастырях Палестины переводил памятники аскетического наследия с греческого на русский (в 1852 г. синод утвердил его в звании «корреспондента конференции Киевской духовной академии»). Кроме того, в Иерусалиме о. Феофан непосредственно столкнулся с католичеством, воочию ощутив его изъяны, но, вместе с тем и прозелитическую напористость. «Папа изменил многие догматы, все таинства перепортил, расслабил правила церковного руководства и исправления нравов, и все пошло не по намерению Господа – хуже и хуже...» – позже напишет святой.

В связи с началом Крымской войны миссия была из Иерусалима (находящегося тогда под властью турок) отозвана. Возвращался о. Феофан через Западную Европу, где провёл почти год, исследуя библиотеки, музеи, университеты, имея общение с местной элитой, включая папу Пия IX.

Весной 1855 г. его – ещё более укрепившегося в антипапистских воззрениях – назначают преподавателем канонического права Санкт-Петербургской духовной академии и возводят в сан архимандрита. Через полгода о. Феофан становится уже ректором Олонецкой духовной семинарии, однако с окончанием Крымской войны, в мае 1856 г. его назначают настоятелем русской посольской церкви в Константинополе. Уже в мае следующего года он был назначен ректором Санкт-Петербургской духовной академии и, кроме того, наблюдателем за преподаванием Закона Божия в светских учебных заведениях Санкт-Петербургского округа. В том же году Феофан Говоров избирается председателем комитета при Академии наук по изданию трудов византийских историков, а с 1858 года — ещё председателем комитета по переводу Священного Писания на русский язык.

За свои труды архимандрит был в 1857 г. он был награждён орденом Святой Анны, а в 1859 г. – орденом Святого Владимира.

29 мая 1859 г. архимандриту Феофану «высочайше повелено быть епископом Тамбовским и Шацким». На архиерейской кафедре в полной мере раскрывается талант Феофана-проповедника: «Глубокое знание всех движений сердца человеческого и его духовных потребностей, опытное знакомство с духовной жизнью, обширные познания в области и Священного писания, и творений святоотеческих, и наук естественных, исторических и других, и иные высокие достоинства отличают слова преосвященного Феофана к тамбовской пастве, при необыкновенной ясности, живости и простоте изложения чрезвычайно сильное производившие впечатление на слушателей», – писал профессор Московской духовной академии Иван Николаевич Корсунский. Епископ Феофан и подчинённых ему священников учил, «что проповедничество есть первый, прямой и священный долг его, а вместе с тем должно быть и внутренней потребностью, если только правильно и сознательно относиться к своему высокому служению». Директор тамбовского учительского института И.И. Дубасов отмечал: «Епископ Феофан поднял умственно-нравственный характер нашей епархии, привлекши в среду духовенства несколько лиц с академическим образованием, что до него было большой редкостью». К тамбовскому периоду преосвященного Феофана относится выход в свет четырёх выпусков «Писем о христианской жизни».

Но и этот период оказался для владыки кратковременным.

Сам он сравнивал себя «с шаром, без треска и шума катящимся туда и сюда по направлению сообщаемых ему ударов». «В этих словах его выражается покорность воле Божией», – читаем в житии святого.

В 1863 г. святитель был перемещён на некогда столичную Владимирскую кафедру. Владимирская губерния с её 1 млн. 250 тыс. жителями особо нуждалась в миссионерстве, поскольку в её пределах уже действовало немало сектантских центров. Здесь, как и в Тамбовской епархии, владыка всячески расширял различные формы образования простого народа: церковно-приходские школы, частные светские школы грамотности, воскресные школы в городах и больших селах. Святительская деятельность была отмечена вторым орденом Св. Анны (1-й степени).

Однако тяга к уединённому монашескому деланию не оставляла преосвященнейшего. В мае 1865 г. писал он уже ушедшему на покой свт. Игнатию Брянчанинову: «Совсем осуетился. И очень часто порываюсь на Вашу дорогу. Как бы устроилось сие! Не вижу ворот по моей близорукости. Иногда бываешь готов за перо взяться и писать прошение о том; да что-то в груди поперечит. И остаюсь при одном желании. Будем сидеть у моря и ждать погоды. А грехи так и тяготят, а страсти так и бьют по бокам».

Но всё же, на следующий год подал прошение об уходе на покой. Оно застало синод врасплох. Особое недовольство выказывали митрополиты московский Филарет Дроздов и санкт-петербургский Исидор Никольский (ректор Ливенского духовного училища в годы учёбы там Георгия Говорова). В письме последнему бывший подопечный пояснял: «Имею в мысли служить Церкви Божией, только иным образом служить». И просьбу таки удовлетворили.

Во время прощания архипастыря с паствой особо отчётливо проявилась всеобщая любовь, которой он пользовался. По свидетельствам очевидцев, верующие, заполнившие кафедральный собор, «обливались слезами».

Затвор ДЛЯ мира

Для монашеского уединения преосвященному был построен деревянный флигель в Вышенской пустыни (Тамбовской епархии).

В 1872 г., отклонив последнее предложение синода – возглавить Московскую (!) епархию, владыка ушёл в затвор. В кельи он устроил себе домовую церковь. С 1873 г. занялся переводами книг об аскезе. Потому и не считал сам себя затворником (монахом, полностью отрезавшим себя от мира): «Из моего запора сделали затвор. Ничего тут затворнического нет. Я заперся, чтобы не мешали, но не в видах строжайшего подвижничества, а в видах беспрепятственного книжничества». «Можно и при затворенных дверях по миру шататься, или целый мир напустить в свою комнату», – рассуждал он в одном из писем «в свет». Переписка его была, действительно, весьма обширной: от 20 до 40 писем получал он ежедневно, отвечая на каждое.

В одном из писем святитель предсказал революцию в России. Причиной её называл либерализм и некритическое отношение к «достижениям» Запада: «Современное русское общество превратилось в умственную пустыню. Серьезное отношение к мысли исчезло, всякий живой источник вдохновения иссяк... Самые крайние выводы самых односторонних западных мыслителей смело выдаются за последнее слово просвещения».

«Нас увлекает Запад, но на Западе уже заходит солнце правды, а мы, восточные, должны пребывать в свете, и не только сами освещаться, но и всем светить.., – писал вышенский затворник. – О, если бы дал Бог, чтоб… слились мы все в живое единомыслие Православия и совокупными усилиями свеяли с земли русской тлетворный прах, навеваемый с Запада!»

«Сколько знамений показал Господь над Россией, избавляя ее от врагов сильнейших и покоряя ей народы! И, однако ж, зло растет, – взывал святой к разуму. – Ужели мы не образумимся? Западом и наказывал, и накажет нас Господь, а нам все в толк не берется. Завязли в грязи западной по уши, и все хорошо. Есть очи, но не видим, есть уши, но не слышим, и сердцем не разумеем…».

Москва, слава Богу, во время образумилась. А любимый Феофанов Киев «не видит, не слышит и не разумеет, что творит».

И в тоже самое время сотни тысяч людей на Украине знают и помнят наследие святителя Феофана Затворника. И есть надежда, что этими тысячами спасётся Малая Русь.

Фонд стратегической культуры

1.0x