Воскресный день 3 октября 1993 года выдался солнечным, безветренным, для октября достаточно тёплым. Температура воздуха поднялась до 14 градусов Цельсия. Десятки тысяч москвичей направились в Парк культуры. Октябрьская (Калужская) площадь оказалась оцепленной милицией. ОМОН перегородил Садовое кольцо. Но выходы на площадь со станции метро были открыты. Кольцевая и радиальная станции метро работали в обычном режиме.
Люди стекались на площадь, как привыкли стекаться на демонстрации 1-го мая и 7-го ноября. Это было совсем недавно, во времена существования СССР. Первоначально никто прибывший на площадь народ не трогал. Люди радовались солнцу, теплу, единству. Но через некоторое время, когда пространство перед памятником В. И. Ленину полностью заполнилось людьми кольцо омоновцев начало сжимать народ на Октябрьской площади.
Как пишет В. И. Анпилов, ОМОН начал наступление с того, что неожиданным ударом поверг на мостовую инвалида без ноги. В толпе начали кричать: «убили, убили, Ельцин – фашист! Убийца…». «Группу мужчин, каким-то образом оказавшихся на Ленинградском проспекте, - пишет Р. С. Мухамадиев, - окружили омоновцы, защищённые щитами, касками. Для начала били резиновыми палками по головам, а потом, когда люди немного приходили в себя, валили на асфальт и остервенело начинали топтать, пинать сапогами. У тех, кто пытался как-то поднять голову и встать на ноги, положение ещё хуже – их бьют ребром железного щита. По голове ли, по шее или позвоночнику – об этом никто не думает, всех подряд словно косами косят. Даже, подходя, проверяют лежащих неподвижно в лужах крови. Дескать, не притворяются ли мёртвыми… К безжизненным телам подъехали рядом стоявшие машины «скорой помощи». Никто не стал проверять, живы ли потерпевшие, нет ли, - побросали на носилки и отнесли в эти машины. И все три машины, выстроившись в ряд, с тревожным пронзительным рёвом понеслись к центру города» (160, с. 205).
Не хочется верить подобным свидетельствам. Возможно, автор сгущает краски или описывает исключительный случай, происшедший на Ленинградском проспекте. Возможно, в форме омоновцев были иностранные наёмники или выпущенные из тюрем бандиты. Основная масса людей, проживших половину жизни в советское время в Советском Союзе, не может даже мысли допустить, что представляющие силовые структуры российского правительства, находящиеся на государственной службе омоновцы могут избивать граждан до смерти средь бела дня на глазах десятков людей. Многие в это не верят, потому что верят в доброту русского человека и в основное назначение государства – защищать свой народ.
Действительно, на мой взгляд, к таким свидетельствам нельзя относиться с полным доверием, но нельзя отрицать и того, что 3-го октября на улицах Москвы между народом и омоновцами происходили настоящие сражения. ОМОН - структура новой, демократической власти, которой Советский Союз не знал, сразу заявил о себе, как силе враждебной народу и созданной для борьбы с собственным народом. За четыре дня борьбы омоновцы не могли не вызвать озлобление народа.
Т. И. Денисенко вспоминает: «Прошли несколько метров и увидели огромную колонну людей, первые ряды которой, взявшись за руки, шли во всю ширину проспекта к Октябрьской площади. Мы быстро влились в колонну, оказавшись близко к передним рядам. Стало ясно, что разогнанные люди, отступив по проспекту, сформировались в колонну и смело пошли вперёд. Скандировались лозунги: «Фашизм не пройдёт!», «Вся власть Советам»» (160, с. 211).
Люди смяли цепи омоновцев. Последние побежали к своим автобусам и грузовикам, заманивая людей за собой. Но, в конечном счёте, единственным местом, куда могли пройти демонстранты с Октябрьской площади, оказался проход в сторону Крымского моста. Большинство исследователей пришли к выводу, что людей специально направили по этому пути. «Эхо Москвы» устами В. Г. Уражцева открыто призывало москвичей идти к Белому дому.
Когда колонна вышла на подъём к мосту, люди даже при желании уже не могли уйти в сторону, так как по сторонам стояли ограждения, а в районе отводных с моста лестниц стоял ОМОН. «Мы наблюдаем… - пишет Р. С. Мухамадиев. – Вот идущие впереди уже вступили на Крымский мост, а Октябрьская площадь всё ещё не освободилась… Я никогда до этого не видел такого скопления народа… На самой середине моста образовалась железная стена, через которую не пролетит и птица. Сотрудники ОМОН каким-то образом смастерили её из своих щитов» (160, с. 222). Но все были обречены идти вперёд на оцепление. Даже женщины с детьми не имели возможности выйти из колонны. И народ на Крымском мосту встретился лицом к лицу с омоновцами. «Голыми руками, по которым били дубинками, - вспоминает Т. И. Денисенко, - молодые мужчины и парни хватались за щиты. Удалось раздвинуть два щита. В этот разъём тут же потекли люди. ОМОН стали растаскивать сбоку и сзади. Всё произошло в считанные минуты.»…
«В этот миг, - пишет Р. С. Мухамадиев, - я впервые в жизни воочию увидел, на что способны народные массы: когда они сплачиваются воедино, какую они образуют силу! Здоровые омоновцы, только что стоявшие стеной, рассеялись, как щепки» (160, с. 225).
И. Иванов в «Анафеме» пишет, что кроме омоновцев «в заграждении стояли военнослужащие внутренних войск, совсем мальчишки. Кто успел, убежал по боковым лестницам вниз. Но странное дело: они не убегали к машинам на безопасное расстояние, а стояли… около моста, прикрываясь щитами от камней. Видимо, приказа отступать в случае столкновения не было! За их спиной на безопасном расстоянии маячили группы эмвэдэшного и гражданского начальства. Оставшиеся на мосту побитые солдаты были испуганы, многие плакали, но больше от обиды, ведь поставили их против собственных же отцов. Этих ребят никто не добивал, что в условиях многотысячной разъярённой толпы было просто невероятно! Наоборот, женщины, пожилые мужчины окружали их, оказывали помощь, поднимали лежащих и отводили к лестницам. Ни один солдат в столкновении не погиб» (160, с. 226).
М. Матюшин пишет, что колонна растянулась километра на два. А. Корнеев определил количество людей в колонне в 200 тысяч человек, И. М. Братищев – в 300 тыс., Т. И. Денисенко – от 100 до более 200 тыс. чел. После Крымского моста к колонне присоединилось ещё много народа. Люди торжествовали победу над ОМОН, но некоторые этого восторга не разделяли, так как видели тысячи наблюдающих за демонстрантами омоновцев и считали, что при желании колонну можно было задержать на мосту, у Парка культуры и на Зубовском бульваре.
Осенью 1993 г. численность московской милиции достигла 100 тыс. чел. А кроме неё была дивизия Дзержинского, курсанты МВД, ОМОН не только г. Москвы, но и подразделения омоновцев направленные из других регионов. Поэтому можно утверждать, что против демонстрантов умышленно выставлялись силы, могущие покалечить людей, но недостаточные для того, чтобы задержать колонну. И колонна двигалась вперёд.
На Смоленской площади развернулось новое сражение. Очевидно, что демонстрантов заманивали к Дому Советов (Белому дому). Днём 3-го октября охрану, состоящую из омоновцев со щитами и бронетранспортёрами, сняли, а оставили только милицию без оружия. Частично сняли и охрану мэрии. На Калининском проспекте людей не остановили, но по демонстрантам раздались выстрелы с крыш домов. Это были первые выстрелы. Стреляли и по омоновцам с крыши гостиницы «Мир». Стреляли свои, чтобы обвинить защитников Дома Советов и спровоцировать омоновцев на стрельбу по безоружным людям.
При подходе к Дому Советов по демонстрантам снова открыли огонь. Огонь открыли в тот момент, когда прибывающие люди от души радовались встречи и считали себя героями, прорвавшими блокаду Дома Советов. Люди из колонн демонстрантов, прорвавшиеся сквозь заслоны и колючую проволоку к Дому Советов обнимались друг с другом, с защитниками Белого дома, показывали кровоподтёки от ударов омоновских дубинок и в этот момент встречи с осаждёнными, наверное, были счастливы. Вот в это время по ним и открыли огонь из здания мэрии (бывшего здание СЭВа).
А. В. Руцкой призвал людей к захвату мэрии, и здание было захвачено. Сначала автомобилем были выбиты входные двери и люди ринулись внутрь здания, захватывая этаж за этажом. Вскоре милицейская охрана сдалась и была разоружена. Официально признано, что при штурме было убито три человека и ранено 74, в том числе 10 милиционеров и 64 со стороны народа, бросившегося на штурм мэрии по призыву Руцкого, с целью прекращения обстрела демонстрантов. «Все трое известных на сегодняшний день погибших – это работники милиции. Старший лейтенант А. И. Бойко погиб возле мэрии от выстрела неизвестного нам снайпера, а двух полковников В. А. Швидкина, и И. Д. Шишаева убили свои. «Я. – пишет военный обозреватель газеты «Завтра» В Шурыгин, - никогда не искал и не пытался узнать фамилию того милиционера, который вогнал мне в бедро двадцатитрёхмиллиметровую газовую гранату. И хотя в ходе следствия он был установлен, я не стал выпытывать у следователя его фамилию. Зачем она мне? Свою кровь я ему прощаю, а вот за кровь убитого им полковника милиции Ивана Шишаева, которого он застрелил через мгновение после выстрела в меня, всё из того же крупнокалиберного помпового карабина, ему будет трудно ответить перед богом. Потому что убил он его просто так, походя. Убил, когда тот пытался остановить стрельбу по людям. Выбежал вперёд, крикнул: «Что вы делаете? Немедленно прекратите стрельбу!» (160, с. 268-269). Штурмующие здание не убили ни одного человека.
Стрельба по демонстрантам из здания мэрии тоже была продуманной провокацией, ведущей к большой крови. «Комментируя происшедшее, один из очевидцев тех событий назвал «Странным» то, что «отряды у мэрии, постреляв в воздух и снайперски ранив несколько человек, разъярив толпу, вдруг отошли, открыв Дом Советов», а «потом вообще ушли, оставив свои грузовики и даже не вынув ключи зажигания: езжайте, мол, люди добрые, в Останкино».
«Любой, едва прошедший обучение шофёр, - пишет Ю. М. Воронин, - выходя из кабины автоматически берёт ключи с собой». А тут десятки брошенных машин и на удивление все с незакрытыми кабинами и ключами зажигания.
«Элемент провокации, - констатировал потом И. В. Константинов, - присутствовал с самого начала событий 3 октября» (160, с. 270).
При уходе из мэрии милиция оставила полсотни безоружных солдат и офицеров внутренних войск. В столовой Дома Советов, не смотря на трудности с продовольствием, их накормили и отпустили с миром. Большинство из них остались защищать Дом Советов.
Мальчишки, едва ли они выжили после штурма, так как преследовали всех, но особенно военных. А телевидение всей стране показывало, что их били прикладами и разували. Либеральная (демократическая) газета «Московский комсомолец» изощрялась во лжи ещё больше телевидения. В газете рассказывали, что якобы в безоружных солдат стреляли, а тех, которые попадали в руки штурмовавших мэрию, раздевали, избивали и бросали в Москву-реку. Это про такие, как «Московский комсомолец» издания говорят, что бумага всё терпит.
После взятия ненавистной мэрии, восставшие москвичи засчитали на свой счёт вторую победу. Первой победой, как указывалось ранее, был путь с боями от Октябрьской площади до Дома Советов со снятием осады последнего. Народ-победитель ещё не понимал, с кем имеет дело. Воспитанный в СССР он не знал, что демократы стреляют из пулемётов и автоматов в безоружных людей во всех уголках земного шара. В 1993 году они могли себе позволить такое удовольствие и у нас при наличии своего демократического правительства в России.
Надо отметить, что не только представительная власть, но и все граждане страны, кроме либерально настроенных, не имели ни то что часа, но и минуты в сутки на телевидении. Эта вопиющая несправедливость унижала, оскорбляла и возмущала всех думающих о родине людей. Восставшие всеми своими чистыми душами стремились донести правду до жителей страны. Поэтому они, будучи без оружия, были готовы добраться до телекамеры и обратиться к народу России. И когда А. В. Руцкой с трибуны Дома Советов призвал к штурму телестудии в Останкине, недостатка в добровольцах не было.
Пикетирование Останкинского телецентра началось ещё раньше, так как часть людей с Октябрьской площади всё-таки прошла к Останкино. Собравшиеся требовали удовлетворения законных прав, а именно: предоставление эфира народным депутатам, президенту (Руцкому), представителям Конституционного суда, то есть законной власти страны.
В это время от Дома Советов в сторону Останкино отходили машины с людьми. Послали людей практически безоружных. Охрана Макашова имела меньше десяти автоматов. Эти автоматы офицеры охраны ни разу не применили. На призыв ехать в Останкино откликнулась в основном молодёжь. Было «похоже на семнадцатый год, - пишет А. Залесский, - как его изображают на картинах, - грузовики с вооружёнными рабочими. Только здесь на двух или трёх человек с автоматами полсотни безоружных юнцов. И так лихо, так радостно, по пути махая или грозя прохожим, мчались они через весь город на верную смерть» (160, с. 277-278).
Ни одного баркашовца в Останкино не было. И. Иванов пишет о 18 вооружённых человек, ушедших на Останкино. То есть кроме офицеров охраны несколько единиц стрелкового оружия было у демонстрантов, которые, вероятно, отобрали его у омоновцев. По сравнению с вооружёнными, обученными спецназовцами, охранявшими Останкино и вооружением экипажей бронетранспортёров народ, пришедший к телевизионной студии, был безоружен. Уже в первой половине дня 3 октября, когда Останкино ничего не угрожало, его охрана насчитывала не 15 и не 45 человек, как сообщала демпресса, а 107 человек, имевших 140 единиц огнестрельного оружия.
«К 17.45, когда возглавляемая А. М. Макашовым колонна машин со сторонниками парламента добралась до Останкино, телекомплекс охраняли более 300 человек, имевших на вооружении не менее 280 единиц огнестрельного оружия и шесть БТРов… К 19 часам охрана телекомплекса «Останкино» достигла почти 500 человек. На вооружении она имела «не менее 320 автоматов, пулемётов, снайперских винтовок, 130 пистолетов, 12 гранатомётов, в том числе и ручной противотанковый гранатомёт РПГ-7, при достаточном количестве боеприпасов» (160, с. 286-287). Им противостояло не более 300 почти безоружных сторонников парламента. К концу вечера 3 октября 1993 г. МВД РФ сосредоточило здесь не менее 26 бронетранспортёров и свыше 900 военнослужащих и работников милиции со штатным вооружением.
Кроме колонны машин под командованием А. Макашова в Останкино пешком отправилась колонна по призыву В. Анпилова. Кстати сказать, что, не смотря на простоватый внешний вид и не умение громко, вслух преподнести себя и свои мысли, Анпилов являлся широко образованным, всесторонне развитым, умным и мужественным человеком, любящим Россию. На верхней эстакаде транспортной развязки Садового кольца и Калининского проспекта колонны встретились.
«Грузовики, автобусы под Андреевскими и Красными флагами, - пишет В. И. Анпилов, - ждали нас… под мостом на Садовом кольце. «Блокада прорвана, - кричали нам с грузовиков. – Мэрия взята! Вперёд, на Останкино!» Даже если бы я скончался в тот момент… опьянённый радостью первой победы, народ не заметил бы этого. Не спрашивая позволения, десятки дружеских рук подняли меня и я, песчинка народного восстания, полетел в кузов грузовика. Упал на колени Ильи Константинова. «Витя! - кричал Илья, пытаясь обнять меня в давке кузова переполненного людьми. – Мы им вмазали! Ты бы видел, как они бежали! Ельцину – конец! Едем брать Останкино, Колонну ведёт Макашов!»
Вёл к Останкино безоружную колонну и генерал Б. В. Тарасов. У Останкино 3 октября находились не только защитники парламента, но и жители близлежащих домов, любопытные прохожие, журналисты и другие категории граждан. В то время Останкино в народе называли «империей лжи» и многие хотели видеть, как эта империя перейдёт в руки восставшего народа. Ведь не смотря на девятилетнее «промывание мозгов» большинство граждан ещё оставались советскими людьми, и никто не допускал возможности убийства собственным правительством своих граждан.
Сразу после расстрела людей все СМИ говорили о том, что из Останкино начали стрелять после того, как по телецентру выстрелили из гранатомёта. Но все участники тех событий, которые находились у телецентра, указывают, что первый выстрел прогремел из телецентра. Этим выстрелом был ранен один из телохранителей А. М. Макашова подполковник Н. Н. Крестинин. «Более того, следствие пришло к заключению, что «выстрел внутрь здания через главный вход тандемной гранатой кумулятивного действия ПГ-7 ВР из гранатомёта, имевшегося у нападавших, не производился» (160, с. 300). Но даже если бы производился, то не давал права лицам, находящимся в телецентре открывать огонь по людям, не совершавшим никаких действий, дающих право применения огнестрельного оружия. У правительства Ельцина нет никаких оснований, оправдывающих их действия. Даже то, что грузовиком была выбита одна половина двойных входных дверей, не давало спецназовцам права убивать людей. Кстати, уместно упомянуть, что как установила комиссия, приказа на выдавливание дверей А. М. Макашов не отдавал. Не исключено, что данные действия являлись очередной провокацией.
Но А. М. Макашов вошёл в разбитый проём прямо на автоматы спецназовцев и потребовал микрофон и экран, но спецназовцы потребовали, чтобы А. М. Макашов и сопровождавшие его лица вышли из пролома на улицу. «Как только последний из нас вылез из помещения техцентра на улицу, - пишет И. Иванов, - раздался первый выстрел», а затем по собравшимся у техцентра был открыт ураганный огонь. В это время первая колонна, шедшая пешком, подошла к телецентру и тоже попала под ураганный огонь. Многие сразу упали замертво, другие залегли. Стонали раненые. Помочь им было невозможно из-за шквального огня. Стреляли и по раненым, и по людям, пытавшимся их вынести. «Огонь вёлся из автоматов и пулемётов в упор по толпе из здания техцентра (это был основной огонь на поражение). Стреляли прямо через стёкла из боковых окон второго этажа (с обеих сторон, где заканчивался дугообразный балкон) и с пролёта центральной лестницы. Перекрёстным автоматным огнём их поддержали вскоре сразу из четырёх точек с крыши телецентра (возможно стреляли не четверо, а трое перемещавшихся вдоль крыши автоматчиков)».
«То, что творилось у меня перед глазами, - вспоминает С. К. Григорьев, - я никогда не видел ни в страшном сне, ни в диком кино – и не дай мне Бог видеть и слышать такое ещё раз. Крики, стоны, ругань, бегущая толпа и летящие им в спину пули с жутким цоканьем и воем рикошета от мостовой и стен, со шлепком впивались в живое тело, обрывая крик и жизнь. Я стоял как вкопанный, не осознавая, что происходит. Вначале сквозь двойные окна 2-го этажа по людям начали стрелять трассирующими пулями автоматы. Практически тут же с противоположной стороны – с крыши дома 12 открыли огонь ручные пулемёты… затем трассирующие пули пулемётов дёрнулись вниз и защёлкали с визгом по брусчатке тротуара, а огонь автоматов возобновился» (160, с. 305). Людей расстреливали в буквальном смысле этого слова. «Освещение обоих зданий телецентра было выключено, - пишет В. И. Анпилов, - а улица, напротив, была ярко освещена уличными фонарями, и людей было видно как на ладони».
«Толпа, - вспоминает С. К. Григорьев, - бежала по проспекту Королёва врассыпную, прячась за фонарные столбы, деревья, машины, а вслед бегущим безоружным людям с двух сторон гремели выстрелы, беря по всем правилам боевого искусства под перекрёстный огонь освещённые яркими уличными фонарями беззащитные жертвы. Это была настоящая бойня» (160, с. 307).
Через 10-20 минут, когда первый шквал огня стих в левый угол здания АСК-3 полетели бутылки с бензином. Угол техцентра загорелся. Бензин, вероятно, сливали с грузовиков. Было это провокацией, сделанной для телевидения, или действительно у людей не было другого способа защитить себя от автоматчиков, стрелявших из левого угла здания трудно определить однозначно, но горящий угол здания показывали по телевидению неоднократно, вероятно, как доказательство того, что штурм здания имел место.
После первого расстрела Руцкой снова направил в Останкино дополнительные машины с людьми. Вероятно, он не представлял себе масштабов трагедии и считал, что у Останкино происходит нечто похожее на то, что происходило при штурме здания мэрии. Эти машины с запрыгнувшими в них при движении по городу подростками милиция пропускала через весь город до самого Останкина, где на них обрушивался такой шквал огня, что многие даже не успев выпрыгнуть, оставались убитыми лежать в кузовах грузовиков. Подходили и пешие колонны и тоже попадали под шквальный огонь. Надо очень ненавидеть свой народ, чтобы допустить его истребление для устрашения, потехи ради, ибо невозможно найти никакой разумной необходимости в бойне, устроенной в Останкино.
Восставший народ до последнего момента надеялся, что армия придёт к нему на помощь. Поэтому, когда на проспекте Королёва показалась колонна бронемашин и обстреляла дом № 19, из которого стреляли по людям, толпа облегчённо вздохнула. О том, как бронетранспортёры расстреляли нижние этажи техцентра, а потом, когда люди поверили, что это свои и вышли из укрытий расстреляли людей, имеется масса свидетельств очевидцев, например, В.В. Хатюшина, И. Иванова, В. И Анпилова и других. Вот одно из свидетельств: «Со стороны пруда выехал один из трёх БТРов. Отряд «Витязь» - будь он проклят во веки веков! С полсотни наших лежали на земле у трансформаторной будки рядом с ИТА. БТР подошёл и дал очередь по горящему крылу ИТА из крупнокалиберного пулемёта. «Наши!!!» - вскочили ребята у будки. И тогда башня БТРа развернулась к ним, и крупнокалиберный ударил в упор, разрывая людей на части» (160, с. 315).
Комиссия Т. А. Астраханкиной пишет, что БТРы дали несколько очередей над людьми, а затем начали стрелять по высотным домам. Но свидетель Н. Разов тоже подтверждает, что БТРы открыли по людям огонь на поражение. Не исключено, что БТРы вели огонь по зданию техцентра, близлежащим домам и людям, чтобы у правительства и СМИ были хоть какие-то основания говорить о вооружённом штурме телецентра «Останкино». Такое мнение имеют большинство свидетелей и исследователей. И. Иванов обращает внимание на то обстоятельство, «что при расстреле в упор здания техцентра АСК-3 из БТРа никто в здании не пострадал, а демонстрантов БТР «Витязя» сразу стал убивать десятками».
Зачем это делалось, понять нетрудно, - пишет А. Островский. Поскольку «Останкино» никто не штурмовал, а ответная и кратковременная стрельба началась только около 21.00 и была непродолжительной, штурм необходимо было имитировать» (160, с. 317). Понять не трудно, зачем стреляли по зданию техцентра. Трудно пережить расстрел людей. И убивали их в Останкино как бы ритуально, в назидание другим, чтобы впредь никому не было повадно покушаться на право либералов властвовать над телевидением, а через него над умами людей. И убить либералы хотели как можно больше людей, чтобы страх нагнать на века. Поэтому они начали охотиться за спрятавшимися людьми.
Большинство людей укрылись в Дубовой роще. Её блокировала милиция и укрывшихся защитников России всю ночь расстреливали из автоматных гнёзд на крыше телецентра и из крупнокалиберных пулемётов БТРов. В эфире можно было слышать, как по рациям открытым текстом корректировали огонь. Машины скорой помощи пустили в Дубовую рощу только утром 4 октября. Помню рассказ одного жителя Подмосковья, как его под страхом смерти заставили возить трупы, после чего хотели убить, но он остался живым, так как был спасён одним из карателей. Машину не вернули.
В. В. Хатюшин пишет, что согласно сообщениям демократической прессы у Останкино было убито около 200 человек. Более 600 было ранено. У входа в здание АСК-3 стояли лужи крови размером в 2-3 квадратных метра. Сколько фактически было убито, никто не знает, а верить либеральной прессе, конечно, нельзя. Неизвестно сколько человек скончалось от ран, стало калеками. Но точно известно, что с другой, убивавшей стороны погибло два человека, и то их застрелили по ошибке свои.
Можно смириться со многими потерями. Но невозможно смириться с потерей прекрасных, лучших людей страны, вставших на защиту Родины даже без оружия и сложивших свои светлые головы за спасение всех нас сегодня живущих в России. Они ушли, но подвиг восставшего народа остался и наша святая обязанность пронести его через века, передавая из поколения в поколение. И хочется верить, что их подвиг даст силы потомкам для освобождения от ига. Никогда нельзя простить убийства людей 3 октября 1993 года у телецентра «Останкино». Врагов Отечества и Веры прощать нельзя. Так учит православие, так учит жизнь.
И когда смотрю на останкинскую телевышку, то не восторгаюсь творением советских архитекторов и строителей, создавших это красивейшее сооружение, а вспоминаю погибших. И радость Дня рождения 3 октября 1895 года великого русского поэта Сергея Александровича Есенина затмевается скорбью по всем погибшим в этот день защитникам России, родным душой, как и С. А. Есенин, каждому истинно русскому человеку.
