ОРЁЛ СМОТРИТ НА СОЛНЦЕ: ЕСЕНИН И РАЙХ
………………………………………………………………………………
«…Для Сергея Александровича Есенина не надо искать долгих оправданий его принадлежности к Орловщине.
Он здесь жил и был счастлив. Орёл подарил ему в жены Зинаиду Николаевну Райх. В нашем городе родилась его дочь Татьяна, и поэт приезжал на смотрины…»
(Из эссе краеведов Александра
и Владимира В о р о б ь ё в ы х).
«Имя Зинаиды Николаевны Райх редко упоминается рядом с именем Сергея Есенина… - со светлой печалью говорит о матери и отце их дочь Татьяна Есенина. – В годы революции личная жизнь поэта не оставляла прямых следов в его творчестве и не привлекала к себе пристального внимания….». О матери: «…Она могла быть какой угодно – смешливо-радостной, нежной, поэтичной, бурной, гневной, резкой, а в глазах всегда где-то прятались грусть
и печаль…». Об отце: «. …Глаза одновременно и веселые и грустные. Он рассматривал меня,
кого-то при этом слушая, не улыбался. Но мне было хорошо и от того, как он на меня смотрел,
и от того, как он выглядел…».
Вечер черные брови насопил.
Чьи-то кони стоят у двора.
Не вчера ли я молодость пропил?
Разлюбил ли тебя не вчера?
Не храпи, запоздалая тройка!
Наша жизнь пронеслась без следа.
Может, завтра больничная койка
Успокоит меня навсегда.
Может, завтра совсем по-другому
Я уйду, исцеленный навек,
Слушать песни дождей и черёмух,
Чем здоровый живет человек..
Позабуду я мрачные силы,
Что терзали меня, любя.
Облик ласковый! Облик милый!
Лишь одну не забуду тебя.
Пусть я буду любить другую,
Но и с нею, с любимой, с другой,
Расскажу про тебя, дорогую,
Что когда-то я звал дорогой.
Расскажу, как текла былая
Наша жизнь, что былой не была…
Голова ль ты моя удалая,
До чего ж ты меня довела?
1923
1.
…Многое вспомнишь родное далекое, Слушая ропот
колес непрестанный, Глядя задумчиво в небо широкое…
…Шесть с лишним десятилений назад Орловobщина основательно «приблизилась» к Рязанщине. Тогда из Орловской в Липецкую область перешло девять районов: Волынский, Долгоруковский, Елецкий, Задонский, Измалковский, Краснинский, Становлянский, Чернавский, Чибисовский.
Как известно, из Рязанской же («есенинской») области в новую «территориальную единицу» перешло десять районов, а именно: Берёзовский, Воскресенский, Данковский, Добровский, Колыбельский, Лебедянский, Лев-Толстовский (Астапово) , Троекуровский, Трубетчинский, Чаплыгинский (Раненбургский).
Герб Орла (описан в грамоте начала ХУ111 столетия): «В золотом щите на синем поле белый город с красными кровлями и чёрным над среднею башнею одноглавым орлом, у которого на голове золотая корона». Герб Орловской губернии: «В лазоревом щите серебряная крепость с тремя башнями, из которых средняя выше, с открытыми воротами и увенчана золотым Императорским орлом. Щит увенчан Императорскою короною и окружён золотыми дубовыми листьями, соединенными Андреевскою лентою».
Дороги, дороги… Орловско-подмосковные горизонты… Где-то здесь родилось тургеневское :
Утро туманное, утро седое,
Нивы печальные, снегом покрытые,
Нехотя вспомнишь и время былое,
Вспомнишь и лица, давно позабытые.
Вспомнишь обильные страстные речи,
Взгляды, так жадно, так робко ловимые,
Первые встречи, последние встречи,
Тихого голоса звуки любимые.
Вспомнишь разлуку с улыбкою странной,
Многое вспомнишь родное далёкое,
Слушая ропот колёс непрестанный,
Глядя задумчиво в небо широкое.
Крылатая легенда дошла до наших дней, возвращая ко временам былинным, эпическим, древнейшим. Посланцы Москвы решили заложить на южных границах государства ещё одну крепость. Лес застонал от топоров. С векового дуба воспарил потревоженный орёл. Из поднебесья взирала гордая птица на происходящее. Люди решили дать будущему городу имя этой птицы. Река же здешняя именуется Орликом.
Древний Орёл поддерживал связи с Ельцом, Дубком, Ворголом, Добрым, Лебедянью, Данковом, Сокольском, Усманью, Задонском, Чернавском. Орловская губерния существовала с 1796 по 1928 год. Территория прежних Елецкого (полностью) и Ливенского (частично) уездов находится в пределах Липецкой области. Наша область как бы «наследует» уже 55 лет значительный духовный и материально-экономический потенциал орловско-елецких, орловско-липецких территорий.
У Константина Паустовского есть наблюдение, навеянное Подстепьем: «Поэтическое, полное лиризма ощущение от тех или иных уголков нашей страны почти всегда связано с областью знания. Чем больше мы знаем о них, тем сильнее их поэтическая окраска… Иногда эти места совершенно не отличаются от сотен таких же мест. Взять хотя бы город Елец… Елец отчасти похож на Рязань, на бывший Козлов, на Липецк. Но в Ельце особенно сильно чувствуешь сотни раз описанные Буниным уголки России, её прелесть, джыхание её безграничных ржаных полей».
Тургеневские очерки и рассказы («Лебедянь», «Касьян с Красивой Мечи») донесли до наших дней «время былое», «родное далёкое».
Касьян, встретившийся повествователю на Красивой Мечи, знает как «кулички свистят», «зайцы кричат», «селезни стрекочут». Касьян перекликается с птицами, передразнивая перепелов, жаворонков; он знал тайны целебных трав. Тепло и задушевно говорит Касьян о своих родных краях: «Там места привольные, речные. Там у нас, на Красивой-то Мечи, взойдёшь на холм, взойдёшь - и… что это? а?.. И река-то, и луга, и лес: а там церковь, а там опять пошли луга. Далече видно, далече. Вот как далеко видно… Смотришь, смотришь, ах ты, право!..».
… Помните тургеневских «Певцов»? «…Он глубоко вздохнул и запел… Первый звук его голоса был слаб и неровен И. казалось, не выходил из его груди, но принёсся откуда-то издалека, словно прилетел случайно в комнату. Странно подействовал этот трепещущий, звенящий звук на всех нас; мы взглянули друг на друга, а жена Николая Ивановича так и выпрямилась. За этим первым звуком последовал другой, более твёрдый и протяжный, но всё ещё видимо дрожащий, как струна, когда, внезапно прозвенев под сильным пальцем, она колеблется последним, быстро замирающим колебанием, за вторым - третий, и, понемногу разгорячаясь и расширяясь, полилась заунывная песня. «Не одна во поле дороженька пролегла», - пел он, и всем нам сладко становилось и жутко. Я, признаюсь, редко слыхивал подобный голос: он был слегка разбит и звенел, как надтреснутый; он даже сначала отзывался чем-то болезненным; но в нём была и неподдельная глубокая страсть, и молодость, и сила, и сладость, и какая-то увлекательно-беспечная, грустная скорбь. Русская, правдивая, горячая душа звучала и дышала в нём, и так и хватала вас за сердце, хватала прямо за его русские струны. Песнь росла, разливалась. Яковом, видимо, овладевало упоение: он уже не робел, он отдавался весь своему счастью; голос его не трепетал более - он дрожал, но той едва заметной внутренней дрожью, которая стрелой вонзается в душу слушателя. Помнится, я видел однажды, вечером, во время отлива, на плоском песчаном берегу моря, грозно и тяжко шумевшего вдали, большую белую чайку; она сидела неподвижно, подставив шелковистую грудь алому сиянью зари, и только изредка медленно расширяла свои длинные крылья навстречу знакомому морю, навстречу низкому, багровому солнцу; я вспомнил о ней, слушая Якова…».
Орловско-липецко-рязанских школьников, учащихся, отроков и отроковиц из поколения в поколение чарует задушевная музыка тургеневского повествования:
«…Он пел. совершенно позабыв и своего соперника, и всех нас, но, видимо, поднимаемый, как бодрый пловец волнами, нашим молчаливым, страстным участьем. Он пел, и от каждого звука его голоса веяло чем-то родным и необозримо широким, словно знакомая степь раскрывалась перед вами, уходя в бесконечную даль. У меня, я чувствовал, закипали на сердце и поднимались к глазам слёзы; глухие сдержанные рыданья внезапно поразили меня… Я оглянулся - жена целовальника плакала, припав грудью к окну. Яков бросил на неё быстрый взгляд и залился ещё звыонче, ещё слаще прежнего; Николай Иванович потупился, Моргач отвернулся; Обалдуй, весь разнеженный, стоял, глупо разинув рот; серый мужичок тихонько всхлипывал в уголку…
… Не знаю, чем бы разрешилось всеобщее томленье, если б Яков не кончил на высоком, необыкновенно тонком звуке - словно голос у него оборвался. Никто не крикнул, даже не пошевельнулся; все как будто ждали, не будет ли он ещё петь; но он раскрыл глаза, словно удивлённый нашим молчаньем, вопрошающим взором обвёл всех кругом и увидал, что победа была его…».
Древний Орёл… Орловская губерния (существовавшая с 1796 по 1928 гг.). Уроженцы Орловщины - великие русские поэты Фёдор Иванович Тютчев, Афанасий Афанасьевич Фет-Шеншин, даровитейшие прозаики Николай Семёнович Лесков и Леонид Николаевич Андреев, русский гений Иван Сергеевич Тургенев.
Орловское Подстепье оказалось в поле зрения замечательного этнографа и культуролога С.В. Максимова, автора «Крылатых слов», «Бродячей Руси Христа ради».
Наиболее известный старинный промысел края - орловское кружево.
Орловско-липецкий край прославили своей культурно-просветительской деятельностью Стаховичи (из Пальна-Михайловки); художественную жизнь России трудно представить себе без творческого наследия Л.М. Жемчужникова, В.Н. Мешкова, Н.П. Ульянова, Н.И. Москалёва, Н.Н. Жукова.
Земляки чтут замечательных сынов и дочерей своего края. Памятники и мемориалы напоминают о ратной и трудовой славе. Проходят литературно-музыкальные праздники, чтения, конференции, симпозиумы, олимпиады, конкурсы, посвящённые Николаю Данилевскому, Ивану Бунину, Александру Левитову, Александру Эртелю, Михаилу Пришвину, Марко Вовчок, Павлу Шубину, Тихону Хренникову, нравственно-духовным проблемам «провинции», Великой Победе, перспективам созидания…
2.
…За то, что девочкой неловкой
предстала ты мне на пути моём… -
это есенинские слова, обращённые к будущей супруге Зинаиде Райх на подаренной ей фотографии поэта.
…Орёл, Кромская улица, 58. Крытый железом деревянный дом. Пять окон с резными наличниками. Некогда принадлежал он дворянке Варваре Ивановне Данцигер (урожденной Викторовой). Здесь жили Николай Андреевич Райх и Анна Ивановна Райх (урожденная Викторова). Здесь жила Зинаида Николаевна Есенина (Райх)…
… «В конце августа 1917 г. молодые приехали в Орёл с Алексеем Ганиным, чтобы отметить скромную свадьбу, познакомиться с родителями и родственниками Зинаиды Николаевны. Трудно поверить, что всю неделю Сергей Есенин с Алексеем Ганиным просидели в доме на Кромской. Надо думать, они обязательно пробежались по книжным магазинам и лавкам, просмотрели новинки литературы, купили только что вышедшую из печати первую книгу стихов Евгения Сокола «Триолеты и мадригалы», пили пиво в ларьке около церкви Михаила Архангела, побывали на стрелке, где 351 год назад была заложена крепость Орёл. Это был первый, но не последний приезд Есенина сюда… В сентябре молодые вернулись в Петроград…
…29 мая 1919 г. родилась Татьяна Есенина. Есть сведения, но пока неподтвержденные, что Сергей Александрович приезжал в Орёл на смотрины дочери…
Новые заботы о дочери надолго задержали Зинаиду Есенину в Орле. С 1 августа 1918 г. она инспектор Наркомпроса, через месяц – заведующая театрально-кинематографической секцией Орловского окрвоенкома, а с 1 июня по 1 октября 1919 г. – заведующая подотделом искусства в губнаробразе… Во время приближения к Орлу армии Деникина она и Есенин потеряли друг друга. Когда обстановка нормализовалась, Зинаида Есенина приезжала в Москву и встречалась с Сергеем. Сюда она привезла Татьяну. Около года они жили втроем…
(из заметок Александра и Владимира Воробьёвых).
Из воспорминаний Татьяны Есениной («Зинаида Николаевна Райх»):
«…С детства я знала, что к матери обращены ещё два стихотворения» - «Вечер черные брови насопил…» и «Цветы мне говорят – прощай…»
Цветы мне говорят прощай,
Головками кивая низко.
Ты больше не услышишь близко
Родное поле, отчий край.
Любимые! Ну что ж, ну что ж!
Я видел вас и видел землю,
И эту гробовую дрожь
Как ласку новую приемлю…
Весенний вечер. Синий час.
Ну как же не любить мне вас,
Как не любить мне вас, цветы?
Я с вами выпил бы на «ты»…
… 19 февраля 1921 года в суд города Орла было направлено заявление: «Прошу не отказать в Вашем распоряжении моего развода с моей женой Зинаидой Николаевной Есениной – Райх. Наших детей Татьяну трех лет и сына Константина одного года – оставляю для воспитания у своей бывшей жены Зинаиды Николаевны Райх, беря на себя материальное обеспечение их, в чем и подписуюсь. Сергей Есенин».
…С марта 1921 года Зинаида Николаевна на театральных курсах в Орле преподаёт историю театра и костюма.
Шуми, левкой и резеда.
С моей душой стряслась беда.
С душой моей стряслась беда.
Шуми, левкой и резеда…
Ах, колокольчик! твой ли пыл
Мне в душу песней позвонил
И рассказал, что васильки
Очей любимых далеки.
Не пой! не пой мне! Пощади.
И так огонь горит в груди.
Она пришла, как к рифме «вновь»
Неразлучимая любовь…
Цветы мои! не всякий мог
Узнать, что сердцем я продрог,
Не всякий этот холод в нем
Мог растопить своим огнём,
Не всякий, длани кто простер,
Поймать сумеет долю злую.
Как бабочка – я на костер
Лечу и огненность целую…
… 5 октября 1921 г. , по заявлению З.Н. Райх, народный суд 4-го участка Орловского судебного округа при судье С.Я. Лебединском «…заочно определил – брак гражданки Зинаиды Николаевны Райх с гражданином Сергеем Есениным… расторгнуть, З.Н. Есениной впредь носить фамилию Райх. Малолетних детей… оставить на попечение матери. Предоставить право Есениной обратиться в соответствующий нарсуд с ходатайством о взыскании с Есенина расходов на содержание детей…»
Я не люблю цветы с кустов,
Не называю их цветами.
Хоть прикасаюсь к ним устами,
Но не найду к ним нежных слов.
Я только тот люблю цветок,
Который врос корнями в землю,
Его люблю я и приемлю,
Как северный наш василек…
И на рябине есть цветы,
Цветы – предшественники ягод,
Они на землю градом лягут,
Багрец свергая с высоты.
Они не те, что на земле.
Цветы рябин другое дело.
Они, как жизнь, как наше тело,
Делимое в предвечной мгле…
Из воспоминаний Татьяны Сергеевны Есениной:
«Летом 1922 года два совершенно незнакомых мне человека – мать и отчим – приехали в Орёл и увезли меня и брата от деда и бабки…».
Любовь моя! прости, прости.
Ничто не обошёл я мимо.
Но мне милее на пути,
Что для меня неповторимо.
Неповторимы ты и я.
Помрем – за нас придут другие.
Но это все же не такие –
Уж я не твой, ты не моя…
Цветы, скажите мне прощай,
Головками кивая низко,
Что не увидеть больше близко
Её лицо, любимый край.
Ну что ж! пускай не увидать!
Я поражен другим цветеньем
И потому словесным пеньем
Земную буду славить гладь…
В очерке-эссе о сыне великого поэта – Константине Сергеевиче Есенине будут воспроизведены (перекликающиеся с воспоминаниями сестры Татьяны Сергеевны Есениной) исповедально-задушевные свидетельства о жизни, личности, творческой индивидуальности Зинаиды Николаевны Райх-Есениной. «Моя троица», - ласково говорил Сергей Есенин о своей покинутой семье, фотографический снимок которой был всегда при нём.
А люди разве не цветы?
О милая, почувствуй ты,
Здесь не пустынные слова.
Как стебель тулово качая,
А эта разве голова
Тебе не роза золотая?
Цветы людей и в солнь и в стыть
Умеют ползать и ходить…
Я видел, как цветы ходили,
И сердцем стал с тех пор добрей…
…………………………………………….
И потому, что я постиг,
Что мир мне не монашья схима,
Я ласково влагаю в стих,
Что все на свете повторимо.
И потому, что я пою,
Пою и вовсе не впустую,
Я милой голову мою
Отдам, как розу золотую.
Из воспоминаний Татьяны Есениной:
«…Скажу сначала ещё об одном стихотворении. В нём есть строфа, где речь идёт, я убеждена в этом, о Зинаиде Николаевне. Этого нельзя было понять, пока не разыскали Шаганэ Нерсесовну Тальян и не были опубликованы ее снимки,
Вот эта строфа:
Шаганэ ты моя, Шаганэ!
Там, на севере, девушка тоже,
На тебя она страшно похожа,
Может, думает обо мне…
Шаганэ ты моя, Шаганэ.
На снимке анфас Шаганэ Нерсесовна удивительно похожа на Зинаиду Николаевну. Любуясь эффектом, я несколько раз раскладывала перед непосвященными людьми четыре снимка, один Тальян и три – матери: они были убеждены, что на всех четырех изображена одна и та же женщина…»
Из воспоминаний Татьяны Есениной:
«Стихи «Цветы мне говорят – прощай…» написаны поэтом за два месяца до его гибели: «…я навеки не увижу ее лицо и отчий край».
Что я могу сказать о них? Только то, что, рассказывая мне об отце, мать всегда их вспоминала, а если о них говорил в нашем доме кто-то другой, то обычно именно в связи с тем, что они имеют отношение к Зинаиде Николаевне. Может быть, слова Есенина, кому-то сказанные, заставляли так думать, а может быть, те, кто знал отца и мать, просто чувствовали, что это к ней были обращены строки:
И, песне внемля в тишине,
Любимая с другим любимым,
Быть может, вспомнит обо мне
Как о цветке неповторимом…
