Авторский блог Евпраксия Макошева 01:20 29 февраля 2020

О СОБЫТИЯХ СЕЗОНА И О ТЕХ, КТО ОСТАЁТСЯ ЛЕГЕНДОЙ

Новые Оркестры и исполнители, а также выдающиеся мастера сцены на пике успеха. Что ожидает всех после спада

двойной клик - редактировать изображение

События в мире искусства
Кто и почему становится лучшим в мире исполнителей







Темой сегодняшней моей статьи станут самые яркие, на мой взгляд, Московские культурные события осенне-зимнего сезона, мимо которых нельзя было пройти. Это не обязательно премьеры или концерты. Иногда появление полноценного исполнителя на труднейшую ключевую партию в оперной постановке, как это случилось с вагнеровским "Лоэнгрином" в постановке Каспера Хольтена в Новой опере (Лоэнгрин - Михаил Губский, Тельрамунд - Андрей Бреус) и с "Саломеей" Рихарда Штрауса в постановке Екатерины Одеговой (Саломея- Елена Стихина, Иродиада- Маргарита Некрасова) оживляет спектакль и заставляет зрителей вновь толпиться у двери театра с вопросом о лишнем билетике.
В этом сезоне невозможно было пройти мимо нескольких концертов в КЗЧ с участием молодого и накрепко спаянного прекрасной музыкой в единое целое коллектива Московского молодёжного национального симфонического оркестра. Особенно, когда им управлял дирижёр Димитрис Ботинис. В этот оркестр счастливо попали лишь те студенты или выпускники консерваторий разных городов, которые были лауреатами авторитетных международных конкурсов и, затем, успешно прошли отборочное прослушивание. Ну а Димитрис Ботинис, один из самых ярких сегодня представителей мирового дирижёрского Олимпа, сам ещё совсем недавно собрал лавры победителя на всех самых авторитетных конкурсах дирижёров. Ярослав Тимофеев, о нём стоит сказать пару слов отдельно. Выпускник факультета искусствоведения Московской консерватории стал неожиданным украшением аншлагового ночного филармонического концерта "МАМА, Я МЕЛОМАН". Его рассказ о творческом противостоянии Петербургской и Московской школ композиторского искусства, представителями которых оказались в своё время Милий Балакирев и Пётр Чайковский, предварял исполнение молодёжным оркестром Симфонической сюиты "Ромео и Джульета" П.И.Чайковского. И было очень интересно слушать, как подробности гармонических модуляций через энгармонический аккорд, заказанные москвичу Чайковскому петербуржцем Балакиревым вместе с необходимыми тональностями главных тем <любви и смерти, Монтекки и Капулетти> вдруг превратились в очень смешные истории благодаря изысканной манере подачи и искромётному чувству юмора Ярослава. Вот не напрасно утверждают, что ум человека определяется его умением просто рассказать о самых сложных вещах. Я здесь скажу мимоходом, что не являюсь любителем конферансье, а если говорить прямо, они меня больше огорчают своим присутствием в концертных программах, чем радуют. Но похоже, Ярослава эта нелюбовь никак не коснётся. Жду новых концертов с его участием.
Звучала в этом концерте и самобытная, с симпатичными ритмическими и гармоническими заковыристостями, довольно редко исполняемая музыка сюиты "Жар-птица" другого русского автора, Игоря Стравинского. Впечатления, очень яркие и праздничные, остались в моём сердце после игры солистов оркестра (а этот оркестр из них и создан, как вы помните),- тромбонистов Старшинова и Мажорина, тубиста Бармина, валторнистки Насибовой, скрипачки Тарасян, ударника Киселёва... Музыка Стравинского тем особенно и хороша, что позволяет нам услышать сольные отрывки у всех солистов групп оркестра, даже у медных духовых и ударных. Следующий концерт серии прошёл вчера. На любой концерт этого оркестра нужно идти обязательно. От их задора оживёт даже мёртвый.

Зарядье. Большой зал.
Иван Рудин, дирижёр, пианист и неизменный организатор
Общероссийского фестиваля классической музыки ArtLongo

Этот прекрасный новый зал становится всё более и более популярным у московской публики. Мой выбор остановился на одном из самых популярных у зрительской аудитории и, как хорошее вино уже за двадцать лет настоявшемся, широко известном, проходящем во многих городах России одновременно, фестивале "ArtLonga", завершившимся Рахманиновским марафоном, где в один день прозвучали все четыре фортепианных концерта и Рапсодия на тему Паганини для ф-но с оркестром в исполнении солистов, взявших вторые и третьи премии в Конкурсе им. П.И.Чайковского в разные годы. Мероприятие получилось грандиозным. Организатор его, Иван Александрович Рудин, дирижёр и прекрасный пианист-виртуоз, исполнил незаслуженно редко бывающий в афишах первый концерт. Когда мы говорили с ним в перерыве между концертами Рахманинова, он, с присущей ему теплотой, описывал красоту второй части, небесные аккорды и сложности в координировании темпов и ритмов оркестра и солиста с дирижёром, сопоставимые со сложностями второго концерта. Он рассказал мне и о том, что нынешний фестиваль уже двадцатый и темой его стала не только музыка Рахманинова, но и тридцатилетний юбилей Московского государственного симфонического оркестра, который Иван возглавил три года назад, когда понял, что его петербуржский период в обучении дирижированию, как искусному умению аккомпанировать солисту в концертах, равно как исполнять симфонические произведения, должен логически завершиться практическим применением. На фестиваль он пригласил и других, неизвестных пока московской публике молодых дирижёров из разных городов России встать за пульт большого зала Зарядья, дав, тем самым, возможность продемонстрировать своё мастерство на примере интерпретации сложнейших произведений. Прямо скажу, с этой задачей справился каждый из участников, справился и организатор. Пианисты Андрей Гугнин (второй рахманиновский концерт), Алексей Мельников (третий), Вадим Руденко (четвёртый, наиболее сложный и для пианистов, и для дирижёров), Константин Емельянов (Рапсодия) достойно выдержали этот прекрасный марафон. Я должна отдельно добавить, - когда мы говорили в гримёрке с Иваном Рудиным, он рассказывал о своих незабываемых впечатлениях, об игре Вадима Руденко на конкурсах П.И.Чайковского 1994 и 1998 годов, когда пианист стал лауреатом II и III Премий. Первую не присудили тогда никому по, до сих пор непонятным профессионалам, надуманным причинам. Рудин запомнил Вадима сразу, с первого тура, с его блестящего исполнения второго шопеновского этюда из десятого опуса, похожего на мягкий шелест осенней листвы, шуршащей у ног. Тот потрясающей красоты звук, память о котором остаётся в сердце Ивана Александровича до сего дня, вызывая неизменное желание услышать пианиста Вадима Руденко ещё и ещё раз, не оставил Рудину выбора, когда нужно было продумывать программы и решать, кого же из солистов приглашать на фестиваль. Вадим Руденко для Ивана был самым простым выбором. Благодаря звуку невероятной прозрачности и простоты, сравнимому с тихой речью благородного человека, благодаря виртуозности, необыкновенному таланту Вадима Леонидовича, в плюс к организаторским способностям куратора фестиваля, встреча со зрителями гения, как импровизации, так и классических интерпретаций, наконец, снова состоялась. Иван, как только случай представился, позвал на труднейший четвёртый концерт именно Руденко. Могу сказать, я тоже теперь постоянно слежу за афишей этого исполнителя.

Антон Шабуров, молодой дирижёр Хабаровского симфонического оркестра тоже прекрасно справился с задачей.
В прошлом году, когда Баху исполнилось бы 333, Иван Рудин завершал свой очередной фестиваль Бахианой. Десять часов без перерыва в большом зале Зарядья звучали двух-, трёх- и четверные клавирные концерты И.С.Баха. Дань была отдана не только великому автору, почитание творческих высот которого безусловно, но и одному из педагогов Рудина, бахисту Евгению Королёву. С нетерпением жду октября 2020, когда Зарядье, Большой зал консерватории, залы Севастополя и Симферополя вновь откроют свои двери фестивалю ArtLongo. Чему будет посвящено новое творческое устремление и чьё имя станет главным в этом году, мы узнаем уже весной. Надеюсь, что любовь Ивана Рудина к юбилейным цифрам сработает в пользу П.И.Чайковского.

Филармонические и консерваторские концерты БОРИСА БЕРЕЗОВСКОГО

Я думаю, что не наступил пока ещё тот день, когда кто-либо из яркого поколения молодых талантливых исполнителей мог бы сравниться с Борисом в нечеловеческом трудолюбии и талантливом, не только исполнении, но и личностном мастерстве общаться с аудиторией. Этим своим очень органичным умением располагать к себе самых недоверчивых снобов он покоряет самую взыскательную публику. Березовский будто окутывает вас дивными, завораживающими звуками, затем взрывает зал немыслимой мощи пассажами, а потом пронзительной нежностью медленных частей, он раскрывает перед слушателем какие -то невероятные глубины, о которых говорит очень человечно. Борис сильно выделяется из плеяды виртуозов сегодняшнего пианизма.

Когда после мощного звука очередного концерта, он встаёт из-за рояля и обращается к зрителям кротким, мягким и очень добрым голосом, в полной тишине огромного зала этому его спокойному голосу отвечает каждый зритель, будто только что сказанное слово обращено лично к нему. Он никогда не играет дежурно, хотя каждое его исполнение из ряда выдающихся, это да. Но он всегда играет с настроением периода жизни. Сквозь чистоту и прозрачность музыки Дебюсси или Скрябина, народность фольклористики Бартока или Стравинского, фактурное богатство Рахманинова и Метнера или сквозь депрессивность надрыва Шнитке вы всё равно обязательно услышите, каков сегодня сам Березовский. Никогда не однообразный, никогда не пустой, никогда не скучный...
Помнится, лет десять назад, в одном из своих интервью, сорокалетний Борис Вадимович говорил, что торопится исполнить все известные замечательные виртуозные сочинения, которые он, вероятно, не сможет исполнять в пятьдесят,- сонату "По прочтению Данте", Трансцендентальные этюды Листа, Мефисто- вальс, "Исламея" Балакирева, 3й и 4й концерты Рахманинова, концерт Бартока...Так считается, таков опыт, известный мудрости уже прошедших славный путь пианистов. И что же Березовский, сегодняшний, пятидесятилетний? А ничего из того, чего сам он от себя в пятьдесят один ждать тогда не мог. Только за прошедшие пару- тройку лет мне (а я знаю о нём крайне мало) довелось услышать вновь выученные им и с блеском сыгранные на разных площадках сложнейшие опусы. Это три концерта П.И. Чайковского, вернее два (второй и третий) плюс Концертная фантазия соль мажор для ф-но с оркестром в двух частях, которая ничем от концерта не отличается. Первый концерт он играл издавна, ещё со времён своей победы в конкурсе. В те годы, когда любимый Березовским Пётр Ильич искал новые композиторские формы изложения музыки, к свободной трактовке по части музыкальной формы относились крайне негативно. Однако Чайковскому было тесно в устойчивой сонатной форме, принятой для симфонических и концертных произведений. Он удерживал себя в строгих рамках, сколько мог. Но, уже когда принялся сочинять второй фортепианный концерт, тоже соль мажорный, как и Концертная фантазия, которую блестяще исполнил Борис Березовский в консерваторском концерте 17 февраля 2020, решил дать фортепиано столь огромный и высоко техничный в самой высокой степени сольный кусок, что его невозможно было бы назвать разработкой тем первой части. Когда же ещё и виолончели досталось огромное соло, композиторы Петербургской школы возмущённо заговорили о самодеятельности Чайковского, и уже не шёпотом. А Пётр Ильич ужасно переживал, но подчинился той воле, которая вела его свыше. В Концертной фантазии он уже полностью отказался от разработки, он отдал всю среднюю часть, огромную и виртуознейшую, фортепианному соло. Критики по привычке растерянно называли фортепианное соло каденцией. Это огромное многостраничное рояльное туше, насыщенное невероятно волнующими виртуозными пассажами, в исполнении Березовского тоже трудно назвать каденцией. В нём - та же свобода, она вела в своё время Чайковского и не давала ему отступить, она же всякий раз ведёт Березовского. Но я продолжу перечислять... Помимо Концертов Чайковского, Березовский играл впервые для себя некоторые из концертов Шостаковича и Прокофьева. Сольные рахманиновская и скрябинская программы, которые любому высококлассному музыканту трудно играть в непрофессиональной аудитории, не подготовленной предварительно, была принята на ура в КЗЧ. На 125-летнем юбилее Гнесинки прозвучал концерт А. Шнитке для камерного оркестра и фортепиано, ранее в консерваторском большом зале и КЗЧ- концерты Д.Гершвина, К.Дебюсси, М.Равеля, Б.Бартока. А ещё - огромное количество потрясающей и сложной в исполнении камерной музыки,- одна только рахманиновская соната для виолончели и фортепиано чего стоит. Пожалуй, я остановлюсь, это уже становится бессмысленно, потому что музыкантам, неплохо владеющим инструментом, и без моих описаний отлично известно, какие именно произведения в состоянии или не в состоянии не только играть в концерте, но и просто выучить головой и руками, пианисты разного уровня. В отличие от любителя, профессионал идёт не на всякий заявленный концерт. Он старается увидеть, каков именно уровень музыканта, по подготовленной программе. Некоторые произведения бывают по сложности абсолютно недоступны исполнителям средней руки. Вот на них обычно и устремляется, наполняя в предвкушении залы, образованная публика, которая идёт за пианистическими вкусностями и исполнительским адреналином.

Но бывают программы, которые, порой, не по плечу даже исполнителю высшей касты, при условии, если в одном концерте собраны несколько опусов высочайшей сложности, требующие особых качеств, о которых ниже. Это похоже на своеобразный марафон на выносливость, где отсеивают вторых и оставляют лишь первых, как на спортивных состязаниях. Хотя никто из настоящих исполнителей ни с кем не борется, они идут к творческим вершинам, совершенствуя самих себя, никак иначе.
Рядом с кастой первых живут исполнители послабее. Они, имеющие хорошее образование или даже показавшие самобытность во время обучения в консерватории, всё равно, сколько бы не предпринимали попыток, не смогут покорить сложных больших пространств, им суждено лишь записываться в благоприятных условиях студий, если найдут средства, или играть в небольших пространствах художественных галерей,- Нико, Арбата, Третьяковки, Брокгаузовской Пушкинки, в Домах культуры, Аптекарском, малых залах филармонии, Дома музыки и Зарядья. Их, как в нынешних актёрском или модном мире, нужно подпитывать деньгами извне, сами они почти никогда не пробивают себе дороги. Многим не приходится расчитывать на то, что акустические тучи БЗК или КЗЧ (а вокалистам- Большого театра, Лиссео, Альберт-холла, Ла Скалла или Метрополитен опера) удастся рассеять за счёт доброго слушателя, хорошего самочувствия, настроя или погожего денька. У таких обычно нет в характере самого главного для крупного концертного музыканта. Не просто пианизма, техничности, таланта и автоматической грамотности в прочтении деталей, но и обязательно - пианистической мощности, личностной мощи, огромной воли, желания и умения играть концерты ВСЕГДА и ВЕЗДЕ, заниматься в любых обстоятельствах, самоотверженно служа высшему началу, царственной музыке и зрителю, и умения расчитывать силы. Из этих качеств складывается лучший из музыкантов, о котором будут ходить легенды, и который когда-то был одним из многих гениальных мальчиков, а сегодня стал уникальным исполнителем. Легендами прошлого стали русские виртуозы пианизма и вокала, виолончели и скрипки Рахманинов, Гилельс, Скрябин, Прокофьев, Игумнов, Власенко, Софроницкий, Атлантов, Нестеренко, Обухова, Масленникова, Шахматова, Образцова..., безусловно сегодняшний наши современники Соколов и Березовский и ещё некоторые исключительные исполнители. Возможно, по этим причинам, несмотря на то, что сейчас классическое исполнительство находится в одной из высших своих точек по востребованности, как это было уже несколько раз в предшествующем двадцатом веке, мы можем по пальцам перечесть выдающихся пианистов-женщин. Мы обязательно вспомним русских Юдину и Тимофееву, Вирсаладзе и Трулль, Постникову и Николаеву, западных Аргерих и Энжерер, можно продолжать ещё немного, но лучше будет остановиться, осторожно поглядывая на прекрасную молодёжь, - на Григорян, Довгань, Стычкину... Мужской ряд гораздо более многочислен по неполному ряду указанных выше причин.
В условиях дичайшей конкуренции и при огромном количестве концертирующих музыкантов, воспитанных педагогами Русской и Советской школы, находящимся сегодня на пике популярности, юным победителям конкурсов следует уже сейчас думать о том, что за высокой волной успехов неизбежно последует спад. Он вызовет и отсутствие у публики желания посещать концерты так активно. Так уже было, разные случались времена. А милостей от слушателей и критиков нашего безжалостного времени ждать не стоит. Но эти страшилки врядли могут коснуться Бориса Березовского. Каждый год своей творческой биографии он делает уникальным по достижениям и первопроходческим в новаторских открытиях. Когда после сольного концерта в акустически неподдающемся зале КЗЧ он играет на бис три транскрипции Годовского, это вызывает изумление. А есть ли предел для этого человека, которому в пятьдесят один подвластны такие намеренно-неудобные композиторские технические трудности после насыщенной концертной программы. Ведь многим другим они не поддаются уже в сорок, некоторым вообще никогда. Возможно, этого предела нельзя пока найти в его пианизме, потому что не видится пределов и его безгранично тёплой души. В марте он организует приуроченную к годовщине смерти Натальи Шевельковой выставку её художественных работ, которая пройдёт в Есенин-центре. Почти уверена, что он делает это бескорыстно и пригласит всех желающих. Расскажу об этом в марте. Потом чередой пойдут фестивали, новые концерты, новые проекты, - музыкальные, фольклорные, архитектурные. "Всё равно нужно делать что-то интересное",- так он говорит. И делает.

Жоау Шавьер
Класс Э.Вирсаладзе. Консерватория


На подобные концерты всегда стоит ходить, потому что класс Элисо Константиновны уже многие годы неизменно радует профессиональными достижениями, вылетают из этого гнезда музыканты почти наверняка яркие и на концертах её выпускников и студентов всегда получаешь настоящее эстетическое удовольствие. Признаюсь, иногда я пристрастно жду, что московские ребята будут ярче, чем иностранные студенты, заранее болею за наших. Однако же декабрьский концерт, в этой части моего неправильного музыкального патриотизма, оказался неудачным. Программы были интересными у всех без исключения, но только один пятикурсник произвёл на меня сильное впечатление, как уже полностью свободный, имеющий индивидуальный стиль и профессиональный исполнитель. Жоау Шавьер из португальского футбольного городка Порту долго привыкал к московским правилам жизни, неустроенности существования в общежитии, чужому неподдающемуся языку, отсутствию хороших инструментов для репетиций. Но всё это уже позади. Когда он впервые познакомился с Русской культурой, а было это в Италии, куда он ездил заниматься к приглашённому педагогу из России Э.Вирсаладзе, понял, что обязательно должен учиться именно в Московской консерватории. И поступил. Теперь он убеждён, что все трудности были не напрасны. Жоау влюблён в русский мир. Сейчас он готовится к летнему конкурсу Катарины Витт, поэтому часть своей шумановской программы блестяще играл в концерте. Затем Шавьер надеется принять участие в австралийском конкурсе пианистов, уже отправил туда диск с записями. Он очень любит русскую музыку, её невозможно не любить, и конечно, в равной степени привержен западной классике, что не удивительно, ведь он студент Вирсаладзе. Прокофьевская сюита к музыке балета "Ромео и Джульетта" прозвучала в его исполнении очень живо, искрилась кажущейся простотой. В ней манко трепетали страсти, то сдерживаемые, то выплёскиваемые наружу из внутренней основы этой музыки. Шуман тоже был хорош, эмоции пульсировали, напоминали о юных романтических волнениях и тревогах.

Я пишу свой краткий обзор, в те самые дни, когда полосы музыкальных изданий заняты десятками публикаций о премьере в Большом театре написанной Н.А.Римским-Корсаковым оперы-сказки "Садко" в постановке Дмитрия Чернякова. Хотя вообще-то, эту режиссёрскую работу трудно связать с авторским либретто к "Садко" Н.А.Римского-Корсакова. Скорее, это замкнутый Садок транслирующего на слушателей свои идеи, очень умного и тонкого нервного человека, издёргивающего такими же как и сам он, тиками своих замыслов все части тел измученных героев сказок и былин. Пусть продолжают восторженно писать об этом почитатели эмоциональной нестабильности постановщика "Салтана" и "Садко", любители восхвалять голого короля, бывшие ведущие шоу Дом-два и те, кто хорошо платит за поддержание образа "страшного русского" на западе. Изжившие себя квесты, напоминающие придумщиков кроссвордов для организации досуга пенсионеров, насильно в оперу "Садко" не вставишь. Сама логика прекрасной музыки и текста, использованных режисёром эскизов декораций и костюмов гениальных художников прошлых лет, оказывают Чернякову почти физическое сопротивление. Также, как они оказывали его режиссёру прежде, в "Сказке о Салтане...", мигрантско-штанной "Снегурочке" французского разлива или алкогольно-бомжачьем "Китеже" амстердамского. Алкогольная тема вообще очень близка Дмитрию. Она, правда, не была близка русскому народу, но для Дмитрия Феликсовича это не важно. Ещё и сорока лет не прошло с того момента, когда Вилен Похлёбкин в своём фундаментальном труде доказал миру, что русский народ не знал алкогольных напитков вовсе до момента, когда Пётр Первый ввёл их распитие на Руси Указом. А уж в былинные или летописные времена и подавно. Но Чернякову и облизывающей его либеральной критике недосуг. Им незачем изучать русскую сказку, прежде чем писать о ней свои очерки, как и ни к чему читать замечательные исследования об этом Проппа, Зеленина, Афанасьева, Сахарова и Макарова или письма самого Римского-Корсакова, говорившего со знанием о вопросе древней русской сказочной культуры в частности, и с теплотой и нежностью о русской народной культуре в целом. Видимо, именно в этой приверженности композитора и кроются истоки ненависти современных мещанствующих журналистов и карикатуристов. Ведь платить могут и перестать, если работать над оперой честно, исходя из музыкальной палитры и либретто. Никому не известные певички гневно вопят на страницах сети о том, что непонимающим такие шедевры нужно запретить вход в Большой театр, но выражают свои эмоции языком жаргона, ясно давая понять нам, что сами они не имеют сколько-нибудь серьёзного представления о признанных шедеврах, известных в мире оперной режиссуры, как эталон, мало читали книг на тему, а языком не владеют вовсе. Хотя книги безусловного мастера оперных учебников и постановок Б. Покровского можно было бы и прочесть перед тем как нахваливать бездарные сценические решения. Зато как много нелепой страсти, как много детского нетерпения и ненависти к другому мнению.
Жаль тратить время на такие постановки. Черняковщина не вдохновляет, а лишь отнимает силы, с самого начала действия создаётся ощущение , что ты попал в вульгарный клуб, полный грязных тел и мыслей, спрятанных в красивые национальные одежды. Яркие пластиковые головы царства Нептуна на туловищах миманса не спасают, а лишь подчёркивают полное несоответствие замыслу, ошибки в расстановке хора создают массу неловкостей в решении звукового наполнения сценического пространства и постоянного несовпадения хора и солистов с оркестром. Музыка настолько гармонична, что казусы этих несовпадений не дают просвета, их так много, что это мешает. Неужели никто не услышал этого на репетициях. Сомневаюсь. Примитивные движения, навязанные Дмитрием Феликсовичем хору, заставляют думать о том, что он перестал быть человеком культурным и изысканным, уж тем более,- он не воспитывает лучших качеств у зрителя, он уничижает и разрушает, лжёт и разделывает на куски то, что было до режиссёрского вмешательства полным жизни и радости, глубины и солнца.
Я думаю, хорошо было бы свести на нет эту пиар-шумиху вокруг ничтожной постановки, да и не ходить на неё в Большой во втором блоке. А лучше и вовсе сегодня писать лишь о тех исполнителях и той музыке, которая вернёт нас к гармонии, если мир вокруг ненадолго отступил от неё.

1.0x