О ЧЕМ ГОВОРИТ БРОНЗА?
взгляд из провинции
Спроси себя
Вот два героя наших дней —
Но кто из них для нас родней? —
Являют нам мужицкий вид.
Их подняла Москва на щит.
Но в святцы не глядя «Левады»,
Спросить себя пытливо надо
(Вопрос ведь тут предельно прост):
Кто к славе Родину вознес,
Чтоб в мир, неся благую весть,
Отлитым в бронзу после сесть?
Один — «святых» реформ герой.
Другой — с поникшей головой,
Мысль на лице его видна—
Куда идет-бредет страна?
двойной клик - редактировать изображение
двойной клик - редактировать изображение
БРОНЗА
Шукшин в Барнауле не был.
Кроме как проездом.
Борис Николаевич Ельцин в Барнауле был. Поднимая народ на углубления реформ.
Тот встречал его более чем прочувствованно.
Поклонники «реформ» из начальства в порыве чувств, пафосно предлагали тогда поставить ему при въезде в город памятник.
Поясняя. За труды по углублению в стране демократии.
За заботу о крае.
Но так случилось, что памятник ему в городе так до сих пор и не поставили.
А вот Шукшину, который Барнаул не любил и тому были как бы причины, объезжал его стороной — поставили.
Но в отличие от бронзового Бориса Николаевича, ныне гордо восседающего в отгроханном на более чем не скупые деньги в циклопических размеров мемориальном центре его имени на его родине, памятник Шукшину в Барнауле сооружен на более чем скупенькие деньги, не волевым решением сверху, а долгой и беспокойной инициативой с низу, при непростых обстоятельствах противостояния с местной творческой элитой, по инициативе и трудами рабочего одного из Барнаульских заводов любителя-скульптора Николая Звонкова, который изваял памятник прославленному земляку.
И отлит он был не в Москве, как это принято, а на одном из барнаульских заводах стараниями местных мастеровых людей.
Место ему определили в начале улицы носящей его имя в новом квартале города.
Что до неисполненной мысли по памятнику Борису Николаевичу, то не однажды приходилось в простонародье слышать речь, что резонней всего было бы его сооружать, то на фоне бывшей главной проходной Барнаульского ордена Трудового красного знамени моторного завода, в котором он весь широкораспахнутый и улыбчивый, посетив его в славном 1992 году, обещал труженикам того все мирские блага общества потребления и безграничную свободу и процветания. Соорудить его на фоне той впечатляющей феерии, которая от него осталась и которую даже рожками и ножками назвать как-то даже неловко.
К материалу прилагаю поэму замечательной барнаульской поэтессы Галины Швец-Некрасовой, которую она написала по заданию редакции. Увы! — приходится констатировать, но поэты, которые могут по заданию редакции писать что-то, ныне перевелись. А потому, эта поэма как бы знаковый случай. (А ей созданы таким образом несколько поэм, особо подчеркнем — заказных — от чего так сегодня так шарахается творческая интеллигенция, к той или иной дате: об отце- фронтовике, о прославленном партизанском командире Ефиме Мамонтове, о житье бытье медицинских работников в глубинке) Не пример ли это для других авторов, которые трутся около крайкома партии только для того, чтобы за свои опусы срубить неважно у какой партии и как литературную премию-вспомоществование. Поэма была тепло встречена читателями. Что неудивительно, если помнить о том резонансе, который имеют и в стране и в крае у нас Шукшинские чтения, на которые ей Богу собирается пол России.
Плюсуем сюда еще две видеокартинки: про орденоносный когда-то завод, на котором в бытность свою улыбчиво обещал его рабочим и ИТР райские кущи рынка и либеральной демократии Борис Николаевич Ельцин.
Заброшенный моторный завод в Барнауле Смарт
https://www.youtube.com/watch?v=WIJ0DkphtTM
Прогулка по Моторному заводу, г. Барнаул
https://www.youtube.com/watch?v=goFb8HshFNY
двойной клик - редактировать изображение
Г.Я. ШВЕЦ-НЕКРАСОВА
ЧТО С НАМИ ПРОИСХОДИТ?
Разлад на Руси, большой
разлад. Сердцем чую.
В.М. Шукшин
Стрелой гудящей Чуйский тракт
Летит к предгориям Алтая.
А солнце, нежась в облаках,
Порой в восторге замирая
От этой дивной красоты,
Вершины гор лучом ласкает,
Вечерним пламенем кусты
Калины красной опаляет.
1
Пшеницы тучные поля,
Березы, синь просторов края,
Катунь привольная — земля
Его, чье имя каждый знает
За дар бесценный, что принес
Всем людям голубой планеты...
Слетает золото берез
К подножью славного Пикета
В глухой сибирской стороне.
В селе, что Сростками зовется,
Нелегкий путь его начнется,
Путь мирный, но как на войне.
Был мальчик ласков, да ершист.
Не замутят война и голод
Истоки чистые души
И детства босоногий холод:
Порою не хватало дров.
А он сестре на русской печке
При слабом свете сальной свечки
До исступленья был готов
Читать все книжки без разбора.
Страсть к знанью прочно в нем жила.
Причиной мать тому была.
Он с малых лет ей стал опорой.
Ведь без отца крестьянский труд
Лег на мальчишеские плечи.
Но он, настырный, мал и худ,
Не жаловался. А под вечер,
Взлетая пулей на полати
(Их делали взамен кроватей),
Так жадно мудрых стариков
Беседы впитывал украдкой.
Потом все занесет в тетрадку,
Потом издаст. И отчий кров,
Где куст растет калины красной,
Опишет по-шукшински ясно.
Правдиво, чисто, без утайки,
Судьбу расскажет мужика.
Все будет после. А пока
Он полной грудью на лужайке
Пикета впитывал тепло
Земли его родного края,
К ней крепко сердцем припадая.
И прочно в кровь оно вошло.
Был в поисках, был на распутье,
Но вот решается — и в путь он,
Как тот архангельский мужик,
В Москву, за знаньем — напрямик.
2
Всю бесприютность и нехватки
Оставлю, всем они видны.
Окрепнув, он через рогатки
Пронес, хоть были те сильны,
Всю маяту души неложной.
Твердил: так дальше невозможно
Жить без стремления вперед —
Он чувствовал переворот,
Разлад в стране. Как Стенька Разин,
Пришел дать волю, звал с собой
В даль светлую, но падал наземь,
Вставал и снова рвался в бой.
В бой с кулаками — кровь из носа —
За правду, что всю жизнь искал.
Походкой крепкою матроса
Свой путь короткий прошагал.
С прищуром взгляд печально-острый,
Сам в напряженье, как струна.
Не каждому с ним было просто.
Но как нуждалась в нем страна!
И он не упустил момента,
Сказал, о чем народ мечтал.
Так тихо и интеллигентно,
И сокровенно так сказал.
Путь гения в России труден.
У Шукшина в короткий срок
Был Разин и Егор Прокудин,
Любавины... Но занемог.
От русской боли задыхаться
Стал, потянулся к землякам,
Чтоб за руки их подержаться,
Чтоб силой зарядиться там.
Все понимал, страдал, что жили
Не так порой. Да мы всегда ль
Любви его достойны были?..
Сам не сдавался и когда
Вдруг край почувствовал земли.
Тянул три воза, как трехжильный.
Имеем то, что заслужили.
Такой талант не сберегли!
Другого гения навряд ли
Россия эта может дать.
Мы рьяно в прошлом ищем пятна,
А надо их в себе искать.
3
Как своенравная Катунь
Через гранитные запоры
Стремится выйти на просторы,
К народу проложил он путь.
О, как спешил! Весь без остатка
Себя работе отдавал.
На вдохе охнула двухрядка,
И он навеки замолчал.
Ждет мать его, судьбе не веря:
Где там единственный сынок?
Неужто не откроет двери
И вновь не ступит на порог?
Калина красная вдовою
Склонила кисти над водою,
Осиротела, друга нет.
Но оглянитесь на Пикет:
Тропа туда не зарастет —
Любовь к нему народ ведет.
А он как бы присел с дороги:
В простой рубахе, босоногий,
Взгляд устремлен устало вдаль,
В нем затаенные тревоги,
И в нем о нас его печаль.
Ему б не выжить в наше время,
Не вынести весь этот ад,
Где мы — потерянное племя —
Бредем по жизни наугад.
Отторгнутые от истоков,
Земли не чуя под ногой.
Терпенья хватит нам насколько,
Чтоб жить с протянутой рукой?
Он знал, что с нами происходит, —
Мы бездуховностью больны.
Но вера не умрет в народе.
Мы смуту победить должны.
Пикет был стартом, он же — финиш.
Но хочется мне крикнуть: «Встань!
Ты правду знаешь, гибнем, видишь?
Нас к свету выведи, бунтарь!»
* * *
Стрелой гудящей Чуйский тракт
Летит к предгориям Алтая.
Все перемелет время в прах.
Но правда выживет. Я знаю.