В чем залог бессмертия? Эссе.
Октябрьскими ночами небо смутно и не видно звёзд. В окна моей городской квартиры шумно и хлестко бьют дождевые жгуты, рассыпаясь на мелкие капли. Внешняя часть подоконника гремит от порывов так, что невольно поёживаешься и натягиваешь на себя плед, хотя и не холодно.
Весь широкий прямоугольный двор в липах и кленах. Листва на них держится густо, и свет городских фонарей теряется в непроглядной тьме между деревьями. Только две березы, взрослые красавицы, несмотря на ночь, излучают тускло-золотой отсвет, будто от двух зажженных керосиновых ламп, и это свечение, проникает ко мне в комнату, отражается на клавиатуре ноутбука и, как мне кажется, несет тепло и уют, согревает сердце, тужится прогнать прочь из души состояние сутеми, тревожного беспокойства.
А беспокойство и тревожность рождаются и возникают ежедневно и даже ежечасно. И они, вероятно, не результат моего психического состояния, а того всеобщего нынешнего бытия, в котором больше смертного мрака, чем жизненосного света.
Кажется, зачем печалиться, когда только в моем городском микрорайоне, как нынче модно выражаться, «в шаговой доступности» почти все бытовые, гастрономические, телесные и прочие удовольствия? Если имеешь деньги, тебе всё нипочем. Живи, потребляй, наслаждайся, голосуй и хвали нынешнюю власть, которая вырастила во многих вот это состояние безмерного потребления, утоления желудочных и прочих, ниже расположенных, инстинктов!
Только в микрорайоне, где живу, семь ресторанов, кафе и всяких других заведений. И всё для разгула плоти, отчего у многих от неумеренных развлечений черствеют души, заплывают равнодушием сердца, тупеют мозги. Под треск и свет фейерверков, гром салютов в честь чего-то или кого-то в полночный час не заснешь, но и не вздрогнешь, потому что всё это стало странной традицией, а для тебя привычкой с помощью звуков воспринимать обязательное еженощное жуирование сытых homo sapiens.
В этот полночный час начинаешь полно ощущать справедливость горькой иронии А.Герцена: «HOMO SAPIENS (человек разумный) – лишь озорная выдумка Линнея!»…
Нет, я не завидую жуирующим. Мне страшно. Страшно потому, что в этом безграничном пире во время чумы немалой части моих соотечественников совершается нечто подлое по отношению к тем, кто искренне служит Отечеству. К тем, кто, не жалея живота своего, строит, созидает, напрягает мысль свою, чтобы выдать миру ТВОРЕНИЕ, чтобы оборонить страну свою, родню от посягательств бесноватых злодеев, ворогов Державы. К тем, кто на дальних подступах к России, за её границами, умирает во имя мира и покоя.
Они, как Вальсингам из трагедии А.С.Пушкина «Пир во время чумы», смелы, не убегают от опасности, встречаются с нею лицом к лицу. Они готовят себя к БЕССМЕРТИЮ, несмотря на то, что странная, смертная ХОЛЕРА гуляет по миру, и уже «телега смерти» проезжает по улицам планеты Земля и собирает заготовленную дань.
А иные, всё более устрашаясь, ищут утешения в Боге, построив на стотысячный город три православных храма и молельный дом для баптистов… Но и это не помогает: безнравственный чад от гуляющей по свету Холеры не щадит и молящихся…
То ли от бессонницы, то ли от сознания того, что холера никого не пощадит, вспоминаешь «маленькую трагедию» Пушкина «Пир во время чумы» и следуешь за бесстрашными эмоциями Вальсингама, который сочинил гимн чуме: «Есть наслаждение в бою, И бездны мрачной на краю, И в разъяренном океане Средь грозных волн и бурной тьмы, И в аравийском урагане, И в дуновении Чумы!»
Вальсингам сам учится наслаждаться смертельной опасностью и пытается втянуть нас в удивительное состояние борьбы со смертью: «Всё, всё, что гибелью грозит, Для сердца смертного таит Неизъяснимы наслажденья – Бессмертья, может быть, залог!»
…Осенняя ночь тянется мучительно долго. По-разному встречают люди смертоносную телегу. Гульба в ресторанах продолжается до рассвета. Хомо сапиенс заливает душу вином, и хмельной туман застит ему очи. Он не видит, он не хочет видеть, как по сумеречным улицам небольшого городка и по всему миру невидимо движется, скрипит, тяжелея, повозка, которую тянет черный человек»
Чума уже рядом, телега скрипит, а я стою у окна, «погруженный в глубокую задумчивость», как и Вальсингам, и уже не знаю, кому верить…
*Иллюстрация из Интернета
