На исходе февраля
На исходе февраль. Солнце уже светит ярко, но виновато, словно стыдясь своего предвесеннего блеска. Угрюмятся от малоснежной зимы поля, печалятся сероватые дали, звенят однотонно синицы.
Но даже в синичьей звени не тонет глухоманная тишь. Свежий воздух приносит необъяснимую щемящую боль. Отчего это? От деревенской пустоты, безлюдья и ощущения сиротства?
Пытаюсь понять свое состояние. Однако всё более ощущаю, как обнимает печаль безмолвную пустоту одичавших полей, присыпанных снегом, а вместе с молчаливой пустотой и меня. В такие минуты хочется вышептать зимнюю тоску родным полям, очеловечить их своим присутствием, обогреть тихим, задушевным словом.
Но вместо моего шепота еще больше взыгрывается синица. И я с охотой усмиряюсь и вижу, как в зазорах ветвей сидит она и звонким пеньем оживляет деревенский околоток и уголки моей опечаленной души, из которой (мне так кажется) она хочет добыть радость, рассеять печаль полей и прогнать прочь мое старческое, тоскливое занудство.
Но вдруг синица умолкает. Она вслушивается, смущаясь, в иные звуки. Кажется, это сипло и глухо звучит флейта. На сиреневом кусточке и под ним сидит пара круглых птиц, в бордовых блузах, бока стянуты темно-серым фраком, и, надуваясь, выводит в свои невидимые дудки предвесенние мелодии.
Это поют снегири. Не знают они, что такое отлеты и прилеты. Неведома им несносная жара Африки. Полюбили они морозную свежесть пустынных просторов России, где часто гуляет пурга, или резвится метелица, или жгуче сверкает серебряным инеем безветренный день. И тогда у какого-нибудь клена или сиреневого куста, склевывая семена, снегири, алея на ветках и даже прямо на сугробе, тихо вздыхают о скором весеннем дне, о любви и о новом семейном жилище, в котором непременно будут пищать дети…
Песня лесных обитателей, прилетевших полакомиться семенами сирени, завораживает. Поет пара – и он, обладатель карминно-красного окраса, и она, одетая в более скромную блузку приглушенно-бордового цвета.
Наблюдать за ними – сплошное удовольствие! В такие минуты забываешь обо всех житейских невзгодах: улетучивается грусть, рассеивается занудное ощущение сиротства, и возвращается жизнестойкая уверенность в том, что впереди ждут тебя простые, неприхотливые радости, душевное равновесие и любовь ко всему живому на свете.
…На исходе февраль. Стою на террасе деревенского дома. Сами по себе в памяти всплывают бунинские строки:
Не налюбуюсь, как сквозят
Деревья в лоне небосклона,
И сладко слушать у балкона,
Как снегири в кустах звенят.
Нет, не пейзаж влечет меня,
Не краски жадный взор подметит,
А то, что в этих красках светит:
Любовь и радость бытия.
