«Их белые платья подрагивали и колыхались, как будто они обе только что опустились здесь после полета по дому»
Фрэнсис Скотт Фицджеральд.
1920-е — начало 1930-х годов — динамичное время, когда скорость обозначала не просто векторную физическую величину, а — смысл эпохи. В хронике тех лет — советской или же американской — хаотичный показ идущих, бегущих и даже скачущих ног. Просто ноги — в модных дамских туфельках, мужских лаковых ботинках, старых полуразвалившихся башмаках, сапогах, а иной раз — босые и грязные. Неслись куда-то автомобили, взмывали аэропланы, отовсюду летела музыка. Траектория - волнует. Парабола — божественна. Сюжет не то Дзиги Вертова, не то Луи Бунюэля, или их всех вместе взятых — девица, отплясывающая полудикие, но по факту — ультрамодные танцы: мы уже не распознаём её лица, ибо всё внимание приковано к быстро перемещающимся длинным конечностям.
«Шум бегущих шагов: темп задают мягкие подошвы легких туфель из дорогой цейлонской кожи; за ними, на расстоянии сотни ярдов, следуют высокие ботинки на прочной толстой подошве, две пары, темно-синие, с позолотой, отражающей лунный свет резкими неясными отблесками. На одну мучительную секунду легкие туфли появились в лунном свете, а затем устремились в темный лабиринт аллей, оставив за собой во тьме лишь неясный шум», - изысканный штамп в одном из рассказов Френсиса Скотта Фицджеральда. «Она гордо входит в ресторан своими счастливыми ногами в своих новых туфельках, которые уже успели перенять выражение счастья», - слащаво, но точно выразилась Ирина Одоевцева, эстетка-эмигрантка. Важно — спешить. Акцент на апельсинных (или же малиновых) штиблетах Остапа Бендера. На тоненьких, но крепких ножках героинь Юрия Олеши. На спортивных тапочках теннисисток. На узких носах чьих-то ботиков. «Какие, к черту, ножки. Я, говорит, сорок первый размер бареток ношу, а вы, говорит, все свое», - возмущается героиня Михаила Зощенко. Никогда — ни до, ни после — в кино, литературе и публицистике — не было такого пристального интереса к ногам, как в эпоху джаза. Спорт, фокстрот и — всё укорачивающаяся длина юбок тому причиной. «Кроме фокстрота здесь почти ничего нет. Здесь жрут и пьют, и опять фокстрот», - обиженно и злобно писал Сергей Есенин о Европе 1922 года. Радикально изменился канон красоты — никаких округлостей, только — геометрическая точёность граней. Ноги — худые, жилистые, как у породистого жеребёнка.
В Мультимедиа Арт Музее (ул.Остоженка, д.18) сейчас проходит выставка «Les années folles. Фотография, костюмы и обувь из коллекции Shoe Icons». Собственно, Les années folles — это «безумные годы», когда по словам всё той же Одоевцевой: «Колпак для сушки волос шумит, как аэроплан». Полёт, суматоха, драйв — или же их имитация: «От горячего ветра, который дует в уши, от шума кажется, что летишь». А, быть может, и так: «Единственным неподвижным предметом в комнате была исполинская тахта - на ней, как на привязанном к якорю аэростате, укрылись две молодые женщины». Тут Фицджеральд, следуя общему направлению, сравнивает банальную тахту с романтическим аэростатом. Всё, что находится в состоянии покоя — бессмысленно, поэтому тахта обязана превратиться в аэростат, стратостат, дирижабль. Выставка повествует о духе событий — о том, что принято именовать Les années folles.
двойной клик - редактировать изображение
Несмотря на то, что представлены платья, обложки журналов, редкие фотографии, внимание зрителя, как и ожидалось, переводится на ноги, туфли и — знаковую деталь 1920-х годов — инкрустированные каблуки. Их вырезали из дерева, после чего покрывали разноцветным целлулоидом, имитировавшим слоновую кость, перламутр или черепаший рог. Их много, целая армия одинаковых по высоте и конфигурации дамских каблуков — они различимы лишь буйным орнаментом. Веерообразные россыпи камней и камешков, цветы, геометрические фигуры. Стиль Ар Деко (от названия парижской выставки 1925 года - Exposition Internationale des Arts Décoratifs et Industriels Modernes) — это конструктивистская простота, помноженная на безупречную в своей наглости роскошь. Лаконизм формы не означает скудость оформления. Машинная стандартизация (Юрий Олеша и Олдос Хаксли по разные стороны баррикад объявили конвейер — новым идолом), так вот близнецовая одинаковость фасона никого не расстраивает. Автоматика - она умнее, лучше, добрее человека. Чудовищно-прекрасная героиня рассказа «Серый автомобиль» Александра Грина уверяла: «Но я - люблю эту увлекающую быстроту, люблю, когда распирает воздухом лёгкие. Вот жизнь!» Платье — супрематический прямоугольник; каблук — низкий, устойчивый, с изящным изгибом. Одежда — для тела, действия и прорыва. «Николь Дайвер – ёе загорелая спина походила на атласную мантию, украшенную жемчужным ожерельем», - зачем ей мантия, если главное — это спина?
В огромном гулком зале, где звучит голливудский джаз, в полумгле таинственной подсветки — собрание туфель золотисто-бронзового цвета. «На кровати бархатное темно-красное платье, длинный хвост его, как хвост дракона, извивался на ковре. И тут же, рядом с драконьим хвостом, как две маленькие испуганные птицы, бронзовые туфельки», - писала наблюдательная Одоевцева. Они-они! Те самые. Оформление лишено всякой концептуальности; мы уже привыкли, что все московские выставки — это хитромудрые инсталляции с постмодернистским вывертом и включением всех наших подсознательных программ-воспоминаний-комплексов. Тут всё — академически-сухо и лишено второго-третьего «дна». Только вещи на белом фоне. Вещь — самоценна. В 1920-х выходит журнал «Вещь» - под руководством Эля Лисицкого и Ильи Эренбурга. Тогда любили говорить лозунгами, поэтому программная статья заканчивалась кличем: «Скорей бросьте декларировать и опровергать, делайте вещи!»
Авторы вняли призыву и организовали показ вещей. Правда, наш разум всегда желает цельной картины, а потому висящие в пространстве платья «достраиваются» феериями из романов Фицджеральда: «В его расцвеченном голубой иллюминацией саду, словно мотыльки, кружились пары, окруженные шёпотом, ароматом шампанского и сиянием звёзд». Если же описывать эти наряды вкратце, до для этого достаточно Ильфа с Петровым: «Каскады драгоценностей и немножко шёлку». Очень мало ткани — она лишь скромный фон для переливчатых стразов, пайеток, стекляруса, вышивки. «Маленькая баронесса Иосивара, сложив золотые ручки на коленях золотого вечернего платья от Пакен», - насмешничал Ивлин Во, имея в виду наряд из дорогостоящей ткани «ламэ». Переливы и сполохи. Немыслимые цвета и оттенки. Хорошеньких девиц всё больше сравнивали с экзотическими птичками, а гладенькие короткие стрижки и острые носы добавляли некоторую осмысленность этому поэтическому сравнению.
двойной клик - редактировать изображение
Молодые леди старались быть раскованными и говорили обо всём с циничным вызовом: «В последний раз я порвала платье, когда вставала со стула. Так он спросил, как меня зовут, и потребовал назвать мой адрес. А потом где-то на неделе мне привезли коробку от Круарье с новым вечерним платьем. Я собиралась надеть его нынче вечером, но оно мне великовато в груди, так что надо его чуть переделать. Шикарное платье: светло-синее, с отливом, отделанное бледно-лиловым бисером». Великовато в груди — это констатация отличной фигуры. Бюст и бёдра — некрасивые излишества старой, затхлой бытности, когда всё было тяжеловесным и медлительным. Нынче девчонки — это заводные моторчики и вот одна из них «...в одеянии опалового цвета хватает словно появившийся из воздуха коктейль». Синий, алый, оливковый, коричневый, серовато-жемчужный — мы не можем понять, какое платье нам нравится больше.
Значительная часть экспозиции посвящена глянцевой прессе и актуальным форматам. Развитие СМИ и фотографии сделали прессу — в том числе журналы мод — доступным развлечением для большинства населения. Идеал привлекательности внедрялся через многочисленные картинки и фотосессии с участием постоянно сменяющихся моделей. «Дорогая моя, у тебя вид прямо из «La vie parisienne». Тогда она сбросила пиджак, и он сказал ей, что вид у нее как на модной картинке в «Vogue», - сюжетец эпохи, выставленный на потеху Ивлином Во. К слову, отечественная Эллочка-Людоедка также нашла источник вдохновения в некоем иностранном журнале, судя по всему, именно в Vogue – там часто публиковались дамы и девицы из семейства Вандербильт (сам Корнелиус Вандербильт — один из отцов-основателей журнала). На стендах мы видим листки, обложки и форзацы респектабельных изданий, где можно проследить эволюцию постепенного отказа от рисованных силуэтов в пользу фотоизображений и популярных в ту пору коллажей.
Особое внимание уделено парижскому фэшн-иллюстратору Арману Валле, работавшему в La Vie Parisien и создавшему стильный тип молоденькой горожанки — долгоногой, спортивно-заряженной, и, тем не менее — кокетливой, обожающей меха, бриллианты, богатые автомобили. Ему вторят линии американца Чарльза Шелдона, создававшего рекламные плакаты для самых разных фирм — бельевых, обувных, чулочных. Повсюду - типаж, именуемый flapper – от глагола 'to flap', хлопать. Милашка-хлопушка, гостья Великого Гэтсби, которая «...в вечернем платье, да и вообще во всех платьях она держалась так, словно на ней спортивный костюм – во всех ее движениях присутствовала некая элегантная небрежность, как будто она училась ходить на лужайках для гольфа ясным солнечным утром».
Отдельный ракурс — актёры и актрисы, сделавшиеся в XX столетии чем-то, вроде небожителей. Клара Боу, Салли Рэнд, Эстель Кларк, Луиза Брукс — все эти очаровательные super-girls, собиравшие полные залы киноманов и поклонников, нынче известны только историкам синематографа. Допотопные дивы с яркими улыбками! Они диктовали вкусы, фраппировали толпу, изумляли смелостью — так, на одной из фотографий Эстель Кларк явлена с портретом своего жениха, напечатанным на чулке. Разумеется, сидит нога на ногу — как было принято у по-настоящему (sic!) современных девчат. Однако же Les années folles — сумасшедшие годы — кончились весьма печально, как для Великого Гэтсби, так и для всей танцующей, веселящейся братии. О, да! Прелесть Ар Деко разлетелась вдребезги. Что же до касаемо экспозиции — она впечатляет. Великому Гэтсби понравилось бы. Вам, я уверена, тоже.
Примечание об устроителях: Shoe Icons — одна из крупнейших в мире коллекций обуви и костюма, а также издательство, созданное Назимом и Еленой Мустафаевыми и специализирующееся на книгах по истории обуви.
На фото: Салли Рэнд в фильме “The Dress Maker From Paris”. США, 1925
