Моондзундское сражение, 29 сентября — 6 октября 1917 года, подвиг балтийских моряков и Пролог Революции.
19 сентября Центробалт принял постановление о том, что Балтийский флот распоряжений Временного правительства не исполняет и власти его не признает.
Этому решению способствовали те события на Северном фронте, которые говорили о том, что Временное правительство в сговоре с командованием фронта, во главе с Корниловым, ведет военные действия к сдаче Петрограда.И руками Германской армии уничтожает революционные полки. Полки еще Русской армии (не Красной армии). Это со всей очевидностью продемонстрировало предательское командование генералами и офицерами Северного фронта под Ригой. Рига была сдана.
«...По донесениям командования Северного фронта в Ставку и отдельным свидетельствам, обстоятельства сдачи Риги предстают следующим образом. 19 августа в 4 часа 30 минут на 12-километровом участке фронта между Огером и Икскюлем немецкие войска открыли артиллерийский огонь «величайшей мощности» «преимущественно химическими снарядами». Удар был обрушен против позиций по правому берегу Западной Двины, оборонявшихся 186-й пехотной дивизией, считавшейся в 12-й армии одной из наиболее революционных. По признанию командования фронта, эта дивизия, несмотря на огромные потери главным образом от отравление газом, держалась весьма стойко. Русская артиллерия была подавлена огнем противника и к полудню полностью вышла из строя. Остатки 186-й дивизии по приказанию командования начали организованный отход с первой полосы обороны. Этим воспользовался противник для переправы через Западную Двину своей пехоты силой до одной дивизии. К месту боя подошла 33-я дивизия, прозванная за воинскую доблесть «стальной» и отличавшаяся высоким революционным духом. Однако командовавший этой дивизией корниловец генерал Скалон отдает заведомо провокационный приказ атаковать противника силами не всей дивизии, а отдельными полками в очередном порядке. В результате дивизия понесла огромные потери и не выполнила своей задачи. Предательский характер действий Скалона был настолько очевидным, что комиссар фронта был вынужден возбудить ходатайство о предании его военному суду . В такую же изолированную атаку, не поддержанную другими частями, была брошена 2-я латышская бригада, сплошь состоявшая из большевистски настроенных солдат. С развернутыми красными знаменами, под звуки оркестра, исполнявшего «Марсельезу», ее части устремились в атаку и почти полностью были уничтожены огнем немецкой артиллерии. Такая же судьба постигла в бою под Икскюлем революционно настроенные части 136-й пехотной дивизии; в живых остались только 500 человек . «Целый корпус целый день задерживал натиск неприятеля и лег костьми» ,— докладывал 30 августа на совещании членов Петроградского Совета Войтинский. По свидетельству очевидцев, из 18 тыс. солдат латышских полков уцелело не более 3 тыс.
Отдельные части и соединения продолжали вести разрозненные арьергардные бои, прикрывая общий отход войск к северу. Корниловские генералы и офицеры противоречивыми приказаниями вконец дезорганизовали действия войск, явно стараясь придать поражению как можно более неприглядный вид, склонить солдат к бегству с поля боя. Оборона Риги была окнчательно сорвана предательским приказом Корнилова 20 августа об оставлении города русскими войсками.» https://maks08maks.livejournal.com/30121.html
Какой обороны Балтийским флотом подступов к Петрограду (морских баз русского флота в Гельсингфорсе, Ревеле (Таллине) и Крондштадте) можно было ожидать если Балтфлот был разложен «революционной матросней»и не подчинялся своим офицерам?
Далее по книге «Связь времен»
Стр. 201
«...Но вот в начале октября со сторожевых миноносцев в главную русскую морскую базу в Гельсингфорсе летят радиограммы о том, что весь германский флот вышел в открытое море. Предательство «патриота» Корнилова, мечтающего стать русским Бонапартом, отдало немцам Ригу. Ее сдача должна была создать атмосферу паники, благоприятствующую перевороту. Между тем как войска кайзера готовились к новому натиску по побережью Рижского залива — на этот раз к прыжку на Петроград, к той же цели легла на курс и германская эскадра, имевшая подавляющее превосходство по числу боевых кораблей и огневой мощи над русским Балтийским флотом. Русские опирались, правда, на береговые батареи и на минные поля Моонзундского архипелага, но адмиралтейство в Берлине знало, что без активных действий флота удержать оборонительные линии им не удастся, а флот, по сообщению самих же русских газет, окончательно превратился в гнездо анархии.
Но никакой анархии, никакой растерянности, никакого пораженчества теперь, когда речь шла о том, чтобы грудью своей прикрыть нарождавшуюся революцию, в Балтфлоте не было. Адмирал Развозов, которому Центробалт поручает командование боевыми действиями, спрашивает, будут ли его распоряжения выполняться беспрекословно, и получает ответ: «Ваш приказ в бою — закон. Тот, кто осмелится не исполнить боевого приказа… будет расстрелян» . И в самом деле, офицеры, верные воинскому долгу, обнаруживают в командах, полностью вернувшихся на борт с берега, не только безусловное повиновение, но необычайное рвение в исполнении боевых приказов.
Восемь дней на штормящем море продолжалось Моонзундское сражение. Восемь ночей команды заделывали пробоины, чинили поврежденные механизмы, чтобы с рассветом вновь выйти на боевые позиции и встать насмерть против трижды (!) превосходящего по силам противника. Восемь дней и ночей русский Балтийский флот вел безнадежную, как казалось, борьбу. С самого начала он потерял поддержку береговых батарей: разложившиеся войска отказались сражаться с немецким десантом, высадившимся на островах Эзель и Даго.
Временное правительство продолжало травлю балтийских моряков. В. И. Ленин так характеризовал политическую обстановку Моонзундской морской битвы: «Наступательные операции германского флота, при крайне странном полном бездействии английского флота и в связи с планом Временного правительства переселиться из Питера в Москву вызывают сильнейшее подозрение в том, что правительство Керенского (или, что все равно, стоящие за ним русские империалисты) составило заговор с англо-французскими империалистами об отдаче немцам Питера для подавления революции таким способом»
Ради того чтобы сорвать этот заговор, сто русских кораблей изо дня в день и вели артиллерийскую дуэль с тремястами немецкими, тридцать русских аэропланов делали вылет за вылетом, имея против себя свыше сотни германских . Радиостанция Балтфлота бросает в эфир драматический призыв не к «союзным» флотам за помощью и не к правительству в Петрограде, но «К угнетенным всех стран»:
«Братья! В роковой час, когда звучит сигнал боя, сигнал смерти, мы возвышаем к вам свой голос, мы посылаем вам привет и предсмертное завещание. Атакованный превосходящими германскими силами наш флот гибнет в неравной борьбе. Ни одно из наших судов не уклонится от боя, ни один моряк не сойдет побежденным на сушу. Оклеветанный, заклейменный флот исполнит свой долг перед великой революцией… В час, когда волны Балтики окрашиваются кровью наших братьев, когда смыкаются темные воды над их трупами, мы возвышаем свой голос… Да здравствует всемирная революция! Да здравствует справедливый общий мир! Да здравствует социализм!» .
Это были не только слова. П. Е. Дыбенко, тогда председатель Центробалта, вспоминает: «Последней жертвой геройской борьбы на подступах к Петрограду стал доблестный броненосец «Слава». Весь израненный, он медленно опускался в морскую пучину. Море уже собиралось скрыть в своих объятиях броненосец. Раздался последний выстрел с носовых башен; корабль содрогнулся в последний раз. Моряки, геройски сражавшиеся до последней минуты и не хотевшие расстаться со своим гибнущим кораблем, постепенно в кипящих, волнах уплывали к спасательным шлюпкам и миноносцам. Гордо развевавшийся на реях «Славы» красный стяг захлестнуло волной» [54].
Отныне и впредь над Красным флотом будет реять не Андреевский флаг, но отношение к своему флагу, символу воинской чести, останется таким, каким его выработала морская история России. За подвигом «Славы» и «Варяга», «Грома» и «Корейца» стоит высокое понимание воинского долга. «Все воинские корабли российские не должны ни перед кем спускать флаги, вымпелы и марсели…» — петровский завет, передававшийся из поколения в поколение русских моряков, теперь служил делу революции.
Германский флот, потерявший при прорыве первой оборонительной линии свыше тридцати боевых кораблей, не решился штурмовать вторую, закрывавшую вход в Финский залив. Гроза над Балтикой затихла, и сквозь тучи орудийного дыма на востоке, над Питером, взошла красная заря Октября. Большая часть русского флота оставалась на боевых позициях, готовая к отражению новой немецкой атаки. Эскадра особого назначения со сводным — от всех экипажей — десантным отрядом в 4500 человек на борту взяла курс на столицу. Моонзундское сражение стало прологом к взятию Зимнего.
В словах посланной из Гельсингфорса радиограммы о том, что русский Балтийский флот гибнет, не было и грани преувеличения.
Балтийский флот погибал, но, странное дело, в нем совсем не было видно моральных симптомов поражения. Команды поврежденных судов, отведенных в Ревель и в Гельсингфорс для ремонта, работали по ночам с остервенением, как будто дело шло о спасении их жизней. И это для того, чтобы не пропустить поутру очередного свидания со смертью. Вся русская армия бежала с фронтов, рассыпаясь по деревням, но здесь дезертиров не было! Не было, ибо «бессмысленное сопротивление» имело здесь свой высокий смысл. Когда уже замолкли пушки, адмирал Развозов заявил: «Я не верил до этих дней в боеспособность флота. Теперь я преклоняюсь перед геройством флота и знаю, что новый немецкий поход нам не страшен, — мы сумеем отстоять честь России»
Мне кажутся важными слова старого адмирала о необходимости и возможности отстоять Россию, не важно что она была уже не монархией, но старый адмирал всю жизнь прослуживший царю о отечеству ясно видел кто встал в это время на защиту Отечества: не Керенский и Корнилов, но революционная матросня. И тысячи царских офицеров посчитали долгом чести так же, как этот старый адмирал встать на защиту Отечества вместе с русским народом. (Позже, правда эту «русскую карту» разыграл Л. Д. Троцкий со своими «пламенными революционерами комиссарами», но о том как и почему это произошло нужно разбираться отдельно).
Далее снова по книге Ф. Нестерова «Связь времен»:
«...В условиях иностранной вооруженной интервенции и гражданской войны для судеб социализма, помимо революционной энергии рабочих, огромное значение приобрел характер исторического воспитания всего народа, степень его патриотичности. Сословные интересы Офицерского корпуса, безусловно, были тесно связаны с эксплуататорскими интересами помещиков и буржуазии и толкали его целиком и полностью в лагерь контрреволюции. События, однако, показали картину, весьма отличную от той, что можно было бы нарисовать на основании априорного социологического анализа. Далеко не все и даже не большая часть русского офицерства стала белой. В статье «Все на борьбу с Деникиным!» В. И. Ленин отмечал: «Нам изменяют и будут изменять сотни и сотни военспецов, мы будем их — вылавливать и расстреливать, но у нас работают систематически и подолгу тысячи и десятки тысяч военспецов, без коих не могла бы создаться та Красная Армия, которая выросла из проклятой памяти партизанщины и сумела одержать блестящие победы на востоке»
Опыт морских боев на Балтике с 29 сентября по 6 октября семнадцатого года давал внимательному наблюдателю достаточный материал для того, чтобы предугадать поведение офицерства в масштабе всей страны в ближайшие по крайней мере годы. Именно во флоте, вспомним это, классовые противоречия достигали пика своей остроты, поэтому-то процесс разложения старых порядков, старой дисциплины, старой структуры власти протекал там более стремительно, бурно, сопровождаясь более мощными взрывами, и быстрее завершился, чем тот же процесс, разрывавший сухопутные части. Во флоте раньше, чем в армии, были изжиты розовые иллюзии мелкобуржуазной демократии, раньше была проведена непримиримая грань между белым и красным цветом.
В июльские дни в Ревеле «их благородия» были готовы выполнить секретный приказ Временного правительства о потоплении большевистских кораблей. Но именно потому, что столь цинично-резко был здесь поставлен выбор между эгоистическим классовым и общенациональным интересом, политическое размежевание среди морского офицерства к концу сентября было уже полным.
Многие бежали из-под власти Центробалта и от «засилья матросни». Но для тех, кто остался (а их было не так мало), слова старого адмирала о готовности любой ценой защитить честь России выражали смысл жизни.
«Убеждение в справедливости войны, сознание необходимости пожертвовать своей жизнью для блага своих братьев поднимает дух солдат и заставляет их переносить неслыханные тяжести. Царские генералы говорят, что наши красноармейцы переносят такие тяготы, какие никогда не вынесла бы армия царского строя» — эти слова В. И. Ленина по справедливости могут быть отнесены к участникам уже первых боев Красной Армии под Нарвой.
Решающие свои победы над интервентами и белогвардейцами Красная Армия одержит, однако, только тогда, когда, расширив первоначальную социальную базу, превратится из чисто пролетарской в рабоче-крестьянскую, то есть в массовую армию всего народа. Но, для того чтобы такое превращение произошло, необходимо было, чтобы крестьянин-середняк пожелал сражаться в ее рядах. Принудительная мобилизация сама по себе еще ничего не решала...»
А о том что крестьянин-середняк поймет чьи интересы сходятся с его сотнями лет складывавшимися чаяниями о земле и воле писал Лев Толстой - «зеркало русской революции». Цитата взята из этой же книги, несколькими страницами ранее:
«...Л. Н. Толстой, уже глубокий старик, однажды, что-то вспомнив, обратился к своим гостям в Ясной Поляне:
— Что за чудо случилось со мной… Подите, пойдемте, все. Я вам почитаю сон, какой я видел 43 года назад.
Повел в свой кабинет, раскрыл дневник, нашел запись, сделанную в 1865 году. В своем сне, показавшемся ему пророческим, Лев Николаевич увидел, что русский народ освобождает землю от власти собственности. В 1908 году он вновь выражает свое глубокое убеждение в том, что всемирно-народная задача России состоит в том, чтобы внести в мир идею общественного устройства без поземельной собственности
(Толстой Полн. собр. соч. т. 78 М., 1956, с. 147)
. Глядя в будущее, великий русский писатель предсказывал: «Существующий строй жизни подлежит разрушению… Уничтожиться должен строй соревновательный и замениться должен коммунистическим; уничтожиться должен строй капиталистический и замениться социалистическим; уничтожиться должен строй милитаризма и замениться разоружением и арбитрацией…»
(Толстой Полн. Собр. Соч. т. 68, с. 59 (перевод с немецкого))
Вот что отразило в себе «зеркало русской революции».
Но для того, чтобы это осознание пришло к крестьянину должны были пройти ещё 30 лет, включавших и революцию, и коллективизацию, которые завершились принятием Конституции 1936 года. Которая утвердила право социалистической и народной собственности.
Почему коллективизация носила по большей части насильственный характер это тема для отдельного исследования.
