С момента назначения Эдуарда Боякова на должность художественного руководителя МХАТ им. Горького прошло всего несколько дней, однако прогнозы и предсказания множатся со скоростью спуска снежной лавины. Ожидания диаметрально противоположны, некоторые из них можно смело назвать фантастическими. «Культура» встретилась с новым главой коллектива, чтобы выяснить, что на самом деле сулит труппе и ее поклонникам ближайшее будущее.
Культура. Вы создали «Золотую маску» — проект колоссальных масштабов, но впоследствии большая часть ваших начинаний носила преимущественно нишевый характер. Что заставило вас снова вернуться к «большой форме»?
Бояков. Я отдал «Маске» десять лет и ушел, потому что хотел иного опыта, более герметичного и глубокого. Театр «Практика» был таким же «монастырем», как и МХАТ в последние три десятилетия своей истории. Там была своя этика, свой круг драматургов, режиссеров, художников, исполнителей, перетекавших из спектакля в спектакль. «Пасхальный фестиваль», который мы создавали с Валерием Гергиевым, тоже был хоть и большим проектом, но нишевым, согласен. Нынешнее мое желание вынырнуть из подвала — не просто очередная смена деятельности, но стремление соответствовать духу времени. Сегодня, как никогда прежде, востребовано интегральное универсальное высказывание, адресованное большому количеству людей.
Культура. По некоторым данным, Минкульту предлагались разные варианты решения судьбы МХАТа. Что склонило чашу весов в вашу пользу?
Бояков. Да, были и другие, гораздо более радикальные сценарии. Перечислять их не буду, но не подтвердить их существование не могу. Определяющим стало наше уважение к тому курсу, которым следует театр. Одни считают его спасительным, другие — ретроградным или, как минимум, неактуальным, третьи, и мы в том числе, видят в нем и плюсы, и минусы. МХАТ находится в состоянии перехода. Я сознательно не называю это кризисом, поскольку в этом понятии нередко преобладает деструктивное начало, а переход, как правило, полон созидательной энергии. За тридцать лет, которые театр прожил в условиях «монастыря» или, если хотите, осаждённой крепости, он накопил уникальный капитал, который сегодня не просто можно, но должно использовать в новом качестве. Еще несколько лет — и было бы поздно. А сейчас самый подходящий момент для перевода его потенциальной энергии в кинетическую.
Культура. Вы уже начали отсматривать репертуар?
Бояков. Каждый день этим занимаюсь. Мхатовские актеры — носители традиции и ее хозяева. Они в ней абсолютно органичны. Спасибо за это Татьяне Васильевне Дорониной. И сценография тут аутентичная: писаные задники, мощные декорации, искусная бутафория. И это сокровище может быть сверхактуально, если его начнут осмысливать новые режиссеры, драматурги, художники, хореографы.
Культура. Конкретные фамилии назвать готовы?
Бояков. Думаю, что окончательно с персоналиями мы определимся к концу декабря, а озвучим, вероятно, в начале наступающего года. Я не гарантирую, что у нас все получится так, как задумано. Но если получится, то может произойти та самая встреча полюсов, которая в свое время в истории МХАТа и — шире — в истории нашей культуры уже случалась. Я имею в виду и Серебряный век, и Русские сезоны Дягилева, и эпоху 60-х годов, когда что-то интересное и важное возникало на стыке жанров и языков искусства.
Культура. Тех, кто не на шутку встревожен приходом во МХАТ вашей команды, очень смущает тот факт, что Прилепин — не человек театра.
Бояков. А что значит быть человеком театра? Иметь соответствующее образование? Или трудовую книжку, лежащую в отделе кадров? Начнем с того, что Захар миру театра не чужой — спектакли по его книгам идут с большим успехом. Но главное — он остро и тонко чувствует эстетические универсалии, и это делает его фигурой исключительной. Он знает и любит современную литературу, чуток к традициям, разбирается в музыке, кино, телевидении, медийных процессах. А театр — как раз такая платформа, где все жанры и художественные языки сходятся.
Культура. Вступая в должность, вы сказали, что располагаете программой развития МХАТа. Что она собой представляет?
Бояков. Систему нескольких каркасов. Первый — это тщательная, глубокая и, не побоюсь этого слова, научная работа по реконструкции наследия. Такая же, как была проделана Сергеем Вихаревым, восстановившим в Мариинском театре «Спящую красавицу» по записям Петипа в аутентичных костюмах, декорациях и, главное, пластике. В репертуаре МХАТа есть «Синяя птица» 1908 года, спектакли, сделанные по режиссерским записям Немировича-Данченко, есть пьесы, чья сценическая жизнь началась именно в этом театре. Причем мы хотим не просто реконструировать спектакли, но объяснять, почему это важно нам сегодняшним для понимания самих себя и своих корней. Сегодня аутентика — одно из самых актуальных направлений в искусстве, возьмите, к примеру, ту же барочную музыку.
Культура. Если вы начинаете с обращения к наследию, значит, определение «академический» из названия театра убирать не собираетесь?
Бояков. Буковка А, которую Татьяна Васильевна сохранила в названии, это счастье. Она должна быть. И работа, которую мы затеваем, вернёт ей жизненную энергию.
Культура. Из чего будете строить второй каркас?
Бояков. Из великой советской литературы. Деполитизированной, очищенной от конъюнктуры и истерических воплей о том, как хорошо или как плохо было при большевиках. Это огромные, невероятные сокровища. Горький и Платонов, Есенин и Маяковский, Белов и Распутин, Володин и Вампилов. Афиша МХАТа должна быть в первую очередь высказыванием в адрес национальной литературы и драматургии.
Культура. Третьим, по логике, должна стать современная драматургия, верно?
Бояков. Без нее театр не построить. Мы должны работать в том числе и как драматургическая лаборатория. В начале 2000-х она стала потихоньку выходить из подвалов, возникло предчувствие — вот-вот новая русская драма вырастет в такой же феномен, каким стала английская драматургия начала 50-х или конца 90-х. Но случился фальстарт — все вернулось в подвалы и на чердаки и неплохо себя там чувствует: есть гранты, фестивали, конкурсы. Энергия развития была потеряна, все ушло в кино, которое сейчас набирает обороты. А вот театр, напротив, теряет. И надо срочно исправлять ситуацию.
Культура. Многие ваши коллеги называют современную драматургию «подростковой» — авторы изливают свою обиду на мир, не встречающий их с распростертыми объятиями.
Бояков. Подобное отношение — это своего рода сведение счетов с поколением, которое «сотрет нас с лица Земли». Да, оно инфантильно. Но это во многом наша вина: мы, кому сейчас пятьдесят, были так увлечены сменой социально-экономического строя, что упустили своих детей, которым сейчас около тридцати. Чем винить их, может, лучше попробовать пойти им навстречу? Для этих драматургов нужны новые молодые режиссеры, которые будут говорить с ними на одном языке, и это язык междисциплинарных практик. Создание междисциплинарного центра будет четвертым каркасом. МХАТ должен определять моду не только на драматургию, но и на театральные технологии, музыку, дизайн, литературу.
Культура. Судя по всему, во МХАТ придет совершенно новая публика?
Бояков. Бороться за публику, заполняющую бары на «Красном Октябре» в пятницу и субботу, не является моей стратегической задачей. Она, я надеюсь, сама придёт. Важно сохранить зрителя, который десятилетиями ходил сюда, но дать ему возможность преодолеть трагический поколенческий разрыв, когда у «отцов и детей» — свои телеканалы, радиостанции, газеты и полки в книжных шкафах. И если прав Вольтер, утверждавший, что нация собирается в партере, то здесь должны присутствовать не только представители разных социальных сред, но и разных возрастов. Театр у нас получится только в том случае, если старшим будет интересно смотреть спектакль про двадцатилетних, и наоборот. Необходима тонкая, камертонной точности настройка поколений друг на друга. Этот театр не имеет права быть нишевым. Миссия МХАТа — быть национальным театром. К этому и будет стремиться.
Фото: Алексей Даничев/РИА Новости
