Вместо предисловия
Тот январь застал меня на Северном Кавказе, где, завершив свои дела, я осел на пару недель в пустынном армейском пансионате у северного склона горы Железной. Зима в Железноводске выдалась снежной, ветреной и морозной, а потому немногочисленные обитатели, как это и положено, страдали от скуки. Играть в гигантские шахматы быстро прискучило, бессмысленно гонять бильярд прискучило еще быстрее, водку пить никто не хотел. Чтение и общение, вот главные ценности в зимней жизни отдыхающих.
Наше утро начиналось с того, что еще затемно мы встречались у «Славянки», пили теплую минералку, а затем разбредались по окрестностям, любуясь рассветными пейзажами и видами заснеженного Эльбруса. В пустынном обеденном зале наша компания собиралась полностью, здесь мы обменивались утренними новостями и городскими сплетнями. Одинокие жены офицеров радовали нас новыми нарядами, а мужчины были изысканы и в еде неприхотливы. Вечером, после ужина, мы собирались в бассейне, где кроме нас тренировалась юниорская сборная по плаванию. И пока мы наслаждались зимними видами за окном, ласковой водой и женскими прелестями, тренер, как последний садист гонял ребятню по водным дорожкам. Дети уходили из бассейна с бледными лицами и синевой под глазами. Иногда, с каким-нибудь любезным кавалером, наши дамы исчезали на весь вечер, к чему компания относилась с пониманием и не злословила.
Мы быстро сдружились, поскольку народ в многонациональном ковчеге пансионата подобрался образованный, прошедший как говорится и Крым, и Рым. Как-то само собой нам полюбились общие посиделки в зимнем саду. Среди пальм, шефлер и диффенбахий, непринужденное общение до этого не знакомых людей, да еще за плетенным столом с хорошим вином и мандаринами, потеснили стандартные забавы из жизни отдыхающих. Мы делились заветными историями, дорожными байками и описаниями мест ранее не виданных. Постепенно домашние истории исчерпали себя и уступили место, как это принято в русском мире, спорам о смысле жизни, литературе и театре. А началась литературная гостиная с того, что я поделился с компанией своим небольшим открытием.
При заселении в пансионат, как все отдыхающие я записался библиотеку и отобрал небольшую стопку книг для обязательного прочтения. Залпом проглотив «Театральный роман», тут же принялся за книгу в дорогом переплете с малоизвестной мне прозой Рабиндраната Тагора. Именно там, в зимнем пансионате, я и открыл для себя красивую историю любви молодых людей: юноши Омито и девушки Лабонно, которые осознали, что земная любовь между ними невозможна. В романе с грустным названием «Последняя поэма» я обнаружил почти знакомое стихотворение, чем и поспешил поделится со своей компанией:
... Слышишь ли шорох летящего времени?
Вечно его колесница в пути...
Сердца удары нам слышатся в небе,
Звезды во тьме колесницей раздавлены, -
Как не рыдать им у тьмы на груди?..
Народ затих, прислушиваясь к необычному стихотворному строю и пытаясь уловить смысл, а я, держа томик в руках, продолжал:
Ветер ли старое имя развеял?
Нет мне дороги в мой брошенный край...
Если увидеть пытаешься издали, – Не разглядишь меня...
Друг мой,
Прощай!
Знаю – когда-нибудь в полном спокойствии,
В позднем покое когда-нибудь, может быть,
С дальнего берега давнего прошлого
Ветер весенний ночной принесет тебе вздох от меня!
После прочтения, беседа пошла под знаком поэзии. Кто-то читал наизусть – Все в мире не вечно, живет умирает. Куда оно делось, откуда взялось… Балагур и всеобщий любимец наших женщин, абхазец Георгий неожиданно стал читать отрывок из Шахнаме, а мой сосед по номерам, Сергей из Ижевска, принес гитару и с душой спел – Над небом голубым, есть город золотой... И только девушка Гуля, волоокая красавица из Казани ничего не читала и не пела, она наслаждалась нашим разговором.
В один из литературных дней Гуля все же проявила себя и к общему удивлению напомнила компании как был написан «Зеленый фургон». А родился он, как мы знаем, в такой же зимний день в одном из крымских пансионатов. Гуля, под общее одобрение предложила добровольцам изложить на бумаге любой из услышанных сюжетов. Потребность включится в игру, использовать время вынужденного безделья для написания короткого текста захватила и меня. История из жизни нагорных мальчишек давно созревал в моей голове, не давала покоя и потому за вечер я с легкостью накидал половину рассказа, предвкушая, как прочту его через несколько дней в зимнем саду. Однако, завершить рассказ мне не удалось, через два дня я вынужден был уехать, оставив навсегда мою случайную и полюбившуюся компанию. Рассказ же был дописан, но позже и при иных обстоятельствах.
Дни, предшествующие моему стремительному отбытию, прошли быстро и, чтобы не изводить себя ожиданием пути, я с радостью включился в одну маленькую авантюру. За завтраком, в санаторий заглянул агент по туробслуживанию и предложил небогатый выбор зимних экскурсий по окрестным городам. Компания наша отмалчивалась, никому не хотелось ехать в зимний Пятигорск и лазить по промерзшим пещерам. Да и зачем, если мы посещали сонный городок весьма регулярно. Пятигорский рынок одаривал нас дешевыми абхазскими мандаринами и аппетитным салом южного посола, разнообразной зеленью и домашними винами. Сонный агент, видя отсутствие какого-либо интереса собрался уже уходить, как заговорщицки предложил частную поездку в горный монастырь, но на весь день. Команда собралась сразу и уже на следующий день мы были в дороге.
Утром нас поджидал небольшой и изрядно помятый автобус «Робур», детище гэдеэровского автопрома, каким-то чудом уцелевший до наших дней. Ехали мы долго, вначале по ухоженным долинам и распадкам, а через пару часов дорога повела нас в горы по откровенно заснеженному серпантину. К полудню, перед нами открылся вид скромного мужского монастыря, автобус остановился у массивных деревянных ворот и устало затих. Собственно, в монастырь нас не запустили, все знакомство ограничилось посещением небольшой деревянной церквушки для гостей и трапезной, где для нас был приготовлен обильный обед. Но то, что я увидел позже и стало отправной точкой в этой истории, растянувшейся для меня на несколько лет.
Три встречи
Внутреннее убранство нагорного Храма мало чем отличалось от тех русских церквей, что раскиданы на нашем жизненном пути. Однако, именно в нем и произошло первое открытие, связавшее в одну нить дальнейшие события.
Еще в притворе нас встретила большая икона в простом деревянном окладе, пропитанным ни то марганцовкой, ни то дешевой морилкой. В жизни каждого из нас встречаются иконы, выполненные в различных техниках – резьбой по дереву, в стекле, и даже по камню. Здесь же, нас встречала шитая бисером икона Пресвятой Богородицы, сразу заставив осенить себя крестным знамением. Сопровождавший нас молодой монашек, предвосхищая наши вопросы сказал – Сам, предстоятель благословил это чудо, сотворенное двумя православными женами из Ессентуков. И это действительно было чудо, ибо бисер был необычайно насыщен по цвету, от иконы шло какое-то фаворское звучание света. Эта икона как бы снимал осадок от эпидемии бисероплетения, что в то время уже охватила страну. Сидит этакая златошвейка у себя в глубинке, укладывает бисер по картинке, отдаленно напоминающей божественный образ, думает, что делает богоугодное дело. А завершит работу и не знает, как распорядится готовым продуктом – подарить, выбросить? Вот и лежат эти лубки штабельком где-нибудь на полке за нижним бельем. Нельзя такие дела творить мимоходом.
Однако главное открытие случилось, когда мы вошли внутрь Храма. В левом его пределе, на простенке между окнами с тонким переплетом, висела большая икона. Я остановился перед ней и забыл обо всем. В лазури неба, в светящейся зеленью плащанице, передо мной парила босая Богородица. К тонким ее пальцам тянулись тонкие золотые нити. Эти нити шли от куполов православных Храмов, раскиданных внизу полотна, по заснеженным просторам России. Я стоял завороженный мощью увиденного символа. Наблюдая мое состояние молодой монашек приблизился, очевидно намереваясь что-то пояснить, однако я его опередил – Но это же не по канону! На что монашек вздохнул и в пустоту ответил – На все воля Божья!
Следующая встреча состоялась через три года, там же, на юге России, под палящим солнцем степного Ростова-на Дону. Не вдаваясь в излишние детали южного анабасиса, скажу, что по традиции, в конце дел, зашел в один из старинных Храмов. Народу было немного и вместе со мной внутреннее убранство и роспись осматривала небольшая группа туристов. Видя, что я не примыкаю к экскурсии, ко мне подошел сухонький старичок, один из храмовой обслуги и предложил за небольшую плату осмотреть нижний предел храма. Мы спустились по каменной лестнице, внизу было тихо и сумеречно, через небольшие окна с трудом проникал свет. На двух опорных колоннах я и обнаружил нечто для меня неожиданное – иконы нового времени. На первый взгляд весьма традиционный сюжет жития святых, но в них была очень важная не каноническая особенность. На иконах были красноармейцы, в шинелях, с красными звездами на буденовках и с винтовками в руках. Резанула мысль – так ведь это же глазуновщина! Я спросил старика откуда такое чудо, он отвечал бойко, по-накатаному, отчего ощущение тяжести только усилилось. Стало душно, не желая больше оставаться, я попросил вывести меня из подвала, мы поднялись наверх, где нас встретил залитый солнцем город.
Травма от увиденного там, в нижнем пределе старинного Храма не давала мне покоя, она требовала объяснения, какого-то важного понимания происходящего в общественном сознании. Неужели церковь готова к новому расколу в обществе? Значит, это теперь навсегда? Время от времени я возвращался к этому сюжету, но ответ так и не обнаруживался.
Финальной точкой в этой истории стало посещение женского монастыря на другом конце страны, в далекой Сибири. Про монастырь и его святой источник я был наслышан, а тут такая удача – моя дорога проходила мимо и, не задумываясь, я сделал небольшой крюк. Несмотря на удаленность от жилья, в монастыре было много туристов. Прямо передо мною к источнику пробежала небольшая группка женщин, они разбрелись по кустам и принялись весьма свободно переодеваться, чтобы испытать благодать в купели при источнике. Дабы не искушать женщин и себя я оставил затею погрузиться в ледяную воду и пошел к главному Храму.
Церковь была пуста, в ней под образами стояла лишь одинокая монахиня с гордой осанкой и лицом суриковской боярыни Морозовой. Она молча молилась, изредка наклоняясь и крестясь. Казалось, что присутствие кого-то еще, ее совсем не занимало. Однако неожиданно она прервала свое занятие подошла ко мне и предложила – Хотите я покажу вам нижний предел?
Мы спустились, убранство подвального помещения мне напоминало ранее виденное на юге России. Вот разве, что здесь не было раки со святыми мощами. И тут в центре зала я вновь увидел иконы, с красноармейцами в буденовках. Однако от увиденного несколько лет назад, в этих иконах уже обозначилось существенное отличие. На буденовках были синие звезды, а лица мучителей были землисто-темного цвета. Крючковатые носы и цвет лица придавал им сатанинское выражение. Вместе с тем, над головами священников, терпящих поругание, появились характерные золотистые ореолы. Я повернулся к монашке, и мы долго смотрели друг на друга. Затем поднялись, она молча, опустив голову, довела меня до крыльца, мы еще раз посмотрели друг на друга. Не прощаясь я спустился с крыльца, перекрестился на нерукотворный лик и, не оглядываясь, покинул территорию монастыря.
