ЛИПЕЦКОЙ ОБЛАСТИ - 65.
МУЗЫКАЛЬНО-ПЕСЕННОЕ ПОДСТЕПЬЕ
……………………………………….
«Родился я с песнями в травном одеяле...»
Матушка в Купальницу по лесу ходила,
Босая, с подтыками, по росе бродила.
Травы ворожбиные ноги ей кололи,
Плакала родимая в купытях от боли.
Не дознамо печени судорга схватила,
Охнула кормилица, тут и породила.
Родился я с песнями в травном одеяле,
Зори меня вешние в радугу свивали…
Сергей Е с е н и н.
Мы не хвастаем силой,
Не киваем на рост.
Столько песен в России,
Сколько на небе звёзд.
Только звёзды невечны
И сгорают – дотла.
Лишь у песни сердечной
Два бессмертных крыла.
Б. Ш а л ь н е в. «О песнях. Памяти Андрея Мистюкова».
1.
В альманахе «Родники липецкие. Липецкие тропы к Есенину» (1991) опубликовано эссе-плач Бориса Шальнева «Сыпь, тальянка, звонко…». Борис Михайлович со светло-болевой печалью вспоминает скорбную дату – 22 апреля 1987 года, когда хоронили его друга Андрея Петровича Мистюкова: «…Вижу родные лики, мокрые от слёз. Беззвучных слёз, потому что когда поют, не плачут навзрыд. А провожали Андрея Петровича песнями. Так велела душа. Такими были его наказ, его воля.
Ты, товарищ мой,
Не попомни зла.
Здесь, в степи глухой,
Схорони меня.
А коней моих
Сведи к батюшке,
Передай поклон
Родной матушке, -
Склонялся в печали перед бывшим своим наставником Воронежский государственный русский народный хор. «Степь да степь кругом» звучала в обработке Андрея Петровича – самом любимом народными хорами варианте. Под эту горючую русскую мелодию, под эту печаль давнюю, непроглядную выносили гроб с телом покойного из Дворца культуры новолипецких металлургов». Борис Михайлович делает важное историко-психологическое уточнение: «Воронежцам первое скорбное слово было предоставлено по праву: доброе имя Мистюкова – талантливого хоровика и композитора – родилось именно в Воронеже. В Липецке его авторитет окреп, талант проявился во всей его зрелости. Концерты Новолипецкого хора – преемника лучших традиций народного пения – стали явлением в духовной жизни России. Их сердечно приветствовали в Германии, Польше, Франции, Чехословакии».
В своё - названное есенинской строкой - лирико-эпическое эссе Б.Шальнев
(с трепетной нежностью-горечью) «вплетает» мемуарно-психологические подробности: «Провожая А.П. Мистюкова в последний путь, новолипчане, как и воронежцы, особым образом почтили его и как художественного руководителя, и как самобытного композитора. Когда на кладбище, перед могилой, истекли самые горевые минуты прощания, тихо-тихо, с медленным нарастанием зазвучало есенинско-мистюковское, любимое, заповедное:
Сыпь, тальянка, звонко, сыпь, тальянка, смело!
Вспомнить, что ли, юность, ту, что пролетела?
Не шуми, осина, не пвыли, дорога,
Пусть несется песня к милой до порога.
Пусть она услышит, пусть она поплачет.
Ей чужая юность ничего не значит.
Ну, а если значит – проживет не мучась.
Где ты, моя радость? Где ты, моя участь?
…Вот уже гроб медленно опустили в могилу. Первые горсти земли глухо упали на крышку. «Где ты, моя радость? Где ты, моя участь..» Может быть, это последнее словечко заставило всех, кто стоял у могилы, снова и снова напомнить и по-иному осмыслить драматические повороты в Мистюковской судьбе. В 1938 году он поступил в Свердловский педагогический институт. В том же году был судим, получил трехлетний срок строгого режима за создание есенинского кружка, чтение и пропаганду есенинских стихов. Вдобавок его лишили права проживания в крупных городах».
Б.М. Шальнев обращается к страницам сложной и противоречивой судьбы будущего композитора, руководителя европейски известных хоровых коллективов: «И всё же просчитались палачи Есенина и Мистюкова. Тюрьма не унизила, а возвысила узника, не убила, а усилила любовь к отчей земле, к народу своему, ко всему, что ему дорого. Три черных года Есенин высветлял юную душу, и она стала певучей – на всю жизнь. Песня поможет Андрею Мистюкову влиться в ансамбль трудовых резервов Челябинской области, лткроет ему Киевскую консерваторию, а затем – и прославленный коллектив Воронежского хора». По словам Б.Шальнева, заслуженный артист, затем заслуженный деятель искусств России А.П. Мистюков «оставил доброе наследие» . Имя его присвоено русскому народному хору новолипецких металлургов («Сама судьба его стала высоким нравственным уроком. Судьба – песня. Песня до последнего вздоха, до прощальных минут 22 апреля 1987 года, когда на Липецком кладбище трепетали болью перехватываемые голоса:
Лейся, песня, пуще, лейся, песня, звяньше.
Все равно не будет то, что было раньше,
За былую силу, гордость и осанку
Только и осталась песня под тальянку.
Песня осталась. Песни не умирают. В солнечный Троицын день минувшего года в Усмани состоялся заключительный областной праздник песни, посвященный памяти А.П. Мистюкова. Первый, открывающий новую традицию. К этому празднику центр народного творчества выпустил сборник песен и музыкальных обработок Андрея Петровича. На титульном его листе – два дорогих, заветных слова: «Сыпь, тальянка…»).
«Мистюковская» тема своеобразно высвечена в цикле стихотворений Б. Шальнева. Вот, к примеру, его «Светлой памяти след…»): «Буйством радуг, салютом цветений //Май дозорит владенья свои.// Что из ближних? – Из дальних селений //К нам слетелись опять соловьи. //Русский звень… Украинская мова… //Стать заволжская – брови вразлет… //Снова в Липецке в честь Мистюкова //Фестиваль привечает народ. //Видно, общей мы долей роднимы. //И какая б ни тьмила беда, -// Песни-судьбы у нас неделимы //На года, на века, навсегда. //Песне в Липецк с дороги не сбиться! //Честь гостям, что не ради рубля// В круг сошлись чистым сердцем открыться,// Поклониться друг другу любя…».
Или - шальневская «Фестивальная привечальная»: «По Руси по всей ведется //И в родимой стороне: //Без печали не поётся, //А без радости – вдвойне. //Отчего ж мы нынче снова //Хороводим хоровод? //К фестивалю Мистюкова //Сердцем клонится народ. //Ой, Петрович, память тронешь, - //Будто ты не уходил… //Ты и Липецк , и Воронеж // Русской песней породнил. //Ради гостя дорогого //Хороводит хоровод. //К фестивалю Мистюкова //Сердцем клонится народ. //Света, цвета изобилье, - //Всем, весна, ты хороша. //Но без песни – как без крыльев –// Наша русская душа. //В этом песенном полёте //Круг друзей не развести: //Гости дальние – в почёте, //Гости ближние – в чести. //За весеннюю обнову,// За сердечный перезвон //Честь и слава Мистюкову, //А гостям – земной поклон!»
2.
Г о р и з о н т ы д у х о в н о с т и:
в о г л у б и н е Р о с с и и
Не сохами-то славная землюшка наша распахана…
Распахана наша землюшка лошадиными копытами,
А засеяна славная землюшка казацкими головами,
Украшен-то наш Тихий Дон молодыми вдовами,
Цветен наш батюшка Тихий Дон сиротами,
Наполнена волна в Тихом Дону
отцовскими, материнскими слезами.
Ой ты, наш батюшка тихий Дон!
Ой что же ты, тихий Дон, мутнёхонек течёшь?
Ах, как мне, тихому Дону, не мутно течи!
Со дна меня, тиха Дона, студены ключи бьют,
Посеред меня, тиха Дона, бела рыбица мутит…
Старинная песня.
Над светлым Доном, над тихим Доном - Ивановичем испокон веков плывут, наполняя тревогой бурные ночи, высветляя вешнюю радость, перекликаясь с поднебесными кликами улетающих стай журавлиных, смиряя сердце думой о сторонке родной, придонской-воронежской, плывут-наплывают звоны колокольные:
- Донн… донн… донн…
Как бы кличут колокольные звоны эти, как бы величают реку русскую, реку былинную:
- Донн… донн… донн…
Вечерние звоны. Ночные звоны-всполохи. Утренние малиновые перезвоны. Дневной благовест, к светлой молитве располагающий:
- Донн… донн… донн…
Донские колокольные звоны эти вплетались в музыку степей, музыку зорь и рассветов, музыку сердца, музыку души человеческой. Память сердца… Память о том, что совершалось на берегах Дона и Воронежа, Красивой Мечи и Матыры, Быстрой Сосны и Раненбургских Ряс, всех этих Слободок, Лукавок, Гусяток, Студёнок… «Да ведают потомки православных Земли родной минувшую судьбу…».
Иван Бунин, отдавая должное потенциальным духовным возможностям родной «глубинки», обратил внимание современников на то, что в центрально-русском Подстепье родилась и сформировалась целая плеяда литераторов-классиков, находящихся «в первых рядах» отечественной словесности. Между тем, есть все основания говорить о большом худолжественно-нравственном потенциале музыкального искусства Подонья, Поочья, Поворонежья. При этом нередко словесное образное «начало» сливалось с образностью музыкальной. Русская народная песня, «песенные» Кольцов, Никитин и Суриков,
« песенный» Есенин, «музыкальное» лиро-эпическое слово Лескова, Тургенева, Бунина, Левитова, Пришвина… Музыкальные шедевры Верстовского, Василенко, Обуховой, Игумнова, Массалитинова, Хренникова, Мистюкова… Они вошли в духовный мир нашего современника, они формируют нравственную позицию постигающих «земли родной минувшую судьбу».
…………………………………………………………………………………….
…Годы и судьбы. Владимир Иванович Фёдоров вспоминает о своём старшем брате Борисе, незаурядном композиторе: «… В Ельце в начальной школе его учительницей музыки была внучатая племянница Михаила Глинки. Оказывается, губернатором в Воронеже был родной брат Глинки и таким образом их род добрался до Ельца…» Я цитирую (публикуемое впервые) письмо автора «Сумки, полной сердец»: «…В Стебаеве, Липецке, Боринском брат продолжал осваивать… музыкальные инструменты… балалайку, мандолину, гитару… скрипку, рояль, выступал в клубном хоре и струнном оркестре, играл Евгения Онегина на школьной сцене в год столетия со дня гибели Пушкина…»
… Годы и судьбы… Преемственность поколений…
«Когда я был трёх лет, то была песня, от которой я плакал: её не могу теперь вспомнить, но уверен, что, если б услыхал её, она бы произвела прежнее действие. Её певала мне покойная мать…» - из дневниковых записей М.Ю. Лермонтова. Глубинные истоки лермонтовской лирики связаны с песенным Подстепьем, с музыкальными склонностями и пристрастиями Арсеньевых и Лермонтовых, предков великого поэта. Мать поэта Мария Михайловна Арсеньева-Лермонтова - из елецких дворян. В Кропотове, родовом имении, жил отец поэта Юрий Петрович.
Песни матери… У Лермонтова есть несколько стихотворений с жанровым обозначением -
« П е с н я». Одна из таких песен - «Желтый лист о стебель бьется перед бурей…» («Сердце бедное трепещет пред несчастьем. Что за важность, если ветер Мой листок одинокой Унесет далеко, далеко, Пожалеет ли об нем ветка сирая. Зачем грустить молодцу, Если рок судил ему Угаснуть в краю чужом? Пожалеет ли об этом красна девица?»). Лермонтовские «песни»… Навеянные колыбельными матери Марии Михайловны, песнями тарханских, шиповских, кропотовских крестьян, лермонтовские песни-исповеди, песни-судьбы («Колокол стонет, Девушка плачет, И слезы по четкам бегут. Насильно, насильно От мира в обители скрыта она, Где жизнь без надежды и ночи без сна»). Разбуженное песнями рано ушедшей из жизни матери Марии Михайловны воображение сына-поэта(«Так мое сердце Грудь беспокоит И бьется, бьется, бьется. Велела, велела Судьба мне любовь от него оторвать И деву забыть хоть тому не бывать. Смерть и бессмертье, Жизнь и погибель И деве и сердцу ничто; У сердца и девы Одно лишь страданье, один лишь предмет: Ему счастья надо, ей надобен свет»).
К елецким, кропотовским, к тарханским «тягучим» и «протяжным» восходит лермонтовская «Русская песня» («Клоками белый снег валится, Что ж дева красная боится С крыльца сойти, Воды снести? ..»).
Ранняя кончина матери, оставшейся в душе и сердце сына песней-эхом, нежно-трепетным воспоминанием; песни-стоны, песни-драмы, песни трагедии Ельца и Пензы, Кропотова и Тархан, Русского Подстепья. Первые чувства, такие ранимые, такие незащищенные. Ещё одна лермонтовская «Песня» («Не знаю, обманут ли был я…»). Лермонтов- п е с е н н и к… Несколько неожиданный взгляд на поэта… Но перечитывая, «прослушивая», лермонтовские «песни», образующие особую целостность, своеобразный ц и к л, мы открываем для себя новые сферы, новые глубины лермонтовского гения. И ещё одна лермонтовская «Песня»(«Светлый призрак дней минувших, Для чего ты Пробудил страстей уснувших И заботы? Ты питаешь сладострастья Скоротечность! Но где взять былое счастье И беспечность?..»).
…Какую песню певала в младенчестве Мише Лермонтову его молодая ельчанка-мать, так непоправимо рано ушедшая из жизни? В лермонтовских произведениях, набросках, заметках о замыслах - многочисленные свидетельства о жгучем интересе Лермонтова к жанру песни. В «двадцатой» тетради Лермонтова сохранился, например, текст народной песни. Лермонтов намеревался написать историческую поэму или драму о Мстиславе. Сохранился план-набросок: «Мстислав проходит мимо деревни; одна женщина поет, баюкая ребенка («Что за пыль…»). Эту же песню «Что зав пыль пылит…» Лермонтов предполагал использовать в другой жанрово-композиционной коллизии.
Что же это за песня?
Что в поле за пыль пылит,
Что за пыль пылит, столбом валит?
Злы татаровья полон делят,
То тому, то сему по добру коню;
А как зятю теща доставалося,
Он заставлял ее три дела делать:
А первое дело гусей пасти,
А второе дело бел кужель трясти,
А третье дело дитя качать.
И я глазыньками гусей пасу,
И я рученьками бел кужель пряду,
И я ноженьками дитя качаю;
Ты баю-баю, мило дитятко,
Ты по батюшке злой татарчонок,
А по матушке родной внучонок,
У меня есть приметочка,
На белой груди копеечка.
Как услышала моя доченька,
Закидалася, заметалася:
Ты родная моя матушка,
Ах ты что давно не сказалася?
Ты возьми мои золоты ключи,
Отпирай мои кованые ларцы
И бери казны, сколько надобно,
Жемчугу да злата-серебра.
Ах, ты милое мое дитятко,
Мне не надобно твоей золотой казны,
Отпусти меня на святую Русь!
Не слыхать здесь пенья церковного,
Не слыхать звону колокольного…
Уроженец Данковщины Степан Петрович Жихарев (1788-1860), член «Беседы любителей русского слова», «Арзамаса», ценимый А.С. Пушкиным знаток культуры, театра, оперы, в «Дневнике студента за 1805 год», «Дневнике чиновника за 1806 год», «Записках современника» запечатлел художественно-музыкальную жизнь российской «глубинки». Степан Петрович часто бывал в Липецке, на известных Липецких водах. Примечательна дневниковая запись (сделанная в Липецке) от 13 июля 1806 года: «Сюда прибудет на днях труппа актёров, принадлежащих лебедянскому помещику Танееву. Если это именно та, которую я видел некогда в моём детстве на лебедянской ярмарке, то сердечно буду рад взглянуть на неё и сравнить тогдашние мои ощущения с нынешними. Эта труппа давала тогда в Лебедяни оперу». С.П.Жихарева по-праву считали одним из крупнейших знатоков театра (в том числе - музыкального) первой половины Х1Х столетия. Жихаревские «Воспоминания старого театрала» - в золотом фонде классики.
Лирический талант Михаила Васильевича Милонова (1792-1821) привлёк внимание
А.С. Пушкина, впоследствии - П.И. Чайковского. Уроженец имения «Придонской ключ» под Задонском - автор философско-психологической лирики, «музыкальной прозы». Нравственно-художественный опыт Милонова новаторски использовал создатель образа Ленского в поэме «Евгений Онегин»; опыт Милонова учитывался П.И. Чайковским, воссоздавший пушкинский образ Ленского на музыкальной основе в опере «Евгений Онегин». Милоновская элегия «Падение листьев» своеобразно трансформировалась в психологические, напряженно-романтические раздумья Ленского перед дуэлью с Онегиным. Милоновский «страдалец юный» (как позднее Владимир Ленский у А.С. Пушкина и П.И. Чайковского) тоскует-скорбит о «з л а т ы х д н я х» юности. Владимир Ленский, подобно милоновскому юному романтику, осмотрел пистолеты, «при свечке Шиллера открыл»:
«Куда, куда вы удалились,
Весны моей з л а т ы е д н и?
Что день грядущий мне готовит?
Его мой взор напрасно ловит,
В глубокой мгле таится он…».
Регионоведам и краеведам ещё предстоит прояснить страницы, связанные с Алексеем Николаевичем Верстовским (1799-1862), талантливым музыкантом, известным театральным деятелем (уроженцем села Мезинец, имение Селиверстово, Козловского уезда Тамбовской губернии).
«Культурное гнездо» Верстовских на Тамбовщине… Отец будущего композитора служил в губернской удельной экспедиции, хорошо знал культурно-духовные очаги Липецка, Лебедяни, Усмани, Задонска, Воронежа, Рязани. Страстный поклонник музыки, тонкий ценитель прекрасного, он организовал крепостной оркестр; в домашней библиотеке Верстовских хранились книги, ноты, записи песен Подстепья и Московии. Восьмилетним мальчиком Алексей Верстовский участвует в любительских концертах в Селиверстове, Козлове, Тамбове. Кстати сказать, в 1843 году Иван Сергеевич Тургенев будет с нарастающим интересом слушать в Лебедяни, в местном театре, оперу Верстовского «Пан Твардовский».
Уроженец Тамбовщины внесёт значительный вклад в развитие театральной и музыкальной жизни России. Инспектор музыки при московских театрах ( с 1825 года), заведующий репертуарной частью казенных московских театров (с 1830 года) , талантливый тамбовчанин дружески общается с выдающимися деятелями отечественной культуры (Грибоедовым, Жуковским, С.Т. Аксаковым, Островским, Ксавье де Местром, Загоскиным).
Алексея Верстовского знал и ценил А.С. Пушкин; часто встречались они в доме друга поэта - П.В. Нащокина. Известно об их переписке. «Кюхельбекеру, Матюшкину, Верстовскому усердный мой поклон, буду немедленно им отвечать…»(письмо П.А. Вяземскому, 1824). В другом письме Вяземскому, прилагая ноты, Пушкин делает приписку: «Не потеряй этих нот, если не будут они гравированы, покажи это Верстовскому» (1825).
В 1835 году музыкальная общественность России одобрительно встретила его оперу «Аскольдова могила». Композитор и музыкальный критик А.Н. Серов определил значение этого крупного произведения («Тут развернулось всё дарование композитора, призванного проложить русской оперной музыке прямой путь к истинной народности»). С.Т. Аксаков свидетельствовал: «Слушали мы с наслаждением музыку и пение Верстовского. «Бедный певец», «Певец во стане русских воинов», «Освальд, или три песни» Жуковского, «Приди, о путник молодой…» из «Руслана и Людмилы».
…В курзале Липецких минеральных вод пользовалась успехом «Песнь Девы», написанная на пушкинские стихи Верстовским:
Ложится в поле мрак ночной;
От волн поднялся ветер хладный.
Уж поздно, путник молодой!
Укройся в терем наш отрадный.
Здесь ночью нега и покой,
А днем и шум, и пированье.
Приди на дружное призванье,
Приди, о путник молодой!
У нас найдешь красавиц рой;
Их нежны речи и лобзанье.
Приди на тайное призванье,
Приди, о путник молодой!
Тебе мы с утренней зарей
Наполним кубок на прощанье.
Приди на мирное призванье,
Приди, о путник молодой!..
Особой популярностью пользовалась «Черная шаль». Тот же С.Т. Аксаков замечает: «Черная шаль» Пушкина и многие другие пьесы чрезвычайно нравились всем, а меня приводили в восхищение. Музыка и пение Верстовского казались мне необыкновенно драматичными. Говорили, что у Верстовского нет полного голоса: но выражение, огонь, чувства заставляли меня и других не замечать этого недостатка» (С.Т. Аксаков. Литературные и театральные воспоминания (1812-1830). Полн. собр. соч., т. 4, 1913, с. 133). Приведём сообщение из журнала «Молва» (1831, № 15), сообщавшего об одном из музыкальных вечеров: «Из арий была выбрана Ч е р н а я ш а л ь, соч. Верстовского, которая в концерте необходимо уже требует оркестра. Г. Бантышев пел оную арию с фортепьяно, на котором аккомпанировал г. Фильд. Сколько раз было говорено об этой прекрасной музыкальной пиесе, что считаем за лишнее повторять те похвалы, которое заслуживает сие произведение. Сидевший подле меня музыкант, после многих похвал, упрекнул автора тем, что из Ч е р н о й ш а л и можно было бы, по богатству в ней мыслей, сделать целую оперу; но не лучше ли иметь возможность из арии написать оперу, нежели из целой оперы иных сочинителей не набрать довольно мыслей для одной оперы?».
В «Литературном наследстве» - «Вокруг Пушкина» (т.58, М., изд. АН СССР, 1952, с. 37) опубликованы газетно-журнальные свидетельства середины Х1Х столетия: «Песни Пушкина сделались народными: в деревнях поют «Черную шаль». А.Н. Верстовский с большим искусством сделал на сию песню музыку, и доныне жители Москвы не наслушаются очаровательных звуков, выражающих силу стихов Пушкина».
Не только москвичи, но и жители Подстепья «не наслушаются» чарующего, тревожно-грустного, печально-светлого:
Гляжу, как безумный, на черную шаль,
И хладную душу терзает печаль.
Когда легковерен и молод я был,
Младую гречанку я страстно любил…
В Русском Подстепь, в котором «гением Петра» произошли решительные перемены, с особым интересом восприняли симфоническую кантату «Пир Петра Великого». В этом сочинении Верстовским своеобразно художественно трансформировпана русская народная песня «Как на матушке на Неве-реке молодой матрос корабли снастил…», восторгавшая автора «Медного всадника» и «Полтавы». «Корабли снастили» и на Воронеже, и на Дону, на Козловской, Добровской, Сокольской , Воронежской верфях, готовясь к победоносным Азовским походам: «Россия молодая мужала с гением Петра»…
3.
«Как песни хорошей зачин…»
Наличников русских узоры,
Рябиныы печаль без причин…
Чечеры, Че-че-ры, Че-че-ры, -
Как песни хорошей зачин.
В огне не сгорит, не утонет,
Не смолкнет в распеве полей
Погониной Нины погоня
За славушкой звонкой своей.
Живи, говорливая речка,
Чиста от подземных ключей,
Пока не сронилось колечко
В студеный чечерский ручей…
Мне нынче представить отрадно –
В кругу и рябин, и берез:
Ах, как Мистюков бы заздравно Светлейшую чарку вознес!
Он в песенном, звездном дозоре,
Всеведеньи памятных вех….
Не все мы, не все нынче в сборе,
Но помним сердечно о всех.
Б. Ш а л ь н е в. «Нине Аксёновой, заслуженной певунье, в именной день».
Один из жанров, особо характерных для музыкальной культуры нашего региона, - жанр фольклорной песни.
Русская песня… Нежные слова её вобрали в себя хрустальную чистоту родников и аромат расцветающей черёмухи, прохладу майских зорь и росную свежесть просыпающихся рек. Безбрежные разливы колосящихся нив и тревожный шум векового бора, ледяное молчание заснеженных равнин и озорной гомон первых ручейков…
Жизнь природы и жизнь людей во всех её проявлениях одухотворили русскую песню, дали ей орлиные крылья. И если застонет, закручинится песня, то есть отчего кручиниться ей. Тяжела жизнь простого человека. Жаворонок звенит над полем, которое на жалкой клячонке пашет, поливая «кровавым потом», мужик.
Весеннее солнце скользнуло в мастерскую, где изможденные мастеровые в смертельной усталости проклинают «горечь жизни». Правдивы и доверительны эти «былевые песни». Горька жизнь человека труда. Стон звучит и в песне, стон «погибающей души».
Укрывает тайга глухая бродягу, поросшие травою-муравою холмики хранят тайны мятежных устремлений и роковых бед; но в стенаниях гроз, во всполохах зарниц, в зовущем мерцании ночных огней, в неугомонности и «голодном юморе» странников, путников, устремляющихся к новым горизонтам, крепнет настроение порыва, свободолюбивого дерзания.
…Пушкинская «Песнь о вещем Олеге», «Песнь погибающего пловца» и «Песнь пленного ирокезца» А. И. Полежаева (1804-1838), «Песнь скандинавского воина» О.М. Сомова (1793-1833).
Несколько «П е с е н» у Василия Андреевича Жуковского (1783-1852): «Мой друг, хранитель-ангел мой» (1808), «Кольцо души-девицы» 1816), «Минувших дней очарованье» (1818). Денис Васильевич Давыдов (1784-1839) отдал дань этому жанру («На голос русской песни», 1834).
…«Песня (Век юный, прелестный)», «Песня (Тоска любви волнует грудь)» Н.М. Коншина (1793-1859), «Песня (Взгляни, мой друг: по небу голубому)», «Песня (Пронеслась, пронеслась моя младость)», «Русская песня (Ах, ты, мать моя, змея-мачеха!)» В.И. Красова (1810-1855), «Песня (Что ты, девица, невесело сидишь?)», «Песня ( Не велят Ване по улице ходить)», «Песня (Красна девица сидела под окном) М.Д. Суханова (1801-1842), «Песня (Мы любим шумные пиры)», «Песня (Из страны, страны далекой)», «Нелюдимо наше море» Н.М. Языкова (1803-1846), «Песня (Молода еще девица я была)» Е.П. Гребенки (1812-1848), «Песня ( На душе свободной много дум лежало)» Э.И. Губера (1814-1847), «Песня (Отпусти меня., родная)»
Н.А. Некрасова (1821-1878), Песня (Песня – свобода моя, песня – моя и отрада)» И.В. Фёдорова-Омулевского (1837-1883).
Ох, пора тебе на волю, песня русская,
Благодатная, победная, раздольная,
Погородная, посельная, попольная,
Непогодою-невзгодою повитая,
Во крови, в слезах крещеная-омытая!
Ох, пора тебе на волю, песня русская!
Не сама собой ты спелася-сложилася:
С пустырей тебя намыло снегом-дождиком,
Нанесло тебя с пожарищ дымом-копотью,
Намело тебя с сырых могил метелицей.
Л е в М е й. 1856.
Одним из чародеев слова, в котором воплотился песенный гений «земледельческого народа», был Алексей Васильевич Кольцов(1809-1842).Потрясенный кончиной Кольцова великий актёр П.С. Мочалов написал стихотворение «Разговор на воронежском кладбище»: «Но верь , - не все тебя забыли - Баяна русского, и ты Остался жить в сердцах людей Прекрасной песнею твоей».
Уроженца Воронежа, замечательного лирика помнят Задонск, Елец и Конь-Колодезь. Бывал он и на конских заводах, ярмарках Лебедяни, Данкова. Архивы П.В. Киреевского сохранили песни, присказки, пословицы, поговорки, записанные Кольцовым в Подонье, приворонежских селениях. Крестьянская девушка Ариша певала ему песню «Отчего, скажи, мой любимый серп…».
Полюбились народу кольцовские «Песни» («Очи, очи голубые», «Увижу ль я девушку», «Хуторок», «Ты не пой, соловей», «Ах, зачем меня…», «В непогоду ветер»). Страстной исповедальностью, красотой нравственного прозрения преисполнены кольцовские «Русские песни»: «Говорил мне друг, прощаючись», «Греет солнышко», «Так и рвется душа», «Ты прости-прощай», «Дуют ветры», «Где вы, дни мои», «Не весна тогда», «Расступитесь, леса темные», «Из лесов дремучих, северных». Органично влились в поэтическую стихию народного эпоса кольцовские «Первая песня Лихача Кудрявича», «Вторая песня Лихача Кудрявича», «Пресня пахаря», «Сельская песня», «Песня старика», «Песнь русалки».Лирический герой «Ночлега чумаков»(1828) внимает песням «сынов Украины привольной»:
И как те песни сердцу милы,
Как выразительны, унылы,
Протяжны, звучны и полны
Преданьями родной страны!..
Песенные кольцовские традиции сливались, взаимодействуя и взаимообогащаясь, с традициями лирики Ивана Саввича Никитина (1824-1861), родословные корни которого - в нашем крае. Его отец, дед, прадед, прапрадед родились и жили в селе Казачье (ныне Верхнее Казачье Задонского района). «А род наш - из-под Задонска», - говаривал сам поэт, навещавший родные места. «Коротка была моя жизнь, и эта бедная жизнь обрывается в самую лучшую пор, как недопетая песня на самом задушевном стихе…»- говорит автобиографический герой никитинского «Дневника семинариста».
Глубинная, подспудная музыкальность - в подлинных никитинских шедеврах, запечатлевших прекрасные мгновения реальности, хранящие в себе «живую жизнь» полнокровных образов: «Грезит колос над узкой межою…»; «Тихо ночь ложится на вершины гор, и луна глядится в зеркала озер…»; «Дремлет чуткий камыш…»; «Песне отвечает коростель в лугах, песня замирает далеко в полях…»; «Зорька тучек рукавами закрывается стыдливо…». Изумительны цветомузыка, светотень, одухотворенность никитинских метафор, его «напевы печали», «тайны жизни горькой и людских тревог».
У Никитина есть стихотворение с выразительным заглавием «М у з ы к а л е с а». В никитинских песенных строках, в песнях Кольцова, в «музыкальной прозе» Левитова, в песенно-музыкальных «вариациях» Стаховича - музыкальность каждого образа, музыка степи, музыка неба и полей, музыка дня, вечера, ночи, утра, музыка природы и мироздания.
Талантливость русского человека, высокий уровень народной песенной культуры запечатлел автор «Записок охотника», прекрасно знавший быт и бытие жителей берегов Оки, Дона, Воронежа.Уникальные поэтические зарисовки Русского Подстепья - в очерковой прозе Тургенева, его «Лебедяни», «Касьяне с Красивой Мечи», «Певцах».
Где-то на орловско-рязанских просёлках внимал Иван Сергеевич Тургенев степной музыкальной окрыленности, песенной раздольности, певучему лесостепному многоголосью. Где-то здесь, в глубинном Подстепье, состязались певцы, которых слушали сам Тургенев, Стахович, Левитов, Якушкин, Киреевский… Помните тургеневское? «…Он глубоко вздохнул и запел… Первый звук его голоса был слаб и неровен и, казалось, не выходил из его груди, но перенёсся откуда-то издалека, словно прилетел случайно в комнату. Странно подействовал этот трепещущий, звенящий звук на всех нас; мы взглянули друг на друга, а жена Николая Ивановича так и выпрямилась. За этим первым звуком последовал другой, более твёрдый и протяжный, но всё ещё видимо дрожащий, как струна, когда, внезапно прозвенев под сильным пальцем, она колеблется последним, быстро замирающим колебанием, за вторым - третий, и, понемногу разгорячаясь и расширяясь, полилась заунывная песня. «Не одна во поле дороженька пролегла», - пел он, и всем нам сладко становилось и жутко. Я, признаюсь, редко слыхивал подобный голос: он был слегка разбит и звенел, как надтреснутый; он даже сначала отзывался чем-то болезненным; но в нём была и неподдельная глубокая страсть, и молодость, и сила, и сладость, и какая-то увлекательно-беспечная, грустная скорбь. Русская, правдивая, горячая душа звучала и дышала в нём, и так и хватала вас за сердце, хватала прямо за его русские струны. Песнь росла, разливалась. Яковом, видимо, овладевало упоение: он уже не робел, он отдавался весь своему счастью; голос его не трепетал более - он дрожал, но той едва заметной внутренней дрожью, которая стрелой вонзается в душу слушателя. Помнится, я видел однажды, вечером, во время отлива, на плоском песчаном берегу моря, грозно и тяжко шумевшего вдали, большую белую чайку; она сидела неподвижно, подставив шелковистую грудь алому сиянью зари, и только изредка медленно расширяла свои длинные крылья навстречу знакомому морю, навстречу низкому, багровому солнцу; я вспомнил о ней, слушая Якова. Он пел, совершенно позабыв и своего соперника, и всех нас, но, видимо, поднимаемый, как бодрый пловец волнами,нашим молчаливым, страстным участьем. Он пел, и от каждого звука его голоса веяло чем-то родным и необозримо широким, словно знакомая степь раскрывалась перед вами, уходя в бесконечную даль. У меня. я чуствовал, закипали на сердце и поднимались к глазам слезы; глухие сдержанные рыданья внезапно поразили меня… Я оглянулся - жена целовальника плакала, припав грудью к окну. Яков бросил на неё быстрый взгляд и залился ещё звонче, ещё слаще прежнего; Николай Иванович потупился, Моргач отвернулся; Обалдуй, весь разнеженный, стоял, глупо разинув рот; серый мужичок тихонько всхлипывал в уголку… …Не знаю, чем бы разрешилось всеобщее томленье, если б Яков не кончил на высоком, необыкновенно тонком звуке - словно голос у него оборвался. Никто не крикнул, даже не шевельнулся: все как будто ждали, не будет ли он ещё петь; но он раскрыл глаза, словно удивленный нашим молчаньем, вопрошающим взором обвёл всех кругом и увидал, что победа была его…».
Где-то на орловско-липецких, орловско-елецких, воронежско-донских просёлках и трактах родилось тургеневское стихотворение, ставшее шедевром-романсом, задушевной песенной исповедью («Утро туманное, утро седое, Нивы печальные, снегом покрытые, Нехотя вспомнишь и время былое, Вспомнишь и лица давно позабытые. Вспомнишь обильные страстные речи, Взгляды, так жадно, так робко ловимые, Первые встречи, последние встречи, Тихого голоса звуки любимые»). Непостижимая глубина психологического подтекста, всепоглощающая стихия музыкальной одухотворённости («Вспомнишь разлуку с улыбкою странной, Многое вспомнишь родное далекое, Слушая ропот колес непрестанный, Глядя задумчиво в небо широкое»).
В середине 40-х годов Х1Х века Павел Иванович Якушкин приступил к записям фольклора в Данковском и Раненбургском уездах.
Из-под камушка быстрая вода бежала,
Из-под бережку быстрей этой ещё бежала,
Все вишенья, орешенья подмывала…
Орловско-елецкие, орловско-липецкие, орловско-воронежские, орловско-тульские
дороги. Ямщицкие песни…
Эх, да и ты, извощик мой, извощик молодой,
Ни с одной ли ты сторонушки со мной?
Ни поедешь ли воперед мово домой?
Ты скажи моей любушке поклон,
Что не буду я во всю зимушку домой,
Ой, во всю зимушку, вплоть до самой до весны!
Дороги, дороги! На Елец, Лебедянь, Данков, Раненбург, Доброе, Добринку, Задонск… Где-то там, у раненбургских тихоструйных Ряс, по-над берегом задумчиво-туманного Воронежа, у студеной Матыры, вошло в сердце напевное, раздольное, до боли родное, печальное-печальное:
Уж ты степь моя…
Русское Подстепье помнит к а п е л л у Г о л и ц ы н ы х. Новочеркутино (Салтыки тож) под Усманью. Хор крестьян и сопровождающий выступления хора симфонический оркестр. Всероссийская известность уникального творческого сообщества. Рукоплещет им благодарная провинция (Тамбов, Воронеж, Козлов, Моршанск). Восторженный прием в Москве и Петербурге. Зарубежные поездки, восхищенные слушатели Дрездена, Парижа, Праги, Лондона, Нью-Йорка.
Один из хозяев Новочеркутина, князь Николай Борисович Голицын (1794 - 1866) перевел на французский язык стихотворения А.С.Пушкина, который с признательностью отметил талантливость голицынского перевода. Ординарец прославленного полководца П.И. Багратиона, участник сражениц Отечественной войны 1812 года ( бои под Смоленском, Бородино, Тарутино, Малоярославцем, Вязьмой), обладатель боевой «Золотой шпаги», Н.Б. Голицын много способствовал музыкальному образованию россиян. Особая заслуга его - популяризация творчества Бетховена в России. Великий немецкий композитор переписывался с русским поклонником своего таланта.Бетховен посвятил Голицыну три струнных квартета. По заказу Голицына создана бетховенская увертюра «Освящение дома». Одна из творческих инициатив русского князя Голицына увенчалась крупным событием в культурной жизни
Санкт-Петербурга: впервые в полном объёме была исполнена «Торжественная месса» Бетховена (заметим, что это произошло за 20 лет до исполнения её на родине композитора). Журнал «Музыкальная жизнь» опубликовал переписку Бетховена и Голицина. «Можно сказать, что Ваш гений опередил век и что теперь, может быть, не найдется ни одного слушателя, который был бы достаточно просвещен, чтобы насладиться всей красотой Вашей музыки. Но потомки будут благоговеть перед Вами и благословлять Вашу память более, чем это доступно Вашим современникам», - писал немецкому композитору Н.Б. Голицын. Николай Борисович написал несколько статей и эссе о музыке.
Виолончелиста Николая Голицына, проявлявшего необычайное исполнительское мастерство, намеревался привлечь к участию в оркестре на премьере «Ивана Сусанина» М.И. Глинка.
Но конечно же, главная заслуга князей Голицыных - создание крестьянской певческой
капеллы.
Сын Николая Борисовича - Юрий Голицын(1823-1872) тоже был известен в музыкальном мире. В 1851-1854 годах он был Тамбовским губернским предводителем дворянства. Вместе с отцом он успешно руководил певческой капеллой крестьян-новочеркутинцев; в книге мемуаров «Прошедшее и настоящее» (1870) он воссоздал яркие страницы музыкальной жизни Русского Подстепья. Юрию Николаевичу принадлежат «Вальс Герцена» и «Вальс Огарёва», фантазия «Освобождение».Как и отец, он оставил заметный след в истории и теории музыки, музыкальной критике.
Особое место в истории музыкальной культуры Подстепья принадлежит Михаилу Александровичу Стаховичу, родившемуся в 1819 году в Пальне-Михайловке под Становлянкой на Орловщине-Тульщине. Потомок старинного дворянского рода проявлял глубокий интерес к этнографии, фольклору, народно-песенной культуре. Вместе с П.В. Киреевским, П.И. Якушкиным он совершает фольклорные экспедиции по деревням и городам Орловщины, Тульщины, Рязанщины, Тамбовщины.
«М.А.Стахович. Собрание русских народных песен для фортепиано и семиструнной гитары. СПб., Москва, 1854» - это издание стало крупным событием в культурной жизни России. Краевед С.А. Сионова в эссе «Здесь жили вдохновенья» («Елецкая быль».1994) констатирует: «Сборник занимает ведущее место в истории фольклористики, обладает высокими художественными достоинствами. В нём впервые появляются традиционные крестьянские песни нашего края, записанные непосредственно от крестьян с голоса. Достоинством сборника является еще и то, что он оснащен не только текстом, но и нотными записями с вариациями, что делает его практически бесценным для современного использования. Песни слагаются для одного голоса с фортепианным и гитарным сопровождением».
Н.Владыкина-Бачинская во вступительной статье «Михаил Стахович и его песенное собрание» к книге «Михаил Стахович. Русские народные песни. Изд. «Музыка», М., 1964) обращается к страницам истории, в частности, к заседаниям так называемой «молодой редакции» журнала «Москвитянин», возглавляемого А.А. Григорьевым. Постоянными участниками встреч были А.Н. Островский, Т.И. Филиппов, Е.Н. Эдельсон, Б.Н. Алмазов, М.П. Погодин. Часто приходили сюда Мельников-Печерский, Писемский; радушно встречали актёров - Садовского, Васильева, художников - Боклевского, Рамазанова, музыкантов - Дюбуа, Рубинштейна(«Шли разговоры и споры о предметах важных, прочитывались авторами новые их произведения. За душу хватала русская песня в неподражаемом исполнении Филиппова, ходуном ходила гитара в руках М.А. Стаховича; сплошной смех раздавался в зале от рассказов Садовского, Римом веяло от итальянских песен Рамазанова». Из воспоминаний участника кружка Горбунова).
В журнале «Москвитянин» (1852, № 23-24, с. 79-81) появилась рецензия на песенный сборник Стаховича. Критик Т.П. Филиппов особо выделил свойственные собирателю добросовестность, уважение к народному напеву(«У Стаховича есть уважение к предмету. Видно, что он не столь озабочен тем, чтобы сделать русские народные песни средством к своей славе, а имеет в виду распространение в сборнике истинного об них понятия. Он не допустил сложности в сопровождении, чтобы за аккордами не скрыть самих напевов…»).
Исследователи творчества и художественного наследия Стаховича обращают внимание читателей на пояснения самого Михаила Александровича к составленному им сборнику: «Собранные здесь русские песни записал большею частью в степных губерниях, именно: Орловской, Тамбовской и Воронежской. Привожу об этой местности для объяснения особенностей провинциального наречия удержанных мною в тексте песен, например, предлог «у» вместо «в», окончания «я» в 3-м лице настоящего времени глаголов вместо «ет» и «ит», «всее» вместо «всю» и т.д. Я буду стараться издавать в собрании моем наиболее такие песни, которых тексты и мелодия еще не напечатаны…».
Песенная «малая родина» - в стихотворении «Пальна» (1853): «Работа дружная и шумная кипела. И песня косарей, раскатиста, звучна, Далеко по заре лилася и звенела».
Недюжинным знатоком музыкально-поэтического наследия Русского Подстепья был Александр Иванович Левитов (1835-1877), мастер «музыкальной прозы», автор «Степных очерков», «Горя сёл, дорог и городов». «Бывшего города Доброго пономаря Ивана сын» в своих
философско-психологических импровизациях говорит о песне степной: «…заслышал я сейчас жалущуюся, скорбную песню твою. Не прибавилось, должно быть, радостей в тяжкой доле степной, не прибавилось веселья и в песне –
Ой, вали валом! Ой, вали валом
Из-под каменя вода, -
тоскует, как горлица, эта песня - и по всей ширине степи разносила звонкая утренняя заря жалобный припев: "Ой, из-под каменя вода!» По степным сказаньям так, зачуяв несчастье дома, доможил, его заботник и покровитель, стонет и плачет в глухую, одинокую полночь…» Александр Левитов устами автобиографического повествователя признаётся: «Я остановился и слушал эти рыдания по степному, почти общему горю. По всему полю тяжким стоном стонали они, и, слушая их, мне казалось, что им мало этого поля; я желал, чтобы слезы, вызвавшие их рекой многоводной зашумели по всему лицу земному, потому что плакала ими неутешная мать. «Стоит мать, - говорит песня, - у подгорного придонского ключа и ведёт с ним такую речь: каким бы шумным валом, ключ,ни валила вода твоя из-под камня, всё ей не заглушить моего лютого горя. Моего вдовьего, последнего сына мир отдал в солдаты, а дочь, по барскому приказу, увели в новые деревни в Самару. Мне сказали: снаряди свою дочь в дорогу.Её барин посылает в свои новые деревни, в Самару, а там, говорят, невест нет,, а я говорю и плачу об этом, что ей там женихов нет. Давно уж я, вспоминаючи свой последний конец, просватала её за милого жениха, чтобы навсегда быть ей в родимых местах. Знать, придётся мне умереть одинокой, без детушек, знать, некому будет сделать мне вдовий гроб. Обрушится после меня большая изба наша, дедом из толстого леса срубленная, крапивой зарастет огород, и на нашем родимом, насиженном месте ляжет унылая пустошь». Много таких материнских жалоб и воплей отнесли подгорные придонские ключи к далекому морю Азовскому, к братьям высельщикам степным…».
…………………………………………………………………………………………..
ВАСИЛИЙ ШАХОВ
РУССКИЕ ИСТОКИ ГЕНИЯ ОБУХОВОЙ
**************************************
«Музыка и пение с детства были моей стихией. Я пела с детства, с тех пор как себя помню, сперва русские народные песни, услышанные мной в деревне Тамбовской губернии… в Хворостянке… - вспоминала Надежда Андреевна. - Детство, проведённое в русской деревне, среди необозримых полей, оставило след в моей душе. Я с детства сохранила любовь к русской народной песне, широкой и привольной, как наши бескрайние поля…». Отсюда, от Хворостиянки, от Добринки, от Подстепья - глубина и психологизм её будущих песенных шедевров, удививших и восхитивших миллионы слушателей, - «Степь да степь кругом», «Тройка», «Не брани меня, родная», «Липа вековая», «Лучинушка».
Хворостянка - особое «культурное гнездо» Русского Подстепья. Здесь - истоки и горизонты певческого гения Надежды Обуховой. Всемирно известная певица говорила о своих творческих истоках : «Вначале была Хворостянка… А потом уже все эти Липманы, Мазетти и прочие учителя-итальянцы. Простые хворостянские бабы, их пение, направили и определили мой путь…».
Музыкальное эхо минувшего
Над родной страной, //Над Россиею// Солнце ясное, //Небо синее. //На лугах цветы //Васильковые, //У невест глаза – //Ох, бедовые! //И Натальюшки, //И Алёнушки //Выплывают в круг, //Как лебедушки. //Принародная, //Привечальная, //Песня в лад звучит Величальная. //Ты звучи, звучи, //Принародная, //Привечальная, //Хороводная!// Косы русые, //Платья белые… //Стали грустными //Парни смелые. //Им, видать, опять //До утра не спать,// Звезды ясные //До зари считать. //Будут грезиться// Как лебедушки// И Натальюшки, //И Алёнушки. //Доли-долюшки, //Свет-сударушки – //Оли-Олюшки, //Марьи-Марьюшки…
Борис Ш а л ь н е в. «Хороводная».
………………………………………………………………………………………………………….
. Русское Подстепье помнит замечательных музыкантов Рубинштейнов. В Хворостянку , «музыкальную Мекку» Подстепья многократно приезжал в качестве друга семьи и почетного гостя Антон Григорьевич Рубинштейн(1829-1894). Здесь в родовом имении крупного деятеля культуры, знатока музыкального искусства А.С. Мазараки, дедушки Н.А. Обуховой.
В «музыкальной Мекке» бывал и Николай Григорьевич Рубинштейн (1835-1881), талантливейший дирижер и пианист, основатель Московской консерватории 1 августа 1869 года в курортном зале Липецких минеральных вод липчане и отдыхающие на курорте бурно рукоплескали выступлению Н.Г. Рубинштейна. Денежный сбор от концерта Николай Григорьевич передал дирекции курорта для бесплатного лечения нуждающихся больных. В липецких архивах сохранились отчеты дирекции со специальной расходной статьей: «Лечение ольных за счет Рубинштейновского фонда».
………………………………………………………………………………
Второй родиной считал ЦАРЁВКУ известный композитор Сергей Никифорович Василенко (1872-1956). «От Ельца ехали на лошадях. День склонялся к вечеру. Мне всё там нравилось, начиная с дороги. По бокам тянулись поля ароматной ржи, цветущей дышащей мёдом гречихи. Проезжали через тёмные, покрытые кустарником балки. В них журчали ручьи, кричали коростели и стонали лягушки… От всего я был в восторге… К дому примыкал обширный парк со столетними дубами. Откосами спускался он к полноводной запруженной реке»,- одно из воспоминаний композитора о «малой родине».
Царёвка - ныне деревня Жерновского сельсовета Долгоруковского района; имела ранее названия Викулино, Муравлево. Речушка Снова, правый приток Дона, текущая в Задонском и Долгоруковском районах, получила название от иранского слова «снаути», что означало «течь», «сочиться». Живописные окрестности, песенное приволье, особая «музыкальность» местного говора… Всё это одухотворило детские и отроческие годы будущего выдающегося композитора,дирижёра, педагога, знатока оркестра. Ученик С. Танеева и М. Ипполитова-Иванова проявлял серьезный интерес к освоению фольклора, народного музыкального творчества, музыкальной культуры Древней Руси, Русского Подстепья. Оригинально его первое
крупное сочинение - опера-кантата «Сказание о граде Великом Китеже и Тихом озере Светояре»(1902). Были замечены музыкальной и театральной общественностью его оперы «Сын Солнца», «Суворов», балеты «Иосиф Прекрасный», «Лола», «Мирандолина». Для оркестра Сергей Никифорович создал пять симфоний(1906-1934), симфонические поэмы «Сад смерти» (по Уайльду, 1915), «Полёт ведьм». Он - автор более двухсот романсов и песен; популярны его инструментальные концерты; своеобразна его музыка к театральным спектаклям.
С.Н. Василенко многократно бывал в родных краях. Сергея Николаевича знали и ценили как превосходного педагога-просветителя. В педагогической классике - его фундаментальный труд «Инструментовка для симфонического оркестра» (М., 1959, в 2-х томах). Его «Воспоминания» (М., 1979) - хорошее подспорье при изучении истории музыкальной культуры Русского Подстепья.
******************************************************************
……………………М у з ы к а л ь н о е э х о м и н у в ш е г о
Серов Александр Николаевич (1820-1871), выдающийся русский композитор, музыкальный критик, деятель культуры. Создатель опер «Юдифь»(1862), «Рогнеда»(1865), «Вражья сила»(1871). Жизнь и творчество его связаны с Подстепьем. Он дружил с А.Н. Лодыгиным. В.С. Серова в своих «Воспоминаниях» (Санкт-Петербург, 1914), в частности, раскрывает творческую индивидуальность нашего земляка, создателя «русского света» А.Н. Лодыгина. Сестра пианистки В.В. Серовой (жены композитора) писала из Липецкого уезда: «Степи…. Огромная природа. Природа времен прошлого земли. И люди соответствуют этому… крепкие, с медными голосами…».
…………………………………………………….
Великая русская певица Надежда Андреевна Обухова (1866-1961) говорила: «…Где бы я ни бывала, каких бы красот ни видала - про своё хворостянское приволье приволье никогда не забывала…». Мать её Мария Андриановна родилась в селе Хворостянка под Добринкой, в имении отца - Мазараки. Дедушка Андриан Семёнович был замечательным пианистом, знатоком музыкального искусства, собирателем и неутомимым популяризатором народного музыкального творчества; он основал в Воронеже филармоническое общество; дружил он с директором Московской консерватории Николаем Рубинштейном. В Хворостянку приезжали Антон Рубинштейн, Ю.С. Сахановский, Г.Н. Дулов. В Хворостянке будущая певица впервые увидела самого Петра Ильича Чайковского.
Отец Надежды Обуховой Андрей Трофимович доводился внуком гениальному лирику пушкинской эпохи (уроженцу Тамбовщины) Евгению Баратынскому, в своих знаменитых «Стансах» (1827) запечатлевшему чарующий пейзаж «малой родины». «Приют младенческих годов» Надежды Обуховой в родной Хворостянке. Старинный двухэтажный дом. С террасы видны степные просторы, «полевая Россия». Вечернее небо над вековыми липами, над вишнево-яблоневым садом. В звёздное небо улетает родившаяся где-то там, на далёких покосах, чарующе задушевная песня. «Музыка и пение с детства были моей стихией. Я пела с детства, с тех пор как себя помню, сперва русские народные песни, услышанные мной в деревне Тамбовской губернии… в Хворостянке… - вспоминала Надежда Андреевна. - Детство, проведённое в русской деревне, среди необозримых полей, оставило след в моей душе. Я с детства сохранила любовь к русской народной песне, широкой и привольной, как наши бескрайние поля…». Отсюда, от Хворостиянки, от Добринки, от Подстепья - глубина и психологизм её будущих песенных шедевров, удививших и восхитивших миллионы слушателей, - «Степь да степь кругом», «Тройка», «Не брани меня, родная», «Липа вековая», «Лучинушка».
Хворостянка - особое «культурное гнездо» Русского Подстепья. Здесь - истоки и горизонты певческого гения Надежды Обуховой. Всемирно известная певица говорила о своих творческих истоках : «Вначале была Хворостянка… А потом уже все эти Липманы, Мазетти и прочие учителя-итальянцы. Простые хворостянские бабы, их пение, направили и определили мой путь…».
Писатель-краевед А.Я. Яблонский собрал и обнародовал уникальные материалы, позволяющие проследить формирование творческой индивидуальности великой певицы.Он записал воспоминания старожилов, помнивших Мазараки и Обуховых.
Училась Надежда Обухова в Хворостянской земской школе. Первыми наставниками её были Павел Алексеевич Наливкин, Мария Петровна Ситникова. Первым же учителем музыки был , конечно же, дедушка, с которым она (двенадцатилетняя) исполняла в четыре руки сочинения Моцарта, Шопена,Гайдна. Дедушка был инициатором семейных музыкальных вечеров, спевок, хороводов. Иногда на берегу речки Лукавченки останавливался табор; тогда приглашенные в имение обитатели шатров исполняли цыганские романсы и песни.
Краеведы прослеживают «обуховские тропы» музыкального Подстепья. «Если б в её жизни не было Хворостянки, не было б её как певицы такого уровня…» - мнение самой Надежды Андреевны. Дарование Обуховой признали и оценили её современники, ревнители музыкального искусства. Её земляк (уроженец Лебедяни) незаурядный пианист и педагог-музыковед Константин Игумнов говорил: «Я пленялся свежестью и яркостью её интерпретации…». Самобытный художник К.Ф. Юон обращался к Надежде Андреевне с признанием: «Ваши песни облагораживают жизнь, они заставляют чувствовать красоту даже наших страданий… Вы чаруете слушателей поэзией бытия и будите в сердцах людей чувства и мысли в сторону их нравственных начал: радости, любви, дружбы, добра, прощения, стремления стать лучше…». Т.Л. Щепкина-Куперник отмечала: «Красота её внешности, глубина её чувств словно рождены русской ширью, щедростью и душевностью её народа. В её голосе и звон металла, и мощь, и мягкость. Её пение течет, как плавная река с совершенно незаметными переходами от низких нот к высоким, пение вольно и свободно льющееся… Когда она поёт народные песни, от неё веет сладким запахом родных полей…».
По окончании консерватории её пригласила для совместного исполнения дуэтов Антонина Васильевна Нежданова (лирико-колоратурное сопрано), прославившаяся образами Антониды («Иван Сусанин» Глинки), Марфы(«Царская невеста» Римского-Корсакова), Волховы(«Садко» Римского-Корсакова), Виолетты(«Травиата» Верди), Эльзы ( «Лоэнгрин» Вагнера). С 1916 года - Н.Обухова (меццо-сопрано) в Большом театре. Дебютировала она в роли Полины («Пиковая дама» Чайковского). Тридцать лет жизни - в Большом театре; выступления в двадцати пяти оперных спектаклях ( среди них - исполнение роли Марфы («Хованщина» Мусоргского, Любаши («Царская невеста» Римского-Корсакова), Кармен (одноименная опера Бизе).Заслуженная артистка республики(1928), Народная артистка республики(1933), Народная артистка СССР, кавалер ордена Ленина (1937), лауреат Государственной премии первой степени(1943). Её имя - в одном ряду с именами Шаляпина, Неждановой, Собинова, Козловского, Лемешева.
В 1958 году (за три года до кончины) Надежда Андреевна последний раз побывала в Хворостянке на могиле матери. Из воспоминаний Н.А. Обуховой: «Первые годы замужества мама жила в Хворостянке - счастливая, жизнерадостная, и в Москву приезжала только для родов… … мама умерла от быстро развившейся скоротечной чахотки. Скончалась она в Ялте… Гроб с телом перевезли в Хворостянку и похоронили в ограде нашей сельской церкви…». Надежда Андреевна взяла с собой горсточку родной земли…
*****************************************************************
…………М у з ы к а л ь н о е э х о м и н у в ш е г о
Массалитинов Константин Ираклиевич (1905 - 1979), видный русский композитор, деятель культуры, Народный Артист СССР. Русское Подстепье чтит его память прежде всего как создателя Воронежского русского народного хора. Под Задонском, Ельцом, Данковом, Усманью, Лебедянью, во всём Подонье и Приворонежье, по инициативе и при личном участии Константина Ираклиевича, бережно и компетентно собирались народные песни, фольклор. К.И. Массалитинов многократно бывал в Липецке. С Массалитиновым плодотворно сотрудничал основатель хора новолипецких металлургов
Андрей Петрович Мистюков.
………………………………………………………….
Музыкальное краеведение Подстепья осваивает нравственно-духовный потенциал, заключенный в наследии Сергея Васильевича Рахманинова(1873-1943), жизненный путь которого связан с Подстепьем.
Дочь композитора Татьяна Сергеевна вспоминала, что С.В. Рахманинов «прекрасно относился, очень любил Ивана Алексеевича», «любил его стихотворения, рассказы», говорил о «внутренней музыкальности его стихов»(«…Иван Алексеевич всё по особенному слышит»). В 1912 году, когда отмечался бунинский юбилей, автору «Суходола» и «Антоновских яблок» поступила телеграмма: «Примите душевный привет от суходольского музыканта.
Р а х м а н и н о в».
Из книги « Воспоминания» И.А. Бунина (мемуарное эссе «Рахманинов»):
«При моей первой встрече с ним в Ялте произошло между нами нечто подобное тому, что бывало только в романтические годы молодости Герцена, Тургенева, когда люди могли проводить целые ночи в разговорах о прекрасном, вечном, о высоком искусстве. Впоследствии, до его последнего отъезда в Америку, встречались мы с ним от времени до времени очень дружески, но всё же не так, как в ту встречу, когда, поговорив чуть не всю ночь на берегу моря, он обнял меня и сказал: «Будем друзьями навсегда!» Уж очень различны были наши жизненные пути, судьба все разъединяла нас, встречи наши были всегда случайны, чаще всего недолги, и была, мне кажется, вообще большая сдержанность в характере моего высокого друга. А в ту ночь мы были ещё молоды, были далеки от сдержанности, как-то внезапно сблизились чуть не с первых слов, которыми обменялись в большом обществе, собравшемся, уж не помню почему, на веселый ужин в лучшей ялтинской гостинице «Россия»…
У земляков из Русского Подстепья было много «общих», созвучных впечатлений.
Из книги бунинских «Воспоминаний» :
«…Мы за ужином сидели рядом, пили шампанское Абрау-Дюрсо, потом вышли на террасу, продолжая разговор о том падении прозы и поэзии, что совершалось в то время в русской литературе, незаметно спустились во двор гостиницы, потом на набережную, ушли на мол, - было уже поздно, нигде не было ни души, - сели на какие-то канаты, дыша их дегтярным запахом и этой какой-то совсем особой свежестью, что присуща только черноморской воде, и говорили, говорили все горячей и радостней уже о том чудесном, что вспоминалось из Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Фета. Майкова… Тут он взволнованно, медленно стал читать то стихотворение Майкова, на которое он, может быть, уже написал тогда или только мечтал написать музыку:
Я в гроте ждал тебя в урочный час.
Но день померк; главой качая сонной,
Заснули тополи, умолкли гальционы:
Напрасно! Месяц встал, сребрился и угас;
Редела ночь; любовница Кефала,
Облокотясь на рдяные врата
Младого дня, из кос своих роняла
Златые зерна перлов и опала
На синие долины и леса…».
В 1915 году Бунин послал Рахманинову свою «Чашу жизни»; был получен ответ: «Дорогой Иван Алексеевич! И я Вас неизменно люблю и вспоминаю часто наши давнишние с Вами встречи. Грустно, что они теперь не повторяются. Очень благодарю Вас за присылку Вашей последней книги. Был тронут. 27 апреля 1915 года. С. Р а х м а н и н о в».
Рахманинов написал музыку на бунинские стихи: «Я опять одинок…», «Ночь печальна…».
«Встреча» двух русских гениев в лирическом и музыкальном эпосе… Тамбовские краеведы тщательно исследовали все «тропы» к Рахманинову (многие из них пролегали по территории нынешней Липецкой области). Жители Русского Подстепья чтут память о великом композиторе, в творчестве которого с особой силой воплощена тема родины. В концертных залах региона звучат рахманиновские произведения: четыре концерта и «Рапсодия на тему Паганини» для фортепиано с оркестром, прелюдии, этюды-картины для фортепьяно, 3 симфонии, фантазия «Утёс», поэма «Остров мёртвых» для оркестра, кантата «Весна», поэма «Колокола» для хора и оркестра. С.В. Рахманинов был автором замечательных романсов, известны его оперы «Алеко»(1892), «Скупой рыцарь», «Франческа да Римини» ( обе - 1904). Неистощимое мелодическое богатство, философско-психологическая глубина, «диалектика души», романтическая одухотворённость - всё это обусловило постоянный интерес слушателей многих поколений к рахманиновскому музыкальному наследию.
**************************************************************
……………………………………………………………………………….
Не соловушки воскресли, //Не лебедушки трубят – //Это молодости песни// Над головушкой летят.// Наши крылья крепли вместе,// Нет земли для нас милей. //Нашей доле, нашей чести// Нынче круглый юбилей. //И недаром с пылу-жару //Каждый славой породнен.// Комбинату-юбиляру// Мистюковский наш поклон. //С русской удалью-раздольем //Любо праздник отмечать,// Добрым словом, хлебом-солью //Дорогих гостей встречать.
Борис Ш а л ь н е в. «Праздничные припевки. К 60-летию НЛМК».
………………………………………………………………………………………
Музыкальную жизнь нашего региона трудно представить без Константина Николаевича Игумнова (1873-1978), крупнейшего пианиста и педагога, основателя самобытной мировой фортепианной школы. Народный артист СССР, лауреат Государственной премии СССР, профессор Московской консерватории родился в Лебедяни. Здесь прошли его детские и отроческие годы…
Доброе, трепетное, задушевное слово о Лебедяни сказали многие деятели отечественной культуры, вспоминая «малую родину» в верховьях тихого Дона. Лебедянь… С детства знакомое, родное, одухотворенное крылатым волшебстьвом легенд и сказаний… Лебедянь… Лебедянка… Лебяжье… В самих названиях города, окрестных селений, рек, озер - пернатая красота из сиренево-вишневого поднебесья, от яблоневых соцветий, от радуги над Красивой Мечей, от цветомузыки лебедянских зорь, закатов и рассветов.
Как лебедь, в просторы России вплыла ты,
И белой метелью сады замела;
И Лебедянью светло и крылато
Людская молва этот край назвала.
П р и п е в:
Ах,Лебедянь, исцели добротою сердечной,
Прикосновенья твои и теплы и легки;
Пусть над землёй древне-Липецкой вечно
Кружится пух лебедей или яблонь твоих лепестки.
В песне «Лебедянь» Тамары Пономарёвой прекрасно передано трепетное восхищение «малой родиной» Константина Игумнова:
Вовек не забыть эту вешнюю нежность
Развесистых яблонь вдоль щедрых дорог;
Красавиц участье, заботу и нежность -
Любви нашей русской премудрый урок.
В лихой круговерти легко заблудиться,
Да только пора возвращаться назад;
Шепчу я: «Прощай», но как мне проститься,
Когда вслед лебяжьи мне клики летят.
Ах, Лебедянь, исцели добротою сердечной,
Прикосновенья твои и теплы и легки;
Пусть над землей древне-Липецкой вечно
Кружится пух лебедей или яблонь твоих лепестки.
Древний город на Дону… Утопающие в садах улицы… Монотонная жизнь оживлялась ярмарками. Дружная обеспеченная семья. Костя - младший сын. Рано ( в четыре года) научился читать. Любил слушать пение. У Игумновых довольно часто музицировали. Глава семейства - Николай Иванович сам слыл «сочинителем», публиковался в столицах.В «культурном гнезде» пользовались неизменным почитанием классики: Бетховен, Моцарт, Шубарт, Глинка. Культ поэтического слова, мудрой философской мысли, музыкальной метафоры. «Была у меня ребячья тетрадка, - вспоминал Константин Николаевич с присущим ему юмором, - из которой видно, что я любил писать ноты, это было ещё до поступления моего в гимназию. В гимназию я попал лет одиннадцати, а марал нотную бумагу уже лет в девять-десять». Тепло вспоминал он о своей домашней учительнице музыки А.Ф. Мейер. Одно из ярких воспоминаний детства: приезд в Лебедянь профессиональной пианистки, обучавшейся в Венской и Лейпцигской консерваториях: «Надо было устроить ей концерт в Лебедяни, а рояль в городе был у отца и еще кое у кого. Отец предложил, чтобы она, если захочет, давала концерт у нас в доме… Так и было сделано. Тут я впервые услышал концерт Шопена и «кампанеллу» Листа. Мне тогда было, вероятно, лет 11-12». Родители взяли с собой Костю на Всероссийскую выставку 1882 года в Москву. Из воспоминаний К.Н. Игумнова о посещении Большого театра: « Я впервые услышал тогда три оперы. Первой оперой… был «Фауст», следующими были «Гугеноты», а затем «Русалка»… Особенно меня пленили «Гугеноты», а затем «Русалка»… Все это было для меня большим событием. Когда мы вернулись в Лебедянь, «Гугеноты» сразу же были выписаны, и я знал их от доски до доски».
В биографии Игумнова краеведы выделяют знаменательное событие: первое публичное выступление, состоявшееся «по дозволению начальства» 2 января 1881 года на благотворительном концерте в пользу бедных жителей-земляков. Восьмилетний музыкант исполнил попурри на мотивы из «Трубадура» Верди. Архивные источники сохранили имена взрослых участников того концерта: певицы Е.Н. Хренниковой, пианистки Н.Е. Емельяновой.
23 ноября 1886 года в зале земства на благотворительном концерте лебедянцы имели возможность видеть и слышать второе публичное выступление талантливого отрока. В концерте были заняты также учительница Константина - А.Ф. Мейер и земляки-любители музыкального искусства(И.В. Прелович, В.К. Смирнов, А.И. Пескова, М.Е. Тучанская).
Краеведы (О.Хрусталева, С. Кукрак) в «Липецком энциклопедическом словаре», «Липецкой энциклопедии», альманахе «Лебедянь» раскрыли подробности «лебедянского» периода формирования художественной индивидуальности замечательного земляка. Летние месяцы Игумновы проводили в селе Шовском под Лебедянью. «Кажется, в
Альманах «Лебедянь» ( воспоминания, мемуарные заметки К.Н. Игумнова):
1887 год ( после окончания Лебедянской прогимназии): «Грустно мне было уезжать, но я утешался мыслью, что еду в Москву для своей же пользы.Решено было ехать в Москву через Раненбург. Я выехал с родителями из Лебедяни 13 августа… … Лебедянь - это очень важный период в моей жизни, период, который положил основы дальнейшего художественного развития и оставил отпечаток во многом…».
«Тамбовские губернские ведомости» (1897): «Из всех увеселений, которыми в период масленницы пользовалась лебедянская публика, концерт известного пианиста Игумнова обращает на себя особое внимание. Не лишним считаем сообщить о К.Н. Игумнове, что родом он из Лебедяни, бывший воспитанник местной мужской прогимназии… Небольшой зал земства не мог вместить всех местных любителей музыки - большинство стояло у дверей. Великое спасибо К.Н. Игумнову за то, что он не забыл своих лебедянцев и доставил истинное наслаждение местным любителям, на долю которых никогда, быть может, теперь не выпадет подобного рода удовольствие. Мы, со своей стороны, желаем всякого успеха молодому артисту в будущей его деятельности и от души желали бы ещё раз услышать чудесные звуки его игры». Здесь же сообщалось, что по инициативе инспектора местной прогимназии В.Ф. Вольского «устроен был в пользу недостаточных учеников прогимназии музыкально-литературный вечер, на котором принимал участие и бывший её ученик К.Н. Игумнов».
Жизнь замечательных людей. Судьба человека, который достигнет вершин профессионального мастерства. Когда решается вопрос: «делать жизнь с кого», - поучителен пример того же Константина Николаевича Игумнова. С 1899 года и до конца своих дней он был педагогом, профессором Московской консерватории ( в 1924-1929 годах он возглавлял консерваторию, был её ректором); он воспитал целую плеяду талантов, артистических «звёзд» (Л.Оборин, Н. Орлов, Я. Флиэр, М. Гринберг, А. Бабаджанян, Н. Штаркман,М. Гамбарян, О. Бошнякович, Т. Амираджиби, А. Амбарцумян). Выдающийся педагог-просветитель был поистине гениальным исполнителем. Заветно-задушевное пристрастие Игумнова - музыка Петра Ильича Чайковского. «Можно сказать, что именно Игумнов возродил на концертной эстраде многие сочинения великого русского композитора, - констатирует Я. Мильштейн. -Нигде не высказывается особенная, полная простоты, благородства и целомудренной скромности манера игры Игумнова так удачно, как в произведениях Чайковского». Л. Оборин свидетельствует: «Артистические вкусы Константина Николаевича были вполне определенны и устойчивы. «Своими» были для него Бетховен, Шуберт, Шуман, Шопен, Лист».
Летом 1947 года выдающийся мастер в последний раз играл в родной Лебедяни для своих земляков. 24 марта 1948 года он ушёл из жизни.
В Лебедяни и Липецке проводятся ставшие традиционными конкурсы юных пианистов его имени.
*****************************************************************
«Песней протяжной озвучено всё поднебесье твоё…»
Речки печаль беспричальная,
Поля ржаного жнивьё…
Родина изначальная,
Светится имя твоё.
Тихою полнится радостью
Ковшик воды ключевой.
Даже за этою малостью
Облик мне видится твой.
Где-то травой-недотрогою
Застится меч-кладенец,
Над позабытой дорогою
Дальний звенит бубенец.
Песней протяжной озвучено
Всё поднебесье твоё,
Речки плескучей излучина,
Поля ржаного жнивье…
Б. Ш а л ь н е в. «Речки печаль беспричальная…»
Лирика и эпос Бориса Шальнева… Портрет на фоне времени, в контексте сложной и противоречивой эпохи… «Малая родина» Бориса Михайловича – Русское Подстепье - на судьбоносные события откликалась музыкально-песенным эхом…
Поэт чутко и вдохновенно «записывал сердечным микрофоном» услышанное, увиденное, почувствованное, пережитое… Рядом с ним – его друзья, сотоварищи, коллеги, ревнители прекрасного, доброго, гуманистического… - «Когда поют в России соловьи, //Самозабвеньем небеса качая, //Бессмертная отчаянность любви //Бесстрашием своим и нас венчает. //Жить на Земле – при всех печалях – честь! //Жить, возвышаясь соловьиной долей,// И знать при том: у них соперник есть –// Дитя свирельной музы – Анатолий. //Не ангел – шестикрылый Cерафим// Его развеял по ветру тревоги. //Безденежный – всего лишь псевдоним: //Так на Олимпе порешили боги. //Тут и намёк, и шутка есть. К тому же.. Суть не в деньгах, не в звоне их сугубом… Богат певец – владетель стольких душ ..Не крепостных, а вольных песнолюбов!.//. Виват, Маэстро! Все друзья твои //На долгий век тебя благословляют. //…Когда молчат в России соловьи, //Они твоей гармонии внимают» («Анатолию Безденежному, народному артисту России»).
«Портрет» Бориса Шальнева будет незавершенным, если не познакомиться-поразмышлять о жанре его лирико-психологических, философско-бытийных стихотворений-«посвящений». Вот, к примеру, - с дружеской лукавинкой - послание-присловье «Анатолию Астахову к именному 60-летию»: «Средь «охов» жизненных и «ахов»// Игру ведут и свет, и тень. //О чём он думает, Астахов, //В престольный свой, коронный день?// О том, что жизни – середина,// А песни прожитой – зенит.// О том, что рядом Валентина// Берёзкой по ветру шумит. //И пусть не все шумы напевны, //А жизнь не всякий день светла, //Но две лебёдушки-царевны //Встают на белые крыла. //Пошли им Бог отрадной вести! //А я запомню как пароль:// И фа-мажор – не против шерсти, //Но ближе к сердцу – си-бемоль».
Или ёмкое, уважительно весомое приветствие-«тост» «Владимиру Селявкину, заслуженному артисту России, в день 55-летия»: «Друзей хороводя, //Вековечный мотив //Затеваешь, Володя, //И душа – на разрыв. //Дай-то Бог изначала, //Чтоб в сердечной тиши //Долго, долго звучала //Песнь бессмертной души!»
