Авторский блог Василий Шахов 11:34 20 апреля 2019

Лениниана и крымология Сергеева-Ценского; "Преображение России" - 2

"Учебный космос России". "Учебная книга России". (Троицк-в-Москве). Великие уроки русской советской классики.

ЛЕНИНИАНА И КРЫМОЛОГИЯ СЕРГЕЕВА-ЦЕНСКОГО:

«ПРЕОБРАЖЕНИЕ РОССИИ» - 2

"С балкона моего дома я часто любуюсь полетом горного орла, устремляющего свой путь прямо к солнцу. У нас в Крыму говорят, что глядеть прямо на солнце могут только орлы. Я думаю, что писатель своим мысленным взором всегда должен видеть свое солнце. Это солнце каждого из нас - Родина, Советская Россия!..

...Никогда еще наша Родина не была так сильна, прекрасна, величава, как ныне. Никогда еще не представала она перед миром в такой животворной и лучезарной красоте".

С. Н. СЕРГЕЕВ-ЦЕНСКИЙ.

…Сергеев-Ценский принял специальных корреспондентов газеты "Литература и жизнь". Говорили о предстоящем учредительном съезде писателей РСФСР. Просили его выступить со статьей. Несмотря на плохое самочувствие, он согласился. Статья была опубликована за две недели до смерти - лебединая песнь Сергея Николаевича. Она называлась "Жизнь писателя должна быть подвигом".

"Когда я гляжу на снежные шапки Крымских гор, то мне видится вся наша обетованная прекрасная Родина, дороже и родней которой для нас нет ничего на свете. Так же, как эти горные вершины, возвышаешься ты, наша мать Россия, над материками и континентами!.."

Уроки Сергеева-Ценского… Заветы Сергеева-Ценского… "От колыбели, через всю жизнь проносим мы певучее, сверкающее самоцветами русское слово. Разве могут стереться и устареть слова, написанные нашими классиками... Ведь эти слова изваяны из мрамора, отлиты из бронзы. Они - навеки!"

"Русское слово! Как радостно бывает на душе, когда в книгах находишь у наших писателей замашистое, кипящее и животрепещущее русское слово. У кого из наших современников мы его чаще всего встречаем? Я думаю, что со мною согласятся миллионы читателей, когда я назову дорогое всем нам имя Михаила Шолохова! В его произведениях мы видим алмазные россыпи русской речи. Не в словарях отысканное, не из запыленных фолиантов утащенное, а взятое писателем у самого хозяина языка - у народа - вот какое это слово!

С молоком матери впитал писатель приемы народного творчества и перенес их в русскую художественную речь. Потому так и поражают они своею смелостью и художественной силой... И потому, когда молодые люди спрашивают меня, как стать писателем, я отвечаю: - Идите в жизнь, слушайте народную речь и постарайтесь запечатлеть ее в своих книгах! Если вам удастся это сделать, то вы станете художниками, проникающими в душу народную. А это единственное, ради чего стоит посвятить свою жизнь литературному труду".

"Огорчительным представляется мне, что в последнее время появляется у нас много книг, написанных как бы на родном языке, но на самом деле напоминающих дурные кальки с иноземной речи. Кому нужны эти жалкие подделки под русскую литературу? Разве они могут научить молодежь языку наших дедов и прадедов, который они пронесли через многие столетия пылающим, как факел?"

Мудрые, весомые слова: "С балкона моего дома я часто любуюсь полетом горного орла, устремляющего свой путь прямо к солнцу. У нас в Крыму говорят, что глядеть прямо на солнце могут только орлы. Я думаю, что писатель своим мысленным взором всегда должен видеть свое солнце. Это солнце каждого из нас - Родина, Советская Россия!..

...Никогда еще наша Родина не была так сильна, прекрасна, величава, как ныне. Никогда еще не представала она перед миром в такой животворной и лучезарной красоте".

…………………………………………………………………………………………….

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ О С.Н. СЕРГЕЕВЕ-ЦЕНСКОМ:

- Вы знакомы с поэтом Полторацким?

Я был озадачен, а он, видя это, пояснил:

- Не тот, что на Украине живет, а московский. Постойте, если не ошибаюсь, его Виктором Васильевичем зовут.

С Виктором Васильевичем Полторацким я работал в "Известиях" и, разумеется, был хорошо с ним знаком. Я знал, конечно, его талантливые очерки, овеянные поэтической задушевностью, теплом полей, в которые он по-ребячески трогательно влюблен. Но стихов Полторацкого я, к стыду своему, не читал, в чем тут же признался.

- Вот видите, - с грустью сказал Сергей Николаевич. - Мы, литераторы, часто не знаем творчества своих собратьев, а что ж тогда о читателе говорить? Мм-да-а!.. Вот какая штука... Вы почитайте его стихотворение "Россия". Обязательно почитайте.

До этого мне не приходилось беседовать с Сергеем Николаевичем о современной поэзии. Разве только однажды он вспомнил про свой спор с Сельвинским о сущности поэзии. Взгляды их резко расходились. И вот вдруг Ценский заговорил о современном поэте, у которого не было поэтического имени. Естественно, после этого, желая понять поэтические симпатии Сергея Николаевича, я ознакомился со стихами Виктора Полторацкого, - недавно он издал тоненькую книжку своих стихов "Вишня цветет". Я несколько раз перечитал эти нежные, удивительно светлые и свежие, как цветение вишни, стихи, напоминающие тонкие акварельные рисунки, и понял, почему их так любил взыскательный художник Сергеев-Ценский.

Внешне между стихами Ценского и Полторацкого нет ничего общего. Но вот вчитаешься, вдумаешься - и сразу почувствуешь общность их глубокой внутренней жизни, тот живой огонь, который согревает душу и будит мысли. Как-то невольно я начал читать Полторацкого со стихотворения "Россия", хотя и не оно открывает книжку.

Россия - радуга и синь,

степная сизая полынь,

полей разлет,

и снег,

и лед,

и хоровод

берез,

взметнувшихся над Волгой.

Она - багряный листопад,

и снова синь, и снова сад,

а в нем пленительный и долгий

шального соловья раскат.

Россия - ясная роса,

косого ливня полоса

и запах медуниц от луга,

глаза ребенка,

сердце друга,

вечерних росстаней печаль

и распахнувшаяся даль

от Селигера до Байкала.

Все, все она в себя впитала.

Россия - все, чем я живу,

к чему во сне и наяву

душа стремиться не устала.

Россия -

наш соленый пот,

наш труд и хлеб,

железо,

уголь,

и росчерк молнии,

и вьюга,

и мысли ленинской полет.

Ты - обновленная земля

и твердь Московского Кремля.

Ты - сталинградские окопы,

и Воркуты глухой мороз,

и пылкость юношеских грез,

и мужества суровый опыт.

Ты все, что передам я сыну

на грани жизни.

Но и там,

за этой гранью, не остыну,

не оборвется жизни нить, -

я в сыне снова буду жить

росой,

грозой, широкой синью,

волненьем сердца

и борьбой,

тобой,

тобой,

тобой -

Россия.

Вот это и считал Сергей Николаевич настоящей большой современной поэзией.

Как он негодовал, когда ревизионисты начали выползать изо всех щелей, где они прятались до поры до времени!

- Самое удивительное, что наши, так сказать, "отечественные" ревизионисты - как будто эхо иностранных, западных. Там аукнется - здесь откликнется, - говорил он. - Поразительное родство душ...


АЛУШТА СЕРГЕЕВА-ЦЕНСКОГО:

Орёл смотрит на солнце

…Вторая родина моя,

А л у ш т а, край уединенный,

Полвека здесь я, в ширь влюбленный,

Читаю книгу бытия

С.Н. С е р г е е в – Ц е н с к и й.

Безмолвное море, лазурное море,

Стою очарован над бездной твоей.

Ты живо; ты дышишь; смятенной любовью,

Тревожною думой наполнено ты.

Безмолвное море, лазурное море,

Открой мне глубокую тайну твою:

Что движет твоё необъятное лоно?

Чем дышит твоя напряженная грудь?

Иль тянет тебя из земныя неволи

Далекое светлое небо к себе?..

Таинственной, сладостной полное жизни,

Ты чисто в присутствии чистом его;

Ты льешься его светозарной лазурью,

Вечерним и утренним и утренним светом горишь,

Ласкаешь его облака золотые
И радостно блещешь звездами его…

В.А. Ж у к о в с к и й. «Море».

Звездопады в Алуште… Звездопады над погрузившимся в туманную темень бессонно плещущим морем… Море на закате… Море на рассвете… Ласковое, сквозисто-просветлённое в погожие дни… Беспокойное, тревожное, мятущееся, вопиюще-стонущее, бушующее – в непогоду… Тот же Василий Андреевич Жуковский «портретировал», «пейзажировал», вдохновенно запечатлевал природный феномен, космически грандиозное чудо, вольнолюбивую и океански дерзновенную стихию…

Когда же сбираются темные тучи,

Чтоб ясное небо отнять у тебя, -

Ты бьешься, ты воешь, ты волны подъемлешь,

Ты рвешь и терзаешь враждебную мглу…

И мгла исчезает, и тучи уходят;

Но, полное прошлой тревоги своей,

Ты долго вздымаешь испуганны волны,

И сладостный блеск возвращенных небе

Не вовсе тебе тишину возвращает;

Обманчив твоей неподвижности вид:

Ты в бездне покойной скрываешь смятенье,

Ты, небом любуясь, дрожишь за него

«Морская тема» - во-многом ведущая тема в творчестве Сергея Николаевича Сергеева-Ценского. Уроженец сугубо сухопутно-степной, тамбовско-липецкой, тамбовско-рязанской Преображеновки

много десятилетий жизни и творчества отдаст Черноморью, Крыму…

«…ГОРДО РЕЕТ БУРЕВЕСТНИК, ЧЕРНОЙ МОЛНИИ ПОДОБНЫЙ…»

(Максим Горький в творческой судьбе Сергеева-Ценского)

На свет, на солнце, на простор

Иди, когда в тисках у горя, -

И высоте учись у гор,

А широте учись у моря…

С. Н. Сергеев-Ценский.

…Бури, бури! Молний, грома!

Жизни мощной, жизни дикой!

Чтоб бессильная истома

Не сковала мир великий…

С. Н. Сергеев-Ценский.

«Бури!».

…Сергей Николаевич любил перечитывать горьковские новеллы. Вот и на этот раз он наслаждался горьковской цветомузыкой «Мальвы»: «Море – смеялось. Под ласковым дуновением знойного ветра оно вздрагивало и, покрываясь мелкой рябью, ослепительно ярко отражавшей солнце, улыбалось голубому небу тысячами серебряных улыбок. В глубоком пространстве между морем и небом носился веселый плеск волн, взбегавших одна за другою на пологий берег песчаной косы. Это звук и блеск солнца, тысячекратно отраженного рябью моря, гармонично сливалось в непрерывное движение, полное живой радости. Солнце было счастливо тем, что светило; море – тем, что отражало его ликующий свет. Ветер ласково гладил атласную грудь моря…».

Прочитанные строки горьковской новеллы как бы «озвучивались» знакомым-презнакомым голосом, неповторимо индивидуальными интонациями автора этих вдохновенно-притягательных строк, этих почти физически, почти пластически-зримо осязаемых горьковских образов…Вот Яков Легостев из горьковской «Мальвы» по-крестьянски, по-земледельчески любуется морем. У деревенского парня море вызывает совершенно особые ассоциации и чувства: «Ежели бы все это земля была! Да чернозем бы! Да распахать бы!..»

Алуштинский дом Сергеева-Ценского помнит о дружественном гостевании Алексея Максимовича Пешкова, псевдоним которого – Максим Горький – значился под сочинениями, приобретавшими всеевропейскую известность.

Алексей Максимович откликался на просьбы почитать что-нибудь… Улыбнувшись, он озвучил «Песню о Буревестнике»… - «Над седой равниной моря ветер тучи собирает. Между тучами и морем гордо реет Буревестник, черной молнии подобный. То крылом волны касаясь, то стрелой взмывая к тучам, он кричит, и – тучи слышат радость в смелом крике птицы. В этом крике – жажда бури! Силу гнева, пламя страсти и уверенность в победе слышат тучи в этом крике.»…- Свидетели и участники «горьковского чтения» испытывали то вдохновенно-духоподъёмное состояние, которое именуется к а т а р с и с о м; философская мощь, психологическая глубина «Песни…» завораживали, увлекали, врачевали, вдохновляли, наполняли несказанно-трепетным озарением. - «Чайки стонут перед бурей, - стонут, мечутся над морем и на дно его готовы спрятать ужас свой пред бурей. И гагары тоже стонут, - им, гагарам, недоступно наслажденье битвой жизни: гром ударов их пугает. Глупый пингвин робко прячет тело жирное в утёсах… Только гордый Буревестник реет смело и свободно над седым от пены морем!.. Все мрачней и ниже тучи опускаются над морем, и поют, и рвутся волны к высоте навстречу грому. Гром грохочет, В пене гнева стонут волны, с ветром споря. Вот охватывает ветер стаи волн объятьем крепким и бросает их с размаха в дикой злобе на утесы, разбивая в пыль и брызги изумрудные громады»…- Слушателей с волшебной силой полонила музыкально-пластическая экспозиция-панорама, чарующая энергетика живописного лироэпического повествования. - «Буревестник с криком реет, черной молнии подобный, как стрела пронзает тучи, пену волн крылом срывает. Вот он носится, как демон, - гордый, черный демон бури, - и смеется, и рыдает… Он над тучами смеется, он от радости рыдает!..»

«В гневе грома, - чуткий демон, - он давно усталость слышит, он уверен, что не скроют тучи солнца, - нет, не скроют!.. Ветер воет… Гром грохочет… Синим пламенем пылают стаи туч над бездной моря. Море ловит стрелы молний и в своей пучине гасит. Точно огненные змеи вьются в море, исчезая, отраженья этих молний. «Буря! Скоро грянет буря!» Это смелый Буревестник гордо реет между молний над ревущим гневно морем, то кричит пророк победы: - Пусть сильнее грянет буря!..»

Во глубине России неодолимо вызревали социальные грозы и ураганы. «Ищет бури» лермонтовский Парус. «Буря бы грянула, что ли!» - жаждет некрасовский герой. «Кто скажет буре: стой на месте! Чья власть на свете так сильна?» - вопрошает лирический повествователь Г. Кржижановского. «Пусть сильнее грянет буря!» - горьковский герой исполнен свободолюбивых надежд. Тогда еще не знали, не ведали утописты-свободолюбцы, какую «бурю» они накличут на Русь-матушку. После «бури» Артём Весёлый назовёт свой роман – «Россия, кровью умытая».

ТАМБОВСКО-РЯЗАНСКИЕ «ЗЕМЛЕДЕЛЬЧЕСКИЕ»

КОРНИ СЕРГЕЕВА-ЦЕНСКОГО

Пред вечерними лугами,

У зеркального ручья

Над малютками-цветами

Льётся песня соловья.

Льется трелью серебристой

И раскатами гремит

Над фиалкою душистой,

Над листочками ракит.

Из ранней лирики.

Заповедная ширь и лесов и полей,

Я – твой сын и иду к тебе снова!

Ободри меня тихою речью своей,

Улыбнись, приласкай, обойми, обогрей,

Приюти неимущего крова

С. Н. Сергеев-Ценский.

«Возвращение».

Уроженец села Преображенское на Тамбовщине (ныне – Рязанская область). Дата рождения – 18 сентября (30-го по новому стилю).Отец – сельский учитель, большой любитель отечественной словесности. Сам Сергей Сергеев (после окончания Глуховского учительского института) учительствует в Каменец-Подольске, затем под Харьковом, Одессой, Ригой, Павлоградом. Кстати заметим, что Глуховский государственный педагогический институт носит имя С.Н. Сергеева-Ценского.

С раннего детства Пушкин Лермонтов басенный мир Крылова. В одном из ранних стихотворений юный автор варьирует пушкинскую «тему Пимена» из «Бориса Годунова»(«В обители тихой при свете лампады ведёт свою летопись он; встают пред глазами седые громады забытых народом времён. Прошла его молодость бурным потоком, кипящим, гремучим ключом; он многое видел приметливым оком и должен поведать о том»).

Первый поэтический сборник «Думы и грёзы» (1901) был исповедально-автобиографичен; сентиментальное, символическое, романтическое «открытие мира»… - «Но припомнились мне ширь степей и лесов, высь бездонных небес голубая, шёпот старых дубов, ароматы цветов, пред вечерней зарею раскат соловьев – детство, юность моя золотая!»

Своё лиро-эпическое произведение «Печаль «полей» он снабдил жанровым подзаголовком:

п о э м а. Силач Никита Дехтянский, который на ярмарках на потеху мясникам и краснорядцам плясал весь обвешанный пудовыми гирями, носил лошадь и железные полосы вязал в узлы, ехал ночью весенними полями и пел песни… Кузов телеги качался, как люлька, колеса внизу бормотали, и фыркала лошадь – степенная, старая хозяйственная коняга; умела она глядеть только в землю и на земле видела только дороги; шла коротконогими шагами и слушала, как пел Никита, поскрипывали колеса, вздыхали поля. …чуть зеленоватая луна вверху глядела сквозь облака… Перепела били с разных сторон, точно спеша щелкали крепкие орехи… Густым, бездонным черноземом пахло с полей… Пар навис над полями, низенький, синеватый и теплый: это земля надышала за ночь.

По лугам, по низинам, ближе к земной глубине, пар стоял гуще и мягче: на луне далеко было видно, - сколько глазом захватишь, - все ровные поля в пару…. Жаворонки вскрикивали вдруг по-дневному торопливо: кто-то беспокоил их на кочках – сычи, или суслики, или зайцы… От луны к земле протянулись лучи, как дождь при солнце, - сквозные и мягкие… У облаков, ближе к луне чуть пожелтели щеки, а дальше они растянулись мягкие, темно-серые, чуть зеленоватые, точно июньское сено с поемных лугов, разбросанное в рядах для сушки.

Верст десять еще оставалось до Дехтянки. Разомлели поля от сна. «Родимые!» - ласково думал ог них Никита. Дехтянские мужики тянут невод… Вода в реке была теплая; на том берегу гоготали гуси… Долго тянули невод. У берегов шли голые, кричали, нагибаясь, хлопали палками по воде, - желтели спины… Перепела… Никите очень хотелось узнать, много ли вытянут, и хотелось, чтобы больше…

Поэма «Печаль полей» - в русле развития лирической, «музыкальной» прозы. – «Поля мои! Вот я стою среди вас один, обнажив перед вами темя. Кричу вам, вы слышите? Треплет волосы ветер, - это вы дышите, что ли? Серые. Равные. Все видные насквозь и вдаль. Все – грусть безвременья, все – тайна, стою среди вас, потерянный и один… Я вас чую, как рану, сердцем во всю ширину вашу. Только слово, только одно внятное слово, - ведь вы живые. Ведь ваши тоску-глаза я уже вижу где-то там, на краю света. Только одно слово, - я слушаю… Нет. Передо мною пусто, и вы молчите, и печаль ваша – моя печаль». Сергеев-Ценский следует здесь традиции, восходящей к его предшественникам: Александру Левитову (тоже, кстати сказать, тамбовчанину) - с его «Горем сёл, дорог и городов», Глебу Успенскому – с его «Властью земли» («печаль не о своём горе».

Как и они, Ценский – «печальник русской деревни», «печальник земледельческого народа». и

«Поля – страдальцы, мои поля, родина моя. Я припал к сырой и теплой груди твоей, и по-ребячески крепко, забыв обо всём, целую…».

«РОССИЯ БУДЕТ САМОЙ ЯРКОЙ ДЕМОКРАТИЕЙ ЗЕМЛИ!»

Я вижу Родину и новой, и большою,

А потому и в восемьдесят лет

Остался прям и юн душою…

С. Н. Сергеев-Ценский.

«Сгиб эпох»… Традиции, преемственность развития… Движение времени… Уроки истории…

«Горька, печальна и загадочна судьба наших талантливых людей… смолоду – горе, лишения, порывы вырваться на свет, на простор, а чуть созреет сила таланта – преждевременная могила. Но будем утешаться, что Не бездарна та природа, не погиб ещё тот край, что выводит из народа столько славных, то и знай… - Родная Русь! Много таится в тебе непочатых сил – и из твоего талантливого юного духом народа много еще впереди выйдет и истинных поэтов, и художников, и мыслителей. И теперь уже немало ты дала людей таланта – бодрых силою, честных делом, мыслию, речью, а дальше, дальше за тобой, как необозримы твои степи, дебри и леса, необозримо твое великое будущее и не умирающие надежды – надежды твоих лучших людей» («Памяти И.З. Сурикова» Н.А. Соловьёва-Несмелова).

«Раскинулась необозримо уже кровавая заря, грозя Артуром и Цусимой, грозя Девятым января» - блоковское…

Трагическая судьба русских талантов… Герой бунинской повести «Деревня» взволнованно восклицает: «Боже милостивый! Пушкина убили, Лермонтова убили, Писарева утопили… Рылеева удавили, Полежаева в солдаты, Шевченку на десять годов в арестанты законопатили… Достоевского к расстрелу таскали, Гоголь с ума спятил… А Кольцов, Никитин, Решетников, Помяловский, Левитов?..»…

«Скорей, друзья! Идём все вместе, рука с рукой и мысль одна! Кто скажет буре: стой на месте? Чья власть на свете так сильна?» - Г.М. Кржижановский…

Явление литературной России целого созвездия талантов; среди них: Бунин, Куприн,

Л. Андреев, Вересаев, Гарин-Михайловский, Серафимович… Сегодня, восстанавливая правдивую, объективную, адекватную панораму той эпохи, мы не можем не назвать имена талантливых и самобытных литераторов, художников слова: Подъячева, Вольнова, Скитальца, Телешова, Чирикова, Тана, Гусева-Оренбургского, Чапыгина, ШишковаБогданова-Волжского…

Все ждали перемен… Некрасовское упование: «Ты проснешься ль, исполненный сил? Иль, судеб повинуясь закону, всё. Что мог, ты уже совершил, создал песню, подобную стону, и навеки духовно почил

Мандат от 8 мая 1919 года: «Алуштинский Военно-Революционный Комитет сим удостоверяет, что гражданин Сергей Николаевич Сергеев-Ценский, как великий представитель русского искусства и замечательный русский писатель, находится под высоким представительством Советской власти».

«Я хочу показать преображения старой России…»

СЕРГЕЕВ – ЦЕНСКИЙ И АЛЕКСАНДР КУПРИН

«Эту светлую, обращенную к морю и солнцу веранду

один из первых гостей этого дома – писатель Александр

Иванович Куприн назвал «ш а г а л ь н о й»… …меткое

слово, отразившее привычку Сергея Николаевича Ценского

расхаживать по веранде, заложив руки за спину, во время

работы над своими произведениями…»

(экскурсовод о доме на Орлиной горе в Алуште)

Крупнейшие биографы, знатоки творческой биографии Сергеева-Ценского свидетельствуют, что своим признанием тот обязан Александру Ивановичу Куприну, убедившему его приехать в Петербург, где имелась возможность публикаций для начинающего, несомненно, даровитого

автора.

Константин Паустовский:

«Куприн так полно и так талантливо выразил себя в своих книгах, что сегодняшняя дата – двадцатилетие со дня его смерти – кажется мне нереальной, даже искусственной и надуманной. Кто сказал, что Куприн умер? Жизнь писателя измеряется продолжительностью любви к нему со стороны потомков. Куприн не умрет, пока человеческое сердце будет волноваться любовью, гневом, радостью и зрелищем смертельно заманчивой земли, отведенной на нашу долю для жизни. Куприн не может умереть ни в памяти русских, ни в памяти многих людей – представителей человечества, как не может умереть гневная сила его «Поединка», горькая прелесть его «Гранатового браслета», потрясающая живописность его «Листригонов», как не может умереть его страстная, умная и непосредственная любовь к человеку и к своей земле».

СЕРГЕЕВ-ЦЕНСКИЙ И МАКСИМ ГОРЬКИЙ

«О Сергее-Ценском судите правильно: это очень большой писатель;

самое крупное, интересное и надежное лицо во всей современной

литературе…» М А К С И М Г О Р Ь К И Й.

Мы уже цитировали несколько горьковских оценок произведений Сергеева-Ценского. Не остались незамеченными Алексеем Максимовичем ранние сочинения Ценского; в круге горьковского чтения – жанры Ценского 1910-ых годов; одобрительно оценивает М.Горький

Нравственно-духовные и эстетические искания Ценского 1920 – 1930–х годов.

М. Горький Сергееву-Ценскому о «Вале»: «…в этой книге, неоконченной, требующей пяти книг продолжения, но как бы на дудочке сыгранной, Вы встали передо мною, читателем, большущим русским художником, властелином словесных тайн, проницательным духовидцем и живописцем пейзажа - живописцем, каких ныне нет у нас. Пейзаж Ваш – великолепнейшая новость в русской литературе»…

СЕРГЕЕВ-ЦЕНСКИЙ И ЕСЕНИН

Как бы ни был красив Шираз,

Он не лучше рязанских раздолий…

С. А. Есенин.

Вот они, тамбовские просторы!

Нет, их не состарили года…

Я купался в море, видел горы,

Но душой стремился лишь сюда…

С. Н. Сергеев-Ценский.

Максим Горький с глубоким философско-психологическим постижением обратил внимание на духовно-эстетическую близость феноменов Есенина и Сергеева-Ценского.«Печаль полей» Сергеева-Ценского мощно и полифонично «перекликается» с есенинской лирикой и эпикой

(«…Сергей Есенин не столько человек, сколько орган, созданный природой исключительно для поэзии, для выражения неисчерпаемой «печали полей»)…

Алексей Максимович, как известно, внимательно, с неизменным одобрением и сочувствием,

прослеживал творческий путь своего современника. Вот он, в частности, говорит об эволюции

читательского и критического отношения к жанрам и текстам самобытного эпика:

«…пораженные необыкновенностью формы, критики и читатели не заметили глубокого содержания произведений Сергеева-Ценского. Лишь когда появилась его «Печаль полей», они поняли, как велико его дарование и как значительны темы, о которых он пишет».

Есенинский феномен, по мысли М.Горького, чем-то связан с тем, что с такой оригинальностью проявилось именно в «Печали полей» Ценского.

В самом деле, «родство» лирической пластики Есенина и Сергеева-Ценского впечатляет… -

«Поля мои!.. Детство мое, любовь моя, вера моя! Смотрю на вас, на восток и на запад, а в глазах туман от слез. Это в детстве, что ли, в зеленом апельсиновом детстве, вы глядели на меня таким бездонным взором, кротким и строгим? И вот стою я и жду теперь, стою и слушаю чутко, откликнитесь!» - воплощенная в изобразительно-выразительную пластику «живая жизнь» лироэпики автора «Печали полей». – У Есенина есть оригинальнейшие прозаические жанры (повесть «Яр», новеллы «У Белой воды», «Бобыль и дружок», публицистический «Железный Миргород»).

«Деревенский уклон», «крестьянский уклон», «земледельческий уклон» сближают жанры Ценского и Есенина. Ценский и Есенин с непостижимой художественной силой живописуют

«п р е о б р а ж е н и е Р о с с и и». Оба они «болеют Россией». Их эстетический идеал, их духовно-нравственные «очаги и алтари» родственно-сокровенны… - «Как прекрасна земля и на ней – человек. И сколько с войной несчастных уродов теперь и калек… И сколько зароют в ямах,

И сколько зароют ещё…».

…Размышляя о том, как «наполнить» наши туристско-экскурсионные комментарии впечатляющими сюжетными «линиями» сближения «Есенин – Ценский», нужно и должно напомнить слушателям о том, что Сергей Александрович Есенин и Сергеев-Ценский – земляки-рязанцы. Помните: «Рязанские поля, где мужики пахали, где сеяли свой хлеб, была моя страна…». Или же: «О край разливов грозных и тихих вешних сил, здесь по заре и звёздам я школу проходил»… «По заре и звёздам» над Окой синеокой и отороченной красноталами

родниковой Цной проходили жизненную «школу» автор «Анны Снегиной» и «Печали полей»…

НРАВСТВЕННО-ДУХОВНЫЕ И ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ УРОКИ

СЕРГЕЯ НИКОЛАЕВИЧА СЕРГЕЕВА-ЦЕНСКОГО

«В лице Сергеева-Ценского русская литература имеет

одного из блестящих продолжателей работы её классиков –

Толстого, Гоголя, Достоевского, Лескова»

(из предисловия М.Горького к венгерскому

переводу романа «Валя»).

1928 год. Алексей Максимович Горький – Ромэн Роллану: «Мне кажется, что сейчас во главе русской художественной литературы стоят два совершенно удивительных мастера. Это Сергеев-Ценский и Михаил Пришвин».

Корней Иванович Чуковский: «Нечаянную радость принес литературе наступивший год – повесть Сергеева-Ценского «Движения»… даже изумляешься, откуда в наше заплеванное время этакая чистота и красота!»

…В 1936-ом у Сергея Николаевича Ценского зреет замысел научно-просветительской книги для детей старшего возраста – о героической обороне Севастополя в 1855 – 1856 годах. Реализация этого замысла привела к созданию романа-эпопеи «Севастопольская страда». В 1941-ом (одновременно с шолоховским Тихим Доном» и «Хождением по мукам» Алексея Толстого) его удостаивают Сталинской премии первой степени.

Нравственно-духовные уроки Сергеева-Ценского… Его «В е л и ч и е д у х а»:«Люди умирают – народ бессмертен, и через века, известные историкам, пронес наш народ свое прекрасное величие духа. «Ляжем костьми! Не посрамим земли русской» - знаменитым словам этим свыше тысячи лет. Не посрамим ни русской земли, ни русского имени, - вот он завет тысячелетий! И с таким народом гитлерова беспардонная банда хотела справиться в несколько недель!»

…«Ваша «Севастопольская страда» воюет рядом с нами. Она защищает Севастополь…» - весточка 1942 года от моряков-черноморцев из осажденного города.

…10 мая 1944 года - со страниц «Известий» взволнованное слово старейшего русского писателя : «Радость за радостью дарил нам в истекшем году героизм наших воинов, и, наконец, вот она, новая радость: весь Крым снова стал нашим, советским!»

…Михаил Александрович Ш о л о х о в телеграфирует Сергееву-Ценскому: «С истинным наслаждением прочитал «Утренний взрыв». Дивлюсь и благодарно склоняю голову перед вашим могучим нестареющим русским талантом».

Светло-печальные слова некролога: «Умер старейший, выдающийся писатель, академик Сергей Николаевич Сергеев-Ценский, перед могучим нестареющим талантом которого благодарно склоняют головы миллионы отзывчивых советских читателей».

Г О Р И З О Н Т Ы Б Е С С М Е Р Т И Я:

«ПРЕОБРАЖЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА» - «ПРЕОБРАЖЕНИЕ РОССИИ»

… «Потревоженные тени» воспоминаний…

…Всесоюзного уровня торжество в Москве, в Центральном Доме Советской Армии (ЦДСА).

Чествовать и вспоминать талантливейшего писателя и общественного деятеля собрались литераторы и художники, артисты и культурологи, докторанты и аспиранты, представители университетов, академий, ветераны войны и труда. Были гости с Тамбовщины и Рязанщины, из Крыма. В рязанскую делегацию вошли: директор Есенинского музея в селе Константиново Владимир Исаевич Астахов, известный краевед-энциклопедист доцент Игорь Николаевич Гаврилов, московский профессор Алексей Андреевич Мигунов, заведующий кафедрой литературы Симферопольского университета Евгений Павлович Дрягин.Со «Словом о Сергееве-Ценском» выступил крупнейший литературовед, руководитель Института Мировой Литературы (ИМЛИ) имени М. Горького Владимир Родионович Щербина…

…Конечно же, неизгладимые впечатления от посещений мемориального музея в Алуште. Здесь во времена оны Сергей Николаевич приобрёл 700 квадратных саженей «пустопорожней земли».

Здесь собственноручно вырастил великолепный сад… Сюда к нему приезжали-приходили Максим Горький, Антон Чехов, Иван Бунин, Елпатьевский… Здесь, на Орлиной горе, гостевали Шмелёв и Чуковский, Новиков-Прибой и Тренёв, Первенцев… Беломраморный памятник по проекту Народного художника СССР академика Н.В. Томского…

Здесь жил выдающийся сын земли Русской… Сюда возвращался он после войн и революций… В августе 1944-го, возвратясь в Алушту, написал: «Здравствуй, море! В разлуке с тобою я провёл полтысячи лет! Меньше? Может быть, меньше… Не скрою, иногда не точен поэт. Это были огромные годы. Каждый год по тысяче дней!»

...Художественный мир Сергеева-Ценского… Грандиозная панорама России крестьянской, России земледельческой, России православной («Преображение России», «Преображение человека», «Живая вода», «Погост», «Взмах крыльев», «Поляна», «Сад», «Лесная топь»)… Жанрово-стилевое «расширение и углубление сферы прекрасного («Счастье», «Верю!», «Снег», «Сливы, вишни, черешни», «Дрофы»). Философско-психологическая цветомузыка его новелл

(«Движение», «Около моря», «Маяк в тумане», «Испуг», «Неторопливое солнце»). Глубочайшее

постижение классики («Поэт и чернь. Дуэль Лермонтова», «Гоголь уходит в ночь», «Поэт и поэтесса», «Мишель Лермонтов», «Невеста Пушкина»)… Духовно-нравственные уроки «военной»

проблематики и тематики («Севастопольская страда» «Утренний взрыв», «Флот и крепость», «Синопский бой», «Воинский начальник», «Брусиловский прорыв», «Зауряд-полк», «Пушки выдвигают», «Пушки заговори

……………………………………………………………………………………………………………………………………………………………


ФРАГМЕНТ ИЗ ЭПОПЕИ С.Н. СЕРГЕЕВА-ЦЕНСКОГО

«Одиночество - вот что с каждым днем войны обрисовывалось перед Владимиром Ильичем все отчетливее: на восьмой день войны он, Ленин, в австрийской тюрьме, даже не в тюрьме, в тюрьмишке, в уездной каталажке, а первый шаг, какой сделал он для того, чтобы снять с себя гнусный навет обвинение в шпионаже - в пользу кого? - русского правительства, царя Николая, смешно и подумать! - этот первый шаг оказался слабым...
Телеграмма в адрес старосты Гроздицкого от краковской полиции пришла, но на старосту не повлияла. Да и что могло содержаться в ней? Ведь не могла же краковская полиция дать ручательство за него, русского эмигранта?
Меряя камеру из угла в угол торопливыми, но твердыми шагами, Владимир Ильич силился представить, как действуют теперь Надежда Константиновна и товарищи-партийцы, осуществляя планы, к которым пришли: поездка к Длусскому, письмо к Виктору Адлеру и что там возможно еще... А в это время староста отправлял ответ на телеграмму из Кракова, полученную рано утром:
"Новый Тарг, дня 8/VIII 1914 года.
Императорско-Королевской Дирекции Полиции в Кракове.
Довожу до сведения и доношу, что передал обвиняемого здешнему Императорско-Королевскому Уездному Суду для дальнейшего ведения дела, донося об этом одновременно Императорско-Королевскому Генеральному штабу при 1-м Корпусе в Кракове.
Импер.-Кор. Староста
Гроздицкий".
А уездному суду была отправлена им такая бумага:
"Передается для дальнейшего производства по поводу подозрения в шпионаже с сообщением, что обвиняемый получает значительные суммы денег из России, и, как известно, подобная сумма поступила из России в адрес обвиняемого в Поронин и находится в почтовом отделении Поронина для получения".
К этому добавлялось, что сообщения об аресте столь важного преступника посланы и в штаб 1-го корпуса, и в президиум наместничества во Львове, и в дирекцию Львова и Кракова - словом, всем, всем, всем, всем. Очевидно, в том, что в руки его попался действительно русский шпион, староста Нового Тарга не сомневался.
В то время, как Владимир Ильич, еще не успокоившись, метался по своей камере, большевик Яков Станиславович Ганецкий, живущий в Поронине и приехавший на арбе в Новый Тарг, чтобы выручить Ленина, стоял перед старостой Гроздицким и говорил взволнованно-повышенным тоном:
- Что вы такое сделали, послушайте, пан Гроздицкий!.. По донесению полуграмотного деревенского жандарма вы вздумали лишить свободы величайшего человека, которого знает весь мир, за исключением вас, как, к сожалению, оказалось! Кого вы заподозрили в шпионаже в пользу русского правительства? Непримиримейшего врага этого правительства, вождя русских революционных сил Владимира Ульянова! Грозу русского царя, Владимира Ульянова, который руководил революцией в России в 1905 году! Владимира Ульянова, который неслыханно развил забастовочное движение в России перед самой войной, хотя и жил здесь, в Галиции, в деревне Поронин! Того, наконец, кто поставил на знамени своей революционной борьбы в первую голову освобождение русской Польши от гнета царизма!..
Это говорилось на польском языке без малейшей тени акцента, так как говоривший был сам уроженец русской Польши, Гроздицкий же был тоже поляк. Это говорилось слишком горячо и убедительно для того, чтобы образ Ленина не встал, наконец, во весь свой рост и со всей возможной рельефностью перед старостой Нового Тарга.
Он развел руками в знак того, что, по-видимому, действительно допустил ошибку, которую исправить теперь уже не может: официальные бумаги о гражданине Ульянове посланы уже в Краков и Львов...
- Я могу только, - сказал он, - сделать одно: направить сейчас же к гражданину Ульянову судебного следователя для производства дознания, чтобы провести его дело как можно быстрее».

…………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………….. 10
Хлопотать о пропуске в Швейцарию нужно было в Кракове, однако прошла целая неделя, пока в Поронине получили разрешение выехать в Краков. Разумеется, все взять с собою в Краков было невозможно, пришлось отбирать только самое нужное, остальное оставить в доме Терезы Скупень.
Краков изумил своим весьма воинственным видом, начиная с самого вокзала, где прогуливались в ожидании своих поездов, идущих на северо-восток и восток, австрийские офицеры, прекрасно обмундированные, жизнерадостные, упитанные, в большинстве молодые люди. На лицах у всех читалось: "Мы победим!". А на вагонах для перевозки солдат белели яркие надписи: "Jedem RUSS ein Shuss!" ("Каждого русского пристрели!").
Настроение большой приподнятости замечалось и везде на улицах. Оно несколько упало на другой день, когда стали приходить поезда с раненными в сражении под Красником. Легко раненные шли с вокзала в лазареты сами, командами, а тяжело раненных везли или даже несли на носилках.
Между тем уже известно было, что большие потери понесли в этом сражении с русскими те части, которые формировались в Кракове, и вот из окна гостиницы, где поселились Ульяновы, они могли наблюдать жуткие сцены, когда женщины и старики с детьми бросались к носилкам и к лазаретным линейкам: не их ли это родные - мужья, дети, отцы - уходили на фронт с веселыми песнями, а возвращаются умирающими или калеками!
И когда ехали потом из Кракова в Вену, где еще нужно было хлопотать о выезде в Швейцарию, всюду на станциях были заторы от встречных воинских поездов, спешивших на фронт, и приходилось бесконечно стоять и пропускать эти длинные, тяжелые составы.
Везли войска, везли орудия, везли лошадей и повозки...
Для въезда в Швейцарию требовался поручитель перед швейцарским правительством, и он нашелся в лице старейшего члена социал-демократической партии Швейцарии Грейлиха. Через день Ульяновы уже были в этой, казавшейся из Поронина сказочной, нейтральной стране.
Алушта, 1956 г.
ПРИМЕЧАНИЕ:
Ленин в августе 1914 года. Этюд впервые напечатан в журнале "Огонек" № 42 за 1957 год.

…………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………

1.0x