Крестовый поход против России 1853 -1856 гг.
Этот флот подошедший к Российской столице обозначил пиковую точку напряжения в войне, названной Крымской. Но по сути это такой же Крестовый Поход, каким был КП 1204 года предпринятый против Византии Империи. Те же действующие «лица» и враги, те же причины, то же стремление католического папства ограничить влияние православного христианства.
Как первые крестовые походы ранннего средневековья начинались из-за гроба Господня, так и этот, в 19 веке, начался по той же причине.
Поводом к началу войны послужил спор между православным и католическим духовенством о принадлежности «палестинских святынь» (Вифлеемский храм и храм «Гроба Господня»), находившихся на территории Османской империи.
В 1851 г. турецкий Султан, подстрекаемый Францией, приказал отобрать ключи от Вифлеемского храма у православных священников и передать их католикам. В 1853 г. Николай 1 выдвинул ультиматум с изначально невыполнимыми требованиями, чем исключил мирное разрешение конфликта. Россия, разорвав дипломатические отношения с Турцией, оккупировала дунайские княжества, и в результате Турция 4 октября 1853 г. объявила войну.
Но если для рыцарей средневековья ратные подвиги и служение христианской вере были сопряжены с завоеванием воинских трофеев и сокровищ (как чаша Грааля) богатого Ближнего Востока, то для Имперской России военный поход был сопряжен с простой идеей- идеей защиты Православия. Защита Православия это и защита южных славян то турецкого угнетения, защита южных рубежей России, все эти причины выступления России были очевидны для европейских держав. И поэтому ввод войск Николаем 1 в Молавию и Валахию (область современной Румынии сопредельная с Болгарией) был хорошо просчитан Коллективным Западом и ими был заранее разработан план по «наказанию» России. Ведь Россия была «жандармом Европы», в которой совершались буржуазные революции, к власти приходили властители денежных мешков — а в это время, с Востока, над Европой нависала мощная Христианская Империя с Самодержавной Царской Властью. И этого императора, блюстителя «архаического» христианства следовало проучить и указать ему место подальше на варварском Востоке - так было задумано просвещенной Европой.
Но некому было раскрыть глаза Николаю 1 на истинное положение дел, на заговор европейских правителей против России. Он сам окружил себе льстецами, глупцами, да и предателями.
Вот что пишет историк:
« ...Е. В. Тарле, который опирался на анализ дипломатической документации Нессельроде и его сподвижников.
Уместно начать с «Всеподданнейшего отчета государственного канцлера за 1852 г.», то есть последнего ежегодного отчета Нессельроде перед началом Крымской войны. «Этот отчет составлялся весной 1853 г., — пишет Е. В. Тарле, — когда… уже был совершен ряд гибельных ошибок, но когда все-таки еще было время приостановиться… Ложь и лесть, притворный беспредельный оптимизм, умышленное закрывание глаз на все неприятное и опасное, бессовестное одурачивание царя… — вот что характеризует этот последний „благополучный“ отчет… Когда Николай Павлович читал эту французскую прозу своего канцлера, кончавшуюся выводом о мировом, державном первенстве русского царя, французский флот уже подошел к Саламинской бухте, Стрэтфорд-Рэдклиф уже овладел окончательно Абдул-Меджидом…[92] а в Вене как дипломатическое, так и военное окружение Франца-Иосифа ежедневно твердило… что необходимо занять немедленно враждебную России позицию… Это глубоко лживое по существу и роковое… затушевывание истины пронизывает весь доклад Нессельроде».
В. Н. Виноградов Современный историк говорит и о малоизвестном до сих пор факте поистине подрывной акции Нессельроде. Для начала войны все же нужен был некий прямой повод, предлог, хотя бы для того, чтобы успокоить общественное мнение западных держав:
«Дал его не кто иной, как Нессельроде, — пишет В. Н. Виноградов, — который совершил необъяснимый и недопустимый для дипломата промах, сообщив пруссакам замечания, сделанные в МИДе… Эта конфиденциальная информация „для друзей“ немедленно была разглашена по всему свету. „Как мог такой старый дипломатический лис совершить подобную оплошность — выше моего понимания“ — изумлялся Кларендон» (тогдашний министр иностранных дел Англии)…
Тарле подробно рассматривает деятельность основных послов России, ясно выразившуюся в их донесениях в Петербург. Такие послы, пишет историк, как «барон Бруннов в Лондоне, Мейендорф в Вене, даже Будберг в Берлине… следовали указаниям своего шефа-канцлера… и писали иной раз вовсе не то, что видели их глаза и слышали их уши». А, в свою очередь, «Нессельроде собирал эти лживые сообщения и подносил Николаю».
А вот замечание классиков марксизма:
« ...Еще в 1848 году К. Маркс и Ф. Энгельс многозначительно писали, что: «вся русская политика и дипломатия осуществляется, за немногими исключениями, руками немцев или русских немцев… Тут на первом месте граф Нессельроде — немецкий еврей; затем барон фон Мейендорф, посланник в Берлине, из Эстляндии… В Австрии работает граф Медем, курляндец, с несколькими помощниками, в их числе некий г-н фон Фотон, — все немцы. Барон фон Бруннов, русский посланник в Лондоне, тоже курляндец… Наконец, во Франкфурте в качестве русского поверенного в делах действует барон фон Будберг, лифляндец. Это лишь немногие примеры. Мы могли бы привести еще несколько дюжин таких примеров…»
«......Необходимо со всей ясностью оговорить, что речь идет отнюдь не о самом факте участия людей иностранного происхождения в государственной жизни России. Мы знаем множество славных имен людей самого разного происхождения, ставших выдающимися гражданами России и ее подлинными патриотами.[88] Речь идет лишь о непомерном засилье таких людей на дипломатических постах при Николае I. Притом людей, явно не обретших патриотического сознания и к тому же представлявших собой послушных исполнителей велений Нессельроде, который, между прочим, прожив в России более полувека, даже не пытался овладеть русским языком.
Нужно сказать несколько слов о царе Николае 1. Почитав о нем воспоминания современников, встает образ действительно Православно- Верующего Самодержца ,у которого было стремление составить обо всем свое мнение и править «самодержавно».
Поскольку свое повествование я хочу посвятить не только разбору исторических событий, но в большей мере Людям, которые в то время видели определеннее и яснее царя, ход событий, то...
То пора назвать этих знатоков политики, истории и общественной жизни, это А.С. Пушкин и Ф.И. Тютчев!
Да, Знатоков и даже Пророков. А как же иначе можно объяснить сказку Пушкина «О золотом петушке» если не предупреждением о главной опасности грозящей России с Востока
Почитайте: две рати посланные Царем Додоном на Восток не вернулись — погибли. Царь Николай именно и начал войну послав две рати в Молдавию и Валахию... но потом их вернул, видимо спохватился, вспомнив пророчество Пушкина.
« ...Прямым поводом для войны Запада против России, как известно, был тот факт, что русские войска вступили в принадлежавшие тогда Турецкой империи дунайские княжества — Молдавию и Валахию. Но в августе 1854 года, в какой-то мере осознав наконец, что России угрожает нашествие всего Запада, Николай I вывел войска из этих княжеств.»
Но опасности уже было не избежать. Потому что для Крестового Похода все было подготовлено, необходимы были толко формалные причины.
«..... Известны, кстати сказать, слова французского императора Наполеона III, произнесенные еще до начала военных действий: «Мне все равно, желает ли Россия очистить княжества или нет, но я хочу ослабить ее и не заключу мира, пока не достигну своей цели».
Сравнения сказки Пушкина и разыгравшейся Крымской войны на этом почти заканчиваются, ведь в сказке золотой петушок занял место на башне которое вообще то должен занимать Крест. И царь правящий самовластно не нуждается в советах старца или «звездочета и скопца» только петушок иногда кукарекает и предупреждает. Но Пушкин ведет к тому, что царь сам должен обладать и мудростью «звездочета», и пониманием, сопряженной с мудростью, красоты «Шехерезады», иначе петушок берет за свои услуги очень дорогую плату — клюет в темечко. Такая смерть, как сказочного Додона, настигает Николая 1, который не в силах выдержать поражений русской армии, сознавая тяжесть своих ошибок, уязвленный в своей гордости в конце концов умирает от воспаления легких, 2 марта 1855 года.
Сказка Пушкина о золотом петушке была написана в 1834 году, Ф.И. Тютчев, находясь на дипломатической службе с 1822 года, и живя в Европе, все яснее осознает какими средствами взращиваются антирусские настроения. И эта забывчивост Европы его поражает, поскольку в 1813, 1814 годах Европа приветствовала русскую армию освободительницу от Наполеона. Вернувшись в России, в 1844 году, Тютчев стремился донести свое ясное видение антирусского направления западноевропейской политики до властных кругов, его не хотели слушать. Здесь ему не смог помочь даже высокопоставленный граф Бенкендорф, потому что внешнюю политику полностью заняла «партия Ниселроде». Партия сыгравшая зловещую роль в гибели А. Пушкина, настал черед Тютчева сразится с этой властю.
В 1849 году Тютчев написал стихотворение «Не в первый раз поет ппетух» - очен прозрачная перекличка со сказкой Пушкина:
|
Этот стихи Тютчева нельзя рассматриват как призыв к военному походу, он призывал к тому что иными средствами Россия может и должна утвердить свое влияние на Балканах, в православных странах и среди славянских народов. В этом смысле он говорит о Царграде, как центре и истоке православного христианства.
О том что жизненную важность утверждения влияния России на Балканах не понимал не только Николай 1, но даже близкие друзья Тютчева славянофилы , показали далнейшие события. То что не было сделано в 40-х годах 19-го века, в 50-х годах обернулось западней в которую угодил самовластный и самоуверенный царь, направивший к поражению возложенное на него государство.
«... Через два с половиной года, уже после падения Севастополя, поэт скажет о Николае I:
«Для того, чтобы создать такое безвыходное положение, нужна была чудовищная тупость этого злосчастного человека, который в течение своего тридцатилетнего царствования, находясь постоянно в самых выгодных условиях, ничем не воспользовался и все упустил, умудрившись завязать борьбу при самых невозможных обстоятельствах».
Прежде чем дальше приводить красноречивые высказывания Федора Ивановича Тютчева,
нужно послушать объективную оценку, данную спустя 100 лет, причин Крымской войны данную западным историком :
« В соответствующем томе фундаментальной «Оксфордской истории Новейшего времени», принадлежащем видному английскому историку Алану Тэйлору, — томе, называющемся «Борьба за господство в Европе» (издан в Оксфорде в 1954-м, а на русском языке — в Москве в 1958 году), — недвусмысленно рассказано о том, как «возник миф, будто Россия стремится к расчленению Турецкой империи. Это было неверно… Крымская война… велась против России, а не за Турцию… Они (Англия и Франция — В. К.) были озлоблены преобладанием России… Целью войны для нее, — говорит Алан Тэйлор о своей стране, — было уничтожение превосходства России». Дело шло, понятно, о «превосходстве», завоеванном в 1812–1815 годах.
…......................
Английский историк так и заключает свой рассказ о ней: «Крымская война… стоила жизни почти полумиллиона человек и общее число потерь превысило потери, понесенные в результате любой войны из тех, что велись в Европе на протяжении ста лет после Венского конгресса…Каково бы ни было ее происхождение, эта война была по существу вторжением в Россию с Запада.
Из пяти вторжений в Россию, совершенных в современную эпоху (вторжение Наполеона в 1812 г., Англии и Франции — в 1854 г., Германии — в 1916–1918 гг., держав Антанты — в 1919–1920 гг., Гитлера — в 1941 г.), это было, безусловно, самое успешное (курсив мой. — В. К.). После 1856 года Россия оказывала на европейские дела меньшее влияние, чем в любой период по окончании Великой северной войны в 1721 году, и так и не добилась того преобладания, каким она пользовалась до 1854 года».
Так пишет английский историк ровно через 100 лет после Крымской войны. ...»
(Все цитаты данной стати даны по произведениям Вадима Кожинова)
«...Уже говорилось, что Крымская война была для Тютчева своего рода центральным историческим событием, определившим самые существенные основы его мировосприятия. Поэт предвидел, предчувствовал это событие еще с 1830-х годов, исключительно драматически и остро пережил его, а в последующие десятилетия как бы направлял свои главные усилия к преодолению его последствий.
Поэтому для действительного понимания Тютчева как поэта, человека, гражданина необходимо с должной широтой и ясностью представить суть и значение Крымской войны в истории и политике России и целого мира.
«Перед Россией встает нечто еще более грозное, чем 1812 год… Россия опять одна против всей враждебной Европы, потому что мнимый нейтралитет Австрии и Пруссии есть только переходная ступень к открытой вражде. Иначе и не могло быть; только глупцы и изменники этого не предвидели».
…8 апреля 1854 года Тютчев писал: «Ну вот, мы в схватке со всею Европой, соединившейся против нас общим союзом. Союз, впрочем, не верное выражение, настоящее слово: заговор… Нет ничего нового под солнцем, однако же едва ли не справедливо, что в истории не бывало примеров гнусности, замышленной и совершенной в таком объеме…» Вражеские эскадры вошли в Черное, Баренцево, Белое, Берингово моря и Финский залив и атаковали Одессу, Севастополь, Керчь, Колу, Соловки, Петропавловск-на-Камчатке, Свеаборг и Кронштадт…
Тютчев писал жене еще 10 марта 1854 года о том, что ожидает «прибытия в Кронштадт наших милых бывших союзников и друзей, англичан и французов, с их четырьмя тысячами артиллерийских орудий и всеми новейшими изобретениями современной филантропии, каковы удушливые бомбы и прочие заманчивые вещи…». А 19 июня того же года он уже пишет: «На петергофском молу, смотря в сторону заходящего солнца, я сказал себе, что там, за этой светящейся мглой, в 15 верстах от дворца русского императора, стоит самый могущественно снаряженный флот, когда-либо появлявшийся на морях, что это весь Запад пришел выказать свое отрицание России и преградить ей путь к будущему…»
«В сущности, для России опять начинается 1812 год; может быть, общее нападение на нее не менее страшно теперь, чем в первый раз… И нашу слабость в этом положении составляет непостижимое самодовольство официальной России, до такой степени утратившей смысл и чувство своей исторической традиции, что она не только не видела в Западе своего естественного и необходимого противника, но старалась только служить ему подкладкой. Но чтобы ясно выразить эти мысли, понадобилось бы исписать целые томы»....
Тютчев, без сомнения, со всей ясностью понимал, что Крымская война была проиграна до ее начала. 24 февраля 1854 года, то есть еще до объявления войны Англией и Францией, он писал, что Россия «вступит в схватку с целой Европой. Каким образом это случилось? Каким образом империя, которая в течение 40 лет только и делала, что отрекалась от собственных интересов и предавала их ради пользы и охраны интересов чужих,[89] вдруг оказывается перед лицом огромнейшего заговора? И, однако же, это было неизбежным».
Едва ли не решающая причина этого положения заключалась в том, что Николай I после восстания декабристов не доверял русским дворянам. Как писал В. О. Ключевский, 14 декабря «кончается политическая роль русского дворянства… В этом заключается, по моему мнению, самое важное последствие 14 декабря».
Конечно, это только лишь кое-что объясняет, но ни в малейшей мере не оправдывает царя. Нессельроде, вполне возможно, именно потому и сумел в течение многих лет преграждать дипломатический путь и Горчакова, и Тютчева, что они были русскими дворянами.
…....И сам Николай I, который создал это засилье иностранцев в государственном аппарате, в конце концов осознал, что дело обстоит неладно.
Как уже говорилось, летом 1854 года царь наконец назначил Горчакова на очень важный пост посла в Вене, заявив резко возражавшему против этого назначения Нессельроде: «Я назначил его потому, что он русский»....
Тютчев видит едва ли не главных врагов не на Западе, а в самой России. После того, как 18 ноября 1853 года адмирал Нахимов добился беспримерной победы, уничтожив турецкий флот в его собственном порту Синопе, а генерал Бебутов[90] на следующий день разгромил армию турок недалеко от Карса (при Башкадыкларе), поэт с горчайшей иронией писал об Англии и Франции (24 ноября): «Пусть наши враги успокоятся. Наши последние успехи могли быть очень обидными для них, но они останутся бесплодными для нас. Здесь так много людей, которые готовы дать им полное удовлетворение в этом отношении и… могут ей (России. — В. К.) сделать гораздо больше вреда благодаря своему положению… Это как бы заколдованный круг, в который вот уже в течение двух поколений мы заключили национальное самосознание России и понадобилось бы действительно, чтобы Господь удостоил нас Сам здорового пинка, чтобы мы разорвали этот крут и стали бы опять на свой путь».
По мере развития событий поэт все отчетливее и резче говорил о том, что самые опасные враги — внутри страны. Он пишет 9 июля 1854 года, что все известное ему «о направлении умов в Министерстве,[91] а может быть, даже и выше, — вся эта подлость, глупость, низость и нелепость, — все это возмущает душу более, чем способно выразить человеческое слово… Мы накануне какого-то ужасного позора…». 23 июля он многозначительно говорит о тех же деятелях Министерства иностранных дел: «Когда видишь, до какой степени эти люди лишены всякой мысли и соображения, а следственно, и всякой инициативы, то невозможно приписывать им хотя бы малейшую долю участия в чем бы то ни было и видеть в них нечто большее, нежели пассивные орудия, движимые невидимой рукой».
И в конце своей стати еще раз хочу подчеркнуть главные узлы заговора против России (это было недопущение к правлению способных, выдающихся русских людей к власти, в этом ряду главным стоит убийство Пушкина), которые выделяет В. Кожинов. Эти
выводы проходят красной нитью и указывают на нанятых на службу Российским самодержавием иностранцев католиков и скрытых иезуитов.
«... Выше шла речь о причастности Нессельроде к гибели Пушкина, который в тридцатых годах обретал все более весомое влияние на ход государственных дел в России. Между прочим, как достаточно хорошо известно, Геккерн был не столько голландским дипломатом, сколько агентом Нессельроде. И едва ли не с его помощью Геккерн через несколько лет после своего позорного изгнания из России вернулся в дипломатию.
Е. В. Тарле писал, что когда Франция в канун Крымской войны поставила цель «вооружать Австрию против России… очень враждебную России роль в этих франко-австрийских секретных переговорах играл старый барон Геккерн… Геккерн был в 1853 г. голландским посланником в Вене, а Дантес, „усыновленный“ им и тоже носивший его фамилию, делал карьеру во Франции… Старый барон Геккерн, служа голландским послом в Вене и имея постоянные сношения с французским правительством через Дантеса-Геккерна, проживавшего в Париже, старался заслужить милость Наполеона III, исполняя его волю».
Нельзя не упомянуть и о том, что Наполеон III, придя к власти, сразу же назначил Дантеса сенатором, а вскоре поручил ему вести дипломатические козни против России. Историк В. Дмитриев писал об этом: «В Петербург Дантес не поехал, так как Николай I отказался принять его официально, но встреча его с русским царем все же состоялась 22 мая 1852 года в Берлине. Царь дал понять, что не будет возражать против честолюбивых замыслов племянника Наполеона I (плодом этой недальновидной политики оказалась начавшаяся меньше чем через два года Крымская война)».
Так выявляются тайные международные связи (Нессельроде — Геккерн — Дантес — Наполеон III и т. д.), непосредственно причастные к Крымской войне. Конечно, многое здесь еще ждет исследователя.
