ВАСИЛИЙ Ш А Х О В

КАЛИКИНСКИЕ РОДНИКИ: ФЕНОМЕН ЗАХАРА ПРИЛЕПИНА-1

ВСПОЛОХИ ДЕТСКИХ ВОСПОМИНАНИЙ

Детская память сохранила связанное с фашистским нашествием: прожектора в тревожно-ночном небе, недобрый гул вражеских самолётов. По просёлкам шли

н а ш и. Суровые лица бойцов. Колонны. Колонны. Грузовики. Танки и «танкетки». Босоногая ребятня с жадным любопытством наблюдала военный быт. Пустые консервные банки, обнаруженные после стоянок боевых подразделений, становились игрушками.

Истекал кровью Воронеж, захваченный ворогом. До последней капли крови сражались воины под Ельцом. Гитлеровская нечисть подмяла Михайлов под Рязанью. До линии фронта - какие-то десятки километров. Похоронки. ПАохоронки. Похоронки… На одном Становом Бугре остались вдовами с малышнёй-несмышлёнышами Настасья, Пелагея, Любашка, Варвара, Наталья, Прасковья… Письма с фронта… Оставшиеся уходили рыть окопы. До сих пор сохранились окопы военных лет. Сейчас в них поселились ежи, снуют ящерицы, растут свинухи и опята. В окопах долго не тает снег…

Далёкое-близкое, болевое-горевое отдаляется с каждой журавлиной стаей над Шишикиным Логом, с каждой скворечней в Ерёмовке, с каждым высокополётным жаворонком, с сенокосной раздольной песней у Спусков… К памятнику-обелиску в центре села вдовы и сироты приносили и приносят ландыши из Тимохина Угла, ромашки

из-под Сосенок, колокольчики с Талов, чабрец из Малиновых Кустов.

Отроческая память высвечивает сквозь магический кристалл воспоминаний бурю-радугу лихолетья, кремень-слезу утрат, вешнее тепло улыбок при встречах всё-таки возвратившихся к отчему порогу. Трофейные губные гармошки наяривали «матаню-матанёк»; в простенках вывешивались фотографии, запечатлевшие Иванов у рейхстага, Петров - на Одере, Сидоров - в Варшаве. Становились семейными реликвиями благодарственные письма и грамоты Верховного Главнокомандующего, именные награды.

Фронтовые газеты 1941-1945 годов… Помню, как пришло с фронта письмо с

вырезкой из газеты. Боевая многотиражка поместила репортаж-быль о том, как юный водитель Михаил Шахов, выполняя приказ, прибыл в энский населённый пункт, где уже хозяйничали фрицы. Не растерявшись, воин-каликинец сумел отбиться от наседавших фашистов, спас товарищей и боевую технику. Ордена и медали за ратные заслуги напоминают дяде Мише, израненному, но уцелевшему в боях-пожарищах, о суровом-незабываемом. Когда уже совсем невмоготу от тяжких ранений, приезжает он в родное Каликино, на свои Бугры; врачуют раны физические и душевные черёмуховые гроздья под Гудовом и Гудбоком, шум дубовых рощ в Густом-Кружках, панорама заливных лугов по-над Подгоркой. Вспоминается былое, садняще-незабываемое… Взвод «накрыт» обстрелом как раз среди реки. Молодой ледок рухнул. Бойцы - в ледяной воде. Выбраться на сушу нельзя: прижимает кинжальный прицельный огонь. Мороз же лютует

пуще фрицев. Спасли сумерки да девчата-санитарки. Погрузили они обледеневших, ставших беспомощными, солдат на санки и доставили в санбат…».

Цитируемые строки были помещены в памятном альманахе «Липчане - Великой Победе» в 1995 году. Дядя Миша ( возглавивший после демобилизации крупное автомобильное хозяйство в подмосковном Ногинске) ещё несколько раз навещал «малую родину», а потом пришла скорбная весть о кончине фронтовика Михаила Ивановича Шахова…

…Уходят из жизни ветераны. Уходят к тем, чью жизнь жестоко, беспощадно оборвали роковые, сороковые.

Его зарыли в шар земной,

А был он лишь солдат,

Всего, друзья, солдат простой,

Без званий и наград.

Ему как мавзолей земля -

На миллион веков,

И Млечные Пути пылят

Вокруг него с боков…

Е м у к а к м а в з о л е й з е м л я… Лежат русские Иваны из Бухового, Петры из Каликина, Фёдоры из Путятина, Алёши из Колыбельского вдали от родимой земли; болгарские черёмухи, венгерские сирени, чешские рябины, словацкие ивы плакучие склоняются над братскими могилами и безымянными, почти забытыми. Журалиным

кликом-плачем из холодеющего поднебесья просквозит над родимыми могилами, над исчезающими холмиками былых спешных захоронений горевое-приветное, вдовье-безутешное, скорбно-болевое приветствие Родины-матери, позвавшей их на защиту свою от лютого ворога, оплакивающей павших сыновей и дочерей своих, хранящей вечную память о них в святцах души, святцах сердца.

Уходят из жизни ветераны, подкошенные ранами, болями физическими и душевными; в мирной жизни бывшие танкисты и артиллеристы становились трактористами, шофёрами, механизаторами широкого профиля; военные санитарки - врачами и педагогами. Попутный ветерок заносил их порой на редкие встречи боевых друзей, в грустном-светлом застолье пели они про северо-западный фронт, про землянку в три наката, про повстречавшуюся в партизанском отряде цыганку-молдаванку, что собирала виноград в соседнем саду… Читали любимых поэтов-фронтовиков…

Я проходил, скрипя зубами, мимо

Сожжённых сёл, казнённых городов,

По горестной, по русской, по родимой,

Завещанной от дедов и отцов.

Запоминал над деревнями пламя,

И ветер, разносивший жаркий прах,

И девушек, библейскими гвоздями

Распятых на райкомовских дверях.

И вороньё кружилось без боязни,

И коршун рвал добычу на глазах,

И метил все бесчинства и все казни

Паучий извивающийся знак.

В своей печали древним песням равный,

Я сёла, словно летопись, листал

И в каждой бабе видел Ярославну,

Во всех ручьях Непрядву узнавал.

Крови своей, своим святыням верный,

Слова старинные я повторял скорбя:

- Россия, мати! Свете мой безмерный,

Которой местью мстить мне за тебя?

С е р г е й Н а р о в ч а т о в. «В те годы».

…После отгремевших майскими короткими ночами 45-го многие из них, юные, молодые, ещё несколько лет служили в Советской Армии. Приходили домой, чтобы работать, учиться, сеять разумное, доброе, вечное…

…Уходят из жизни ветераны. Вот и на каликинском кладбище вырос ещё один могильный холмик: зарыли в шар земной ещё одного солдата Н и к о л а я

С е р г е е в и ч а В о с т р и к о в а, человека судьбы труднейшей, со многими изломами. Несколько раз юноша-танкист горел в подбитом танке, в госпиталях залечивал раны и ожоги, получал новый танк, новое задание; и так - до самой Победы… В одном из фронтовых писем родной сестре ( а моей матери - Марии Сергеевне) была запечатана

фотографическая карточка: почти мальчишка - с солдатским орденом Славы, медалью «За боевые заслуги».

Общее горе страны, державы - гибель защитников Родины - в скорбной череде повторяется в каждой семье, в каждом родственном содружестве: шар земной, родимые погосты всё чаще принимают ушедших из жизни ветеранов войны и труда.

Берёзово-кленовое полукружье тревожно-горестно зашумело над новой могилой - последним земным лоном-усыпальницей ветерана М и х а и л а К у з ь м и ч а

У с т ю г о в а. Сибиряк, дальневосточник породнился с рязанцами-каликинцами. В годы Великой Отечественной - на высоких берегах Амура-батюшки, сдерживая натиск

японских самураев, сокрушая пособников гитлеризма, на Тихом Океане отстаивая честь и независимость Отечества. В мирное время воин-ветеран возглавлял работы государственной важности - строительство и функционирование на Дальнем Востоке радио - и телевизионных систем. Пенсионер союзного значения, крупный общественный и культурный деятель до последних дней «болел Россией», надеялся и исповедовал идеалы державности, разумности, социальной и нравственной справедливости. Совсем недавно ушла из жизни супруга его Людмила Карповна, ветеран педагогического труда, Заслуженный учитель России…

Падают льдинки-снежинки на могильные холмики. Шумят берёзы и вязы. Осиротевшее небо. Осиротевшая земля. Осиротевшие люди. Светлая печаль о былом. Вечная память о достойных, самоотверженных, близких-близких…

Александр Твардовский выразил мысли, чувства, чаяния миллионов соотечественников:

В тот день, когда окончилась война

И все стволы палили в счёт салюта,

В тот час на торжестве была одна

Особая для наших чувств минута.

В конце пути, в далёкой стороне,

Под гром пальбы прощались мы впервые

Со всеми, что погибли на войне,

Как с мёртвыми прощаются живые.

До той поры в душевной глубине

Мы не прощались так бесповоротно,

Мы были с ними как бы наравне

И разделял нас только лист учётный.

Мы с ними шли дорогою войны

В едином братстве воинском до срока,

Суровой славой их озарены,

От их судьбы всегда неподалёку.

И только здесь, в особый этот миг,

Исполненный величья и печали,

Мы отделились навсегда от них:

Нас эти залпы с ними разлучали.

Внушала нам стволов ревущих сталь,

Что нам уже не числиться в потерях,

И, кроясь дымкой, он уходит вдаль,

Заполненный товарищами берег…

Простились мы. И смолкнул гул пальбы,

И время шло. И с той поры над ними

Берёзы, вербы, клёны и дубы

В который раз листву свою сменили.

Но вновь и вновь появится листва,

И наши дети вырастут и внуки,

А гром пальбы в любые торжесчтва

Напомнит нам о той большой разлуке.

И не затем, что уговор храним,

Что память полагается такая,

И не затем, нет, не одним,

Что ветры войн шумят, не утихая.

И нам уроки мужества даны

В бессмертье тех, что стали горсткой пыли,

Нет, даже если б жертвы той войны

Последними на этом свете были, -

Смогли б ли мы, оставив их вдали,

Прожить без них в своём отдельном счастье,

Глазами их не видеть их земли,

И слухом их не слышать мир отчасти?

Суда живых не меньше павших суд.

И пусть в душе до дней моих скончанья

Живёт, гремит торжественный салют

Победы и великого прощанья…

….Воспоминания, воспоминания!.. С годами (тем более, с пятилетиями, десятилетиями, четвертьвековыми и полувековыми временными этапами жизни) всё

отчётливее звучит-отзывается эхо минувшего, эхо былого.

С разбуженных долгожданным наплывом апрельского тепла гор, пригорков, холмов, обрывов устремляются вешние неуёмные потоки; стремительные ручьи, рождающие брызгучие радуги водопады гласят-разноголосят о преодолении лютующей стужи, о пробуждении деревьев и трав, о скромной несказанной прелести первоцветов-подснежников.

Вместо осенних у л е т а ю щ и х стай, в теплеющем поднебесье сквозят

стаи п р и л е т а ю щ и е… Грачи прилетели… Скворцы прилетели… Гуси-лебеди в голубом просторе…

Смотрят-слушают Кривополянье, Буховое, Колыбельское, Путятино, Ратчино

весенний шум, прилёт и гнездование пернатых… Смотрят-слушают Доброе, Каликино,

Панино, Хомутцы, Махоново буйство вешнего половодья, ледоход, светотень, цветомузыку заливных лугов, приворонежского бора.

«Ч ь и в ы? Ч ь и в ы?» - любопытствуют озёрные чибисы, В самом деле, чьи мы, кто мы на этой земле?…

*********************************************************************

Ордена отцы уже не носят, -

Те, что заслужили на войне.

Как на праздник, ходят на покосы

В гимнастёрках младших сыновей.

Строят дом, под вишни лунки роют,

Внуков поднимают к потолку.

Дескать, кто сказал, что мы герои?

Мало ли что было на веку!

Под Ельцом ли было, под Полтавой, -

Солона солдатская страда.

Только не гонялись мы за славой,

Мы о жизни думали тогда…

И привычно в пойме травы косят,

Солнце - как салют над головой.

…Ордена отцы уже не носят,

В сердце носят выигранный бой.

Б о р и с Ш а л ь н е в. «Ветераны».

..................................................................................................................

«Идёт война народная,

священная война…»

"ЖИЗНЬ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫХ ЛИПЧАН"

Из автобиографии Алексея Ивановича

Баранова:

«…В сентябре 1941 года отец был призван в действующую армию… Вернулся инвалидом войны 2-й группы, прожил всего один год больным человеком и в июле 1947 года умер от ран…»

Уходил товарищ в бой

Насмерть с немцем биться.

В бой товарищ взял с собой

Горсть родной землицы.

Положил её на грудь

Он в платок расшитый:

Ведь на ней - не где-нибудь -

Столько лет прожито…

А. Ф а т ь я н о в

…Вручаю Алексею Ивановичу памятные альманахи «Липчане - Великой Победе», «Липецк

в солдатской шинели». Листаем страницы. Всматриваемся в фотографии… Вчитываемся в

солдатские письма… Размышляем над строками

липецких поэтов… Вот «Могила лётчика» Бориса

Котова, Героя Советского Союза:

Здесь волнующие ели…

В росах буйные кусты.

Настороженный пропеллер

Над могилою застыл…

Мне бы крылья! С бурей биться!

Карту льдов пересекать!

Вместо сбитой пулей птицы

Новой птицей замелькать…

Участник Великой Отечественной Борис Цветаев. Его военный «Томик Есенина»:

Выцвела от времени обложка.

Отдают страницы желтизной.

В городке,

Разбуженном бомбёжкой,

Он лежал в пыли на мостовой.

О поэте знал я понаслышке.

И, доверясь первой же строке,

Я отвёл местечко в этой книжке,

Потеснив патроны в вещмешке .

Каждый день - бои, бои,

Но всё же

Я прочесть в окопе книжку смог.

Стали мне родней,

Ещё дороже

Каждый холмик, каждый ручеёк.

Павел Шубин с его знаменитой «Застольной»:

Редко, друзья, нам встречаться приходится,

Но уж когда довелось,

Вспомним, что было, и выпьем, как водится,

Как на Руси повелось!..

Встанем и чокнемся кружками стоя мы -

Братство друзей боевых,

Выпьем за мужество павших героями,

Выпьем за встречу живых!

Из автобиографических заметок Алексея Ивановича Баранова:

«С начала войны, с 14 лет, я начал работать в колхозе. В основном это косовица трав естественных лугов и косовица крюком озимой ржи. Мне нравилась эта работа. Из мужчин, если так можно меня назвать в 14 лет я был один. Шёл впереди, за мной тянулись 20-30 женщин с косами. В обеденный перерыв я им отбивал косы, свою тоже, я хорошо умел наладить косу, чтоб работалось легче…»

…«Липчане - Великой Победе». «Липецк в солдатской шинели»… Алексей Иванович перелистывает страницы, посвящённые Раненбургу, Чаплыгинскому району. Защищать Родину на фронт ушло 14154 жителя района. Почти шесть тысяч отдали свои жизни за честь и независимость Отечества.

Алексей Иванович помнит те суровые дни… О них - в «Дороге отцов» Бориса Шальнева:

Путь Победы, что подвигу равен,

Зримый след твой солдатский ведёт

От родных раненбургских окраин

До лепнин Бранденбургских ворот.

Не воскреснуть всем доблестно павшим -

Дорогим, незабытым, родным,

Не успевшим - словца не сказавшим

Нам, наследникам, верой живым.

Вровень с ними бы встать, приподняться.

Дай Бог силы - бессилье возьми! -

В горький час человеками зваться,

В смертный час оставаться людьми.

«О родина! все дни твои прекрасны!..»

Там небеса и воды ясны!

Там песни птичек сладкогласны!

О родина! все дни твои прекрасны!

Где б ни был я, но все с тобой

Душой.

Ты помнишь ли, как под горою,

Осеребряемой росою,

Белелся луч вечернею порою

И тишина слетала в лес

С небес?

Ты помнишь ли наш пруд спокойный,

И тень от ив в час полдня знойный,

И над водой от стада гул нестройный,

И в лоне вод, как сквозь стекло,

Село?

Там на заре пичужка пела:

Даль озарялась и светлета;

Туда, туда душа моя летела:

Казалось сердцу и очам -

Все там!..

Василий Ж у к о в с к и й.

У каждой маленькой деревни

Судьбы затейлива канва…

Идёт с обедни стёжкой древней

Петровна – давняя вдова.

Идёт и радость не скрывает,

Весь мир по-новому хорош:

И эта стёжка вековая,

И эта молодая рожь…

Б. Ш а л ь н е в. «Мать и сын» (поэма).

Сын Афанасия Бунина и пленной турчанки Сальхи Василий Андреевич Жуковский в этих чарующих зарисовках воссоздаёт родные тульско-рязанские

сельские просторы.

«Малая родина» необычайно богата талантами. На Данковщине, в Раненбуржье были владенья Алексея Степановича Хомякова (1804-1860), где его знали как крепкого хозяйственника, опытного землевладельца и экономиста. В уникальном труде «Рязанские помещики и их крепостные. Очерки из истории крепостного права в Рязанской губернии в Х1Х столетии» замечательный краевед А.Д. Повалишин свидетельствовал о «здравых и справедливых отношениях, которые существовали… у помещика А.С. Хомякова (славянофил) к его крепостным». Процитируем лишь небольшой фрагмент книги Повалишина: «Хомяков начал управлять крестьянами сам в ранней молодости, и с первого шага поставил себя в прямые, непосредственные отношения к своим крестьянам». Особую ценность имеют компетентные свидетельства Повалишина для липецких краеведов; Повалишин констатирует, что Хомяков «часто собирал мирские сходы, выслушивал все требования и жалобы, делал все свои распоряжения гласно и открыто и никогда не прятался за личности своих поверенных, как делали это многие помещики…».

Ильей Муромцем называли его современники. Он возглавлял «Русскую беседу», «Общество любителей российской словесности»; осознавая насущную необходимость коренных изменений, активно способствовал проведению земельной реформы. Его имение было крупнейшим на Данковщине и Раненбуржье, включало около 4 тысяч десятин земли. Здесь навещали его столичные друзья-единомышленники. Алексей Степавнович бывал в Липецке. Хомякова помнят Лебедянь, Раненбург, Троекурово, Пальна-Михайловка.

Осенью 1860 года он скончался (5 октября по новому стилю) от холеры в своем данковском имении.

Выдающийся философ и культуролог, А.С. Хомяков был также значительным поэтом. На страницах лирических произведений Хомякова воссозданы картины Русского Подстепья, нашей «малой родины»: (« Солнце сокрылось; дымятся долины;//

Медленно сходят к ночлегу стада;//Чуть шевелятся лесные вершины, //Чуть шевелится вода..// Ветер приносит прохладу ночную; //Тихою славой горят небеса…//Братья, оставим работу денную,// В песни сольем голоса… // Ночь на востоке с вечерней звездою;//

Тихо сияет струей золотою// Западный край. //Господи, путь наш меж камней и терний, //

Путь наш во мраке… Ты, свет невечерний, //Нас осияй! //В мгле полунощной, в полуденном зное, //В скорби и радости, в сладком покое, //В тяжкой борьбе -//Всюду сияние солнца святого,// Божия мудрость и сила и слово, // Слава тебе!».

«Малая родина» помнится Алексею Степановичу Хомякову с восьмилетнего возраста: Хомяковы приехали в село Круглое Данковского уезда в грозный 1812 год. По соседству с приехавшим из Москвы дворянским семейством жила П.М. Толстая, дочь фельдмаршала Михаила Илларионовича Кутузова. Через фельдмаршала, возглавлявшего русское воинство, узнавали Хомяковы и данковчане о судьбоносных событиях Отечественной войны.

…В былое п е ш е х о д н о е время, когда единственная грузовая

п о л у т о р к а появлялась на просёлочной дороге два-три раза в сутки, когда ещё вращали, в радужных брызгах воды, огромные колёса водяные мельницы у буховских, колыбельских, гудовских запруд , когда ветряные мельницы у Путятина, Махонова и Волчья ещё возносили к облакам свои пернатые лопасти-крылья, когда меланхолично-смиренные трудяги- волы, побуждаемые лоцманскими понуканиями возницы: «цоб-цобе» - осуществляли ( наряду с лошадками) основные - насущно- стратегические и жизненно важные для селян - перевозки, когда ещё не было лесополос вдоль дорог и степные дали манили к себе открыто-пустынными горизонтами, в те благословенные времена детства и отрочества, приближаясь к Каликину, с почтенного дорожного б о л ь ш а к а мы, с просветлённой надеждой на отдохновение в домашнем уюте, в добром кругу семьи, взирали на знакомо-презнакомые силуэты уцелевшей и сохранявшейся до 50-ых годов церковной колокольни и высоченного вяза, который мощно расквартировался на нашем Становом Бугре.

Время оное было поистине п е ш е х о д н ы м, потому что ходили пешком не только в Раненбург, уездно-районное Доброе, но и в Трубетчино, Лебедянь, пешком навещали по житейской надобности Данков.. Ходили (именно пешком) даже в Липецк, Грязи, Мичуринск.

«Все жаждет, истомясь от зною;//Все вопиет: дождя, дождя!//И рады все, что солнце мглою //Покрылось, сумрак наводя//.Влачится туч густых завеса,// Грозя нам ливнем и пыля;//Из-за синеющего леса //Прохладой веет на поля. //Шуршит соломой рожь сухая//,Пыль зарывается в кусты, - //И только капля дождевая //Одна спадает с высоты. //Дождя, дождя!..Ужель обманут //Нас громовые голоса, //С земли колосья не привстанут //И не омоются леса? //Увы! Грозы насмешка злая, //Громовый хохот над землей!.. //К чему нам капля дождевая!// Что значит капля в этот зной!..// Молниеносной тучи глыба //Перевалила за леса - //Никто не скажет ей спасибо//С упреком глядя в небеса. //Ушла!.. Но где над злом победа?//В чем торжество? Все тот же зной… //И не осталось даже следа //От бедной капли дождевой»… - Талантливейший предшественник Есенина - тоже рязанец - Яков Петрович Полонский в своем стихотворении «В засуху» психологически глубоко запечатлел «горе сёл». Рязанские, ряжские, раненбургские, данковские, грязинские деревни часто страдали от жестоких суховеев. Лукавские, Буховские, путятинские, мелеховские, каликинские, махоновские крестьянки молитвенно взывали к Всевышнему, надеясь на небесную помощь.

Родные горизонты… Наша «малая родина»…

Полевые амбары у С о с е н о к … Рабочий стан у В о д я н о г о. Овраги с кряжистыми дубняками. Созревшая на солнечно-песчаных склонах земляника. И - целые поляны отменной степной клубники. Совсем близко уже - К р у ж к и ,

Г у с т ы й, Г у д б о к, каликинские в ы с е л к и. По оврагам - юркие суслики. У

дубовой рощи, в пруде стонут б у ч н и. В знойной вышине - малиновые трели жаворонков.

«Кругом родные всё места…»…

«Полночь прошла.// Проводили её петухи. Песней – //Не той, зоревой, привечальной,// А переломной, //Когда отпкускают грехи, //Небо душе возвращает// Свой свет изначальный. //Землерожденной душе// Нравится с небом игра! //Вновь, прояснённой, //Открыты без тени лукавой //И хлебодарная Дева, //Держащая Колос добра, //И Близнецы, //Увлеченные детской забавой. //Овен пасёт //Тонкорунных смиренных овец. //Рыба Летучая //Делает «свечку» крутую.// Белая Лебедь взмахнула крылом, //И Стрелец //Ладит любви и надежды //Стрелу золотую…»! ( Б. Ш а л ь н е в. «Ночное небо»).