Авторский блог Василий Шахов 04:22 6 мая 2018

Как академики классика потеряли

Благодарная Память. 200-летие со дня рождения Карла Маркса. 100-летие со дня смерти Г.В. Плеханова.

КАК АКАДЕМИКИ КЛАССИКА ПОТЕРЯЛИ

«Ну что же такое марксизм, как не новая фаза того самого

умственного движения, которому мы обязаны Белинским?»

Г.В. П Л Е Х А Н О В

« Господи помилуй! Господи помилуй! А того, что Ленин

о Плеханове писал, не читали явно»…

Н. К. К Р У П С К А Я.

…………………………………………………………………………………….

На канале «Культура» только что прошла передача о 200-летии со дня рождения Карла Маркса; шёл разговор у Швыдкого (с участием «узнаваемых» Сванидзе, Пивоварова, историков и публицистов)

о том, «устарел» ли основоположник. Перед этим «перелистал» интернетовские страницы с публикациями о юбиляре (включая статьи Геннадия Зюганова и авторов так называемой «социалистической ориентации»). Озадачило отсутствие даже упоминания о Георгии Валентиновиче Плеханове.

Накануне 100-летия со дня ухода из жизни русского гения, мыслителя-корифея – горестно и печально шелестит трава забвения…

………………………………………………………………………….

…И Россия, и всё прогрессивное человечество благодарно величают БЕССМЕРТНЫЕ ПОЛКИ. Великая Победа… Священный зов Памяти…

Суть Памяти… Этика Памяти… Эстетика Памяти… Уроки и заветы Победителей…

Истоки и горизонты… В самые трагические, самые драматические дни

фашистского нашествия Иосиф Виссарионович Сталин назвал имена тех, кто с вершин Истории Отечества благословлял на подвиг соотечественников…

«В одном из обращений немецкого командования к солдатам, найденном у убитого лейтенанта Густава Цигеля, уроженца Франкфурта на Майне, говорится:

тебя нет сердца и нервов, на войне они не нужны. Уничтожь в себе жалость и сострадание - убивай всякого русского, советского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик - убивай, этим ты спасёшь себя от гибели, обеспечишь будущее твоей семьи и прославишься навеки".

Вот вам программа и указания лидеров гитлеровской партии и гитлеровского командования, программа и указания людей, потерявших человеческий облик и павших до уровня диких зверей.

И эти люди, лишённые совести и чести, люди с моралью животных имеют наглость призывать к уничтожению великой русской нации, нации Плеханова и Ленина, Белинского и Чернышевского, Пушкина и Толстого, Глинки и Чайковского, Горького и Чехова, Сеченова и Павлова, Репина и Сурикова, Суворова и Кутузова!..»

…ОБРАТИМ ВНИМАНИЕ: П Е Р В Ы М НАЗВАНО ИМЯ ГЕОРГИЯ ВАЛЕНТИНОВИЧА П Л Е Х А Н О В А…

………………………………………………………………………………………..

«БОЛЬШЕВИЗМ» ДЛЯ ПЛЕХАНОВА.

Практически все монографии о Плеханове содержат утверждения о трёх

плехановских «крахах» - в 1905, 1914, 1917 годах. Для одних Плеханов

«умер» в начальные дни первой мировой войны (Зиновьев и Троцкий, поясняя, почему большевики отказались участвовать в похоронах Георгия Валентиновича, публично-печатно заявляли, что для них он «умер в 1914-ом»); для других его «идеологической кончиной» виделось «меньшевистское»

размежевание с большевиками в начале ХХ столетия; третьи же узревали

его «крах» в оценке событий Февраля и Октября 1917 года. «Краткие курсы» и более пространные изложения происходившего в России в первые десятилетия

двадцатого века фактически перечеркивали (как «меньшевистские», ущербные) классические труды Плеханова, такие как «История русской общественной мысли», «Критика наших критиков», монографии о Белинском, Герцене, Чернышевском, цикл статей о Льве Толстом.

« ЛЕНИНИЗМ» ДЛЯ ПЛЕХАНОВА.

Отнюдь не принижая Ленина, следует признать, что сопоставление двух

гигантов чаще всего сводилось к тому, что Плеханов был «ограничен», что Плеханов «отступил», что Плеханов «не смог» и проч., и проч.

Лишь как «русского революционера, оппонента Ленина» трактует Г.В. Плеханова «Хроника человечества» Бодо Харенберга (М., «Большая энциклопедия», 1996, 1200 с.). «Популярное издание, в котором в хронологическом порядке изложены самые значительные факты и события истории, политики, культуры, экономики разных стран и народов нашей планеты от появления первых человеческих обществ до 1 января 1996 года»

за 1918 год выделило как крупнейшее событие в России кончину в Териоках (современный Зеленогорск) кончину Георгия Валентиновича Плеханова (родившегося в д. Гудаловке 23(11). 12. 1856).

Лишь «оппонирование» Ленину ставят в заслугу Плеханову и некоторые другие зарубежные авторы.

Кстати сказать, сам Владимир Ильич весьма высоко ценил своего оппонента. Н.К. Крупская, возмущаясь оголтелой фальсификацией личности и позиции Плеханова, почти с суеверным ужасом восклицала: «Господи помилуй! Господи помилуй! А того, что Ленин о Плеханове писал, не читали явно». Напомним, что Ленин относил Плеханова к корифеям, составляющим «национальную гордость великороссов». Если же мы обратимся к учебникам, монографиям, сборникам 20-90-х годов ХХ века, то фактически при любом упоминании Плеханова акцентируется его ущербность, недальновидность по сравнению с ленинскими прозрениями.

СЦИЛЛА И ХАРИБДА МАРКСИЗМА ДЛЯ ПЛЕХАНОВА.

И левые, и правые, и центристы, и прочие «исты», на первый взгляд, не отрицают философско-провидческих заслуг Плеханова. Луначарский, Троцкий,

Зиновьев и мн. др. крупные «участники» идеологических баталий вокруг имени Плеханова признавали, что он «предтеча», «вождь», «пророк», «светоч»,

«открыватель путей». Если Андрей Первозванный, говорили они, озарил Русь православным учением, то Плеханов явил России марксистские ценности. Но тут же начинали бичевать «отступника», напоминать о его «ограниченности», «доленинской» масштабности, меньшевистских «отступлениях».

Вопрос о том, к о г д а и к а к марксизм «начинался» в России достаточно сложен и нуждается в объективном анализе. Напомним мудрое плехановское размышление: «Ну что же такое марксизм, как не новая фаза того самого умственного движения, которому мы обязаны Белинским?»

Плеханову было чуждо догматическое преклонение перед «марксизмом».

В мемуарах цитируется полушутливое (причем, многократное) плехановское замечание о том, что он «марксист в большей мере, чем сам Маркс». После смерти Маркса ( а затем и Энгельса) Плеханов воспринимался на Западе как один из крупнейших мыслителей-философов «марксистской ориентации».

Бельтов-Плеханов был не менее авторитетен, чем Ульянов-Ленин. Как культуролог и эстетик, Плеханов создал труды ( о русской и европейской культуре разных эпох, Белинском, Герцене, Чернышевском, Некрасове, беллетристах-народниках), отнюдь не уступающие ни одному просветителю-энциклопедисту ХХ столетия. Крупнейшие авторитеты Запада уважительно

цитируют сочинения Бельтова-Плеханова по проблемам философии, истории, социологии, политологии, филологии, психологии, педагогики, культурологии,

«человековедения», «народознания».

РУССКИЙ ПРОМЕТЕЙ

37 лет (1880-1917) провёл Плеханов в эмиграции. В монографии о Герцене

Георгий Валентинович писал: «Герцен признавался… что предпочёл бы ссылку в Сибирь скитальческой жизни за границей…» Иван Бунин, познавший

горько-драматическую долю эмигранта, сетовал: «У птицы есть гнездо, у зверя есть нора. Как горько было сердцу молодому, Когда я уходил с отцовского двора, Сказать прости родному дому!.. У зверя есть нора, у птицы есть гнездо. Как бьётся сердце горестно и громко, Когда вхожу, крестясь, в чужой, наёмный дом, С своей уж ветхою котомкой…»

Жизнь на чужбине. Тоска по родине, по Гудаловке, Сокольску, Липецку,

Москве, Петрограду… Гонения, преследования. Высылка из Франции. Высылка из Швейцарии… Полемическая неугомонность, публицистическая пассионарность, творческие инициативы. Газеты, журналы: «Черный Передел», «Социал-демократ», «Рабочее дело», «Искра», «Единство»… Как и Чернышевского, его называли легендарным Прометеем, Русским Прометеем…

«ВОЙНА И МИР» Г.В. ПЛЕХАНОВА

Мировая печать многократно обращалась к позиции Плеханова, занятой им по отношению к первой мировой войне. Выступая перед встречавшими его на Финляндском вокзале Петрограда, Георгий Валентинович, в частности, сказал:

- Товарищи, я не хочу, чтобы между нами оставались какие-нибудь недомолвки, и обращаясь сегодня к вам впервые, я не могу не вспомнить, что меня не раз называли социал-патриотом. Когда я был в отсутствии, я не всегда был в состоянии, да ещё при тогдашних русских условиях печати, ответить на эти обвинения. Теперь, когда я имею честь стоять перед вами, я надеюсь, что вы позволите мне сказать напрямик то, что я думаю об обязанностях русского гражданина по отношению к русской земле. Меня называли социал-патриотом. Что значит социал-патриот? Человек, который имеет известные социалистические идеалы и в то же время любит свою страну. Да, я любил свою страну. В этом нет ни малейшего сомнения. Я люблю свою страну и никогда не считал нужным скрывать это…

Буря аплодисментов - в ответ на эти признания Георгия Валентиновича.

Георгий Валентинович продолжал:

- И когда я теперь выражаю это прямо и открыто, я уверен, что никто из вас не встанет, чтобы сказать: это чувство должно быть вырвано из твоего сердца. Нет, товарищи, этого чувства любви к многострадальной России вы из моего сердца не вырвете…

АПРЕЛЬСКАЯ ПРОГРАММА ПЛЕХАНОВА

И ЛЕНИНСКИЕ АПРЕЛЬСКИЕ ТЕЗИСЫ

Г.В. Плеханов чётко сформулировал свои воззрения на текущий момент уже в первом своём выступлении перед встречающими его представителями заводов, фабрик, армейских частей, Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.

К сожалению, плехановская позиция, плехановские мысли или замалчивались, или фальсифицировались, лукаво деформировались, «оменьшевичивались». Между тем, они получили тогда, в начале апреля

1917 года, европейский и мировой резонанс.

Плеханов говорил:

- В этот радостный нынешний день я приветствую русский пролетариат как тот класс, который, освободив самого себя, освободил всю Россию. Сделав революцию, он самый ход войны изменил существенным образом, и самый возможный исход войны принимает другой облик… …некоторые наши нетерпеливые товарищи говорили о необходимости вооруженного

восстания… мы говорили: без армии не будет победы, пока солдаты и офицеры не проникнутся революционными чувствами, ваши, так называемые, вооруженные восстания будут не вооруженным восстанием, а восстанием

безоружным. Направляйте ваши силы к тому, чтобы революционные идеи проникли в армии…

Георгий Валентинович затронул в своей речи международные аспекты:

- Товарищи, я очень счастлив тем, что в первый раз говорю с освободившимися, со свободным российским пролетариатом в присутствии делегатов от Англии, страны, которая выработала самую демократическую конституцию в Европе, в присутствии делегатов от Франции, страны, которая сделала великую революцию...

Поистине историческое выступление Плеханова (многие десятилетия

замалчиваемое, искажавшееся) содержало в себе ответ на ряд серьёзных

«вечных вопросов»:

- Великие революции в Англии и Франции… А что такое великие революции? Это та школа, через которую проходили революционеры всей Европы, - мало сказать всей Европы, - это школа, через которую проходили революционеры всего мира. Теперь, когда я вступил в Финляндский вокзал, какую музыку я услышал? Марсельезу. Какие речи здесь раздаются? Те самые речи, которые начало своё получили в той же Франции. То, что происходит теперь, конечно, происходило при изменившихся условиях времени. Но это всё-таки то, что посеяно было Великой французской революцией…

С Плехановым приехали в Петроград представители французских и английских социалистов. Взявшись за руки, Плеханов, Кашэн, Лафон, Мутэ, О-Треди, Чхеидзе, Церетели, Вилль-Торн, Сандерс пели «Марсельезу», подхваченную тысячами голосов. Отвечая на слова одного из выступающих ( французского революционера Мутэ), Плеханов отметил:

- То, что происходит теперь, это осуществление французских идей, которые дали росток на другом конце Европы более чем через сто лет после Великой французской революции. Товарищ Мутэ говорил: то, что вы у нас взяли, вы должны нам отдать. Я отвечаю товарищу Мутэ от имени всего российского пролетариата, от имени представителей русской революционной армии, здесь находящихся: да, товарищ Мутэ, да французский товарищ, мы отдадим вам всё, что у вас взяли и отдадим ещё с процентами…

Через несколько дней Финляндский вокзал станет свидетелем приезда

Ульянова-Ленина. «Апрельские тезисы» Ленина встревожат Плеханова,

почувствовавшего в них угрозу развязывания братоубийственной гражданской войны. Плеханов нелицеприятно прокомментирует «броневиковую воинственность» Ильича. Газетчики и журналисты подольют масла и бензина в пламя полемики. 9-11 апреля 1917 года в «Единстве» была опубликована его резкая дискуссионная статья-памфлет «О тезисах Ленина и о том, почему бред бывает подчас интересен».

Плеханов решительно осудил «…безумную и крайне вредную попытку посеять анархическую смуту на Русской Земле».

Нравственно-духовные плехановские уроки. Мировая культура

в оценке и истолковании Г.В. Плеханова

Плеханов солидаризируется с тем, о чём сказал «немецкий поэт в своём прекрасном стихотворении»:

Отчего под ношей крестной

Изнывает вечно правый?

Отчего везде богатый

Встречен почестью и славой?

Кто выиной? Иль силе правды

На земле не всё доступно?

Иль она играет нами?

Это подло и преступно!

Заметим, что гейневские строки включил в художественную ткань своего лирико-публицистического, философско-психологического очерка

«Петербургский случай» Александр Иванович Левитов ( Плеханов намеревался написать книгу о Левитове).Гейневские строки (в переводе М. Михайлова) звучат в другой редакции:

На проклятые вопросы

Дай ответы мне прямые:

Отчего под ношей крестной

Весь в крови влачится правый?

Отчего везде бесчестный

Встречен почестью и славой?

«К теоретикам сбережения ( Spartheoretikern) Родбертус

обращается со следующими словами Гейне:

Ich kenne die Weise, ich kenne den Text,

Ich kenne auch die Herrn Verfasser,

Ich weiss, sie trinken heimlich Wein

Und predigen oeffentlich Wasser.

Гёте был совершенно прав, когда говорил о «внутренней сущности

вещей»:

«Nichts ist innen, nichts ist aussen,

Was ist drinnen, das ist draussen”

“Настоящий террорист – индивидуалист по характеру или пор и по “независящим обстоятельствам”. Шиллер понял это чутьем гениального художника. Его Вильгельм Телль - индивидуалист в полном смысле этого слова”. Ф.Шиллер поясняет: когда Штауффахер говорит ему: “Мы могли бы многое сделать, если бы держались вместе”, он отвечает: “При кораблекрушении легче спасаться в одиночку”. Когда же тот же Штауффахер упрекнул его за то, что он холодно отворачивается от общего дела, Телль возразил, что “каждый с уверенностью может рассчитывать только на самого себя”. Это два диаметрально противоположных взгляда. Штауффахер доказывает, что “в союзе и слабые сильны”, Вильгельм же Телль упрямо настаивает, что “сильный наиболее силен в одиночку”.

Примечательно истолкование Плехановым шиллеровского произведения в контексте общественно-психологических коллизий начала ХХ столетия. Своему убеждению (“сильный наиболее силен в одиночку”) Вильгельм Телль остается неизменно верным до конца. Телль “в одиночку” сокрушает Гесслера. Штауффахер же, совсем наоборот, замечает Плеханов, “изображен у Шиллера типичным агитатором, организатором и руководителем массового движения”. Подобно Теллю, этот инициативный, пассионарно энергичный человек также не отступает перед самыми крайними средствами. Например, на собрании в Грютли Штауффахер говорит свои “знаменитые слова” о том, что и власть тиранов не беспредельна и что когда угнетенный человек нигде не находит правосудия, когда иго, его гнетущееЮ становится невыносимым, нестерпимым, тогда этот человек обращается к своим извечным, неотчуждаемым правам и хватается за меч.

Плеханов подчёркивает злободневность шиллеровского произведения в контексте чреватого мятежами ХХ столетия. “Русский Шиллер”, “Шиллер в России” “р а б о т а л” на освободительное движение России “сгиба эпох”.

Шиллеровский герой, делает акцент Плеханов, “ видит главный залог успеха в объединении; ему нужно, чтобы в освободительной борьбе приняли участие все лесные кантоны и чтобы они действовали заодно”:

Wenn Uri ruft, wenn Unterwalden hilft,

Der Schwytzer wird die alten Bunde ehren

( Когда раздастся призыв из Ури, когда встанет на помощь Унтервальден, тогда Швиц не изменит старому союзу…)

Плеханов анализирует психологическое состояние шиллеровского героя: Штауффахер даже боится отдельных выступлений, так как они могут помешать успеху общего дела. Штауффахер настоятельно советует собравшимся на Грютли:

Jetzt gehe jeder seines Weges still

Zu seiner Freundschaft und Genossame.

Wer Wirt ist, wintre ruhig seine Herde

Und Werbe iv Stillen Freunde fur den Bund.

Was noch bis dachin muss erduldet werden,

Erduldetes! Lasst die Rechnung der Turannen

Anwachsen, bis ein Tag

( Теперь идите каждый к себе, занимайтесь каждый своим делом и без шума вербуйте в союз новых членов. Терпите то, что нужно терпеть, до поры, до времени. Пусть возрастает счет тиранов до тех пор, когда, наконец…»

Плеханов обращает внимание на характерную подробность: убивая Гесслера, Телль оказывает услугу всей Швейцарии; но расправляясь с и тираном, Вильгельм всё-таки выступает «в одиночку», фактически мстит за себя. Плеханов отсылает читателя к высказанному в свой время авторитетному мнению Лассаля.

Но есть и ещё один момент. Штауффахер замечает:

Raub begeht am allgemainen Gut

Wer selbst sich hilft in seiner eignen Sache

( Похищает общее достояние тот, кто помогает сам себе в своем собственном деле).

Плеханов делает уточнение: «Похищает общее достояние – потому что для успеха общего дела необходимы общие, согласованные действия. И Штауффмахер вполне прав. Одиночные выступления ничего

н е р е ш а ю т в истории».

Шиллеровские выводы актуальны для России рубежа столетий. Время одиночек прошло… «И это тоже отмечает Шиллер, - констатирует Плеханов. - Подвиг Телля у него служит только п о в о д о м для революции, освободившей от австрийского ига средневековую Швейцарию, С р е д с т в а для нее подготовила агитационная и организаторская деятельность Штауффахеров. Сила тех сильных, которые «сильнее всего в одиночку», лишь к о с в е н н о принадлежит к числу двигательных сил истории».

И далее: шиллеровский Вильгельм Телль – индивидуалист по своей природе. Вместе с тем, бывают индивидуалисты “по независящим обстоятельствам”. Плеханов обращается к “двигательным силам” России: “такими надо признать многих из наших террористов конца семидесятых и начала восьмидесятых годов”; они “и рады были бы пойти в ногу с народной массой”; они “и пытались это сделать”; но масса “стояла на одном месте”, масса “не откликнулась на их зов, - или, вернее, у них не хватило терпения ждать, пока она откликнется, - и они “пошли в одиночку”. Это были очень сильные люди, отмечает Плеханов, но “энергия, проявленная ими в террористических действиях, в значительной степени явилась энергией отчаяния. И эти сильные люди

были побеждены”.

Плеханов высказывает ряд философско-психологических соображений, касающихся общественных движений европейского и

мирового уровня. “Известно, что у нас многие считали и считают “терроризм” героическим по преимуществу средством борьбы. Уже “Телль” Шиллера показывает, что это ошибка. Разве Телль обнаруживает больше героизма, нежели Штауффахер? Вовсе нет! Нетрудно было бы показать, что если у Телля больше н е п о с р е д с т в е н н о с т и, то у Штауффхера больше

с о з н а т е л ь н о г о с а м о о т в е р ж е н и я в и н т е р е с а х о б щ е г о д е л а, - говорит Плеханов. – Для этого достаточно было бы припомнить приведенные мною выше благородные слова Штаффахера о расхищении общего достояния. Но если это так, то почему же звание героя присвоено общественным мнением Теллю, а не Штауффахеру?..”

По мнению Плеханова, следует иметь в виду многие обстоятельства. Два из них он выносит на суд читателя-оппонента. Во-первых, в действиях, подобных подвигу Телля, вся сила личности обнаруживается в один момент. Такие действия производят “ м а к с и м у м в п е ч а т л е н и я”. Нет необходимости напрягать своё внимание, чтобы оценить проявляющуюся силу. И без того видно, что это незаурядная сила.

Деятельность же Штауффахеров происходит в несравненно более продолжительное время. Проявления этой деятельности несравненно менее заметны. Необходимо применить определённое умственное усилие ( а такое

интеллектуальное усилие не все расположены, да и не все могут сделать).

Георгий Валентинович считает необходимым дополнительно комментировать свою мысль. “ Я потому говорю “не все могут”, что наше отношение к различным видам исторической деятельности зависит от нашего общего понимания истории, - замечает он. – Было время, когда на неё смотрели с точки зрения подвигов отдельных лиц, Ромулов, Августов или Брутов. Народная масса, все те, которых угнетали или освобождали Августы и Бруты, ускользала из поля зрения историков. А так как она ускользала из их поля зрения, то естественно, что они не занимались и теми общественными деятелями, которые влияли на историю своей страны п о с р е д с т в о м в л и я н и я н а м а с с у”.

Концепция Г.В. Плеханова основательно аргументирована, публицистически и полемически осмыслена.”Неуместно было бы рассматривать здесь, откуда взялось такое понимание истории хотя бы в новейшей Европе. Достаточно сказать, что уже Огюстен Тьерри очень удачно ставил его в причинную связь с существованием в передовых странах Запада а р и с т о к р а т и ч е с к о й м о н а р х и и”. Плеханов ссылается на сочинения О. Тьерри (1795-1856), отрицавшего непримиримость антагонизма между буржуазией и пролетариатом. “О массе историки вспоминали, - и Огюстен Тьерри вспомнил о ней одним из первых, - только тогда, когда она ниспровергала аристократическую монархию. Теперь уже редко можно встретить такого историка, который думал бы, что история находит себе достаточное объяснение в сознательной деятельности отдельных – более или менее властолюбивых, более или менее героических - лиц, - продолжает разъяснять суть своей концепции Плеханов. –Наука уже понимает необходимость более глубоких объяснений. Но “широкая публика” ещё плохо сознаёт эту необходимость. Её взоры ещё останавливаются на поверхности исторических движений. А на поверхности видны только отдельные личности. А между отдельными личностями Телли понятнее для “широкой публики”, нежели Штауффахеры. И вот почему “широкая публика”, венчая Теллей лавровым венком, почти не удостаивает Штауффахеров своего “просвещенного внимания”.

Плеханов итожит свои наблюдения, констатируя, что “масса может смотреть на историю такими глазами только до тех пор, пока она не достигла самосознания, пока она не поняла своей силы и своего значения”. Если уже ученый идеолог буржуазии, Огюстэн Тьерри, резко осуждал тех историков, которые всё относят на счёт королей и ничего на счёт народов, то сознательные представители рабочей массы тем менее могут удовлетвориться таким объснением истории, которое все приурочивает к подвигам блестящих “героев” и ничего – к движениям серой “толпы”. Поэтому сознательные представители пролетариата, собственным опытом узнавшие, как много нравственной силы нужно для упорной работы над пробуждением сознания в пролетарской среде, отдадут, конечно,, полную дань уважения Теллю, но сочувствовать они, видимо, будут больше Штауффахеру. Плеханов уточняет: “Разумеется, если они не попадут в исключительное положение Халтуриных”.

Плехановская интерпретация наследия А.И. Герцена

в контексте истории мировой культуры

Г.В. Плеханова привлекали в Герцене “отвага знания”, герценовская мысль - энергичная, гибкая, неповторимо-своеобразная.

В “Письмах об изучении природы” (1845-1846), не впадая в идолопоклонство, Герцен отдавал должное предшественникам-титанам

(Сократ, Бэкон, Бруно, Гоббс, Юм, Лейбниц).

Поучителен, по мысли Плеханова, путь преемственного развития Герцена: романтика и идеалиста 30-ых годов, воспринявшего идеи “евангельского мистицизма” в сенсимонистском социально-утопическом варианте“, осваивающего “алгебру революции” - диалектику Гегеля.

Плеханов-просветитель и энциклопедист многое сделал для объективной оценки наследия Герцена, определения роли и места Герцена в истории европейской и мировой культуры. В этом плане примечательна

плехановская работа “Философские взгляды А. И. Герцена ( К 100-летию со дня рождения). Герцен родился в Москве в трагически-грозном и славном

1812 году, ушёл из жизни во Франции, накануне Парижской Коммуны. Несколько десятилетий Европа прислушивалась к набату герценовского

“Колокола”. “Я ржавею без полемики. Нет ничего скучнее, чем монолог”,-заявлял Герцен ( и эта герценовская полемическая традиция была самым живейшим образом воспринята Плехановым-публицистом).

Плеханову дорого и близко “сознательно-гоголевское”, исповедально-обличительное направление, возглавленное Герценым (“Великий обвинительный акт, составляемый русской литературой, это полное и пылкое отречение от наших ошибок, это исповедь, полная ужаса пред нашим прошлым, это горькая ирония, заставляющая краснеть за настоящее, и есть наша надежда, наше спасение, прогрессивный элемент русской литературы” (т. У11, с. 247).

Европейский читатель осваивал и осмысливал герценовские сочинения

(“О развитии революционных идей в России”, “Дилетантизм в науке”, “Письма к будущему другу”,“Концы и начала”, “Кто виноват?”, “Долг прежде всего”, “Поврежденный”, “Капризы и раздумья”, “С того берега”). Европейского читателя особенно заинтересовали “Былое и думы”, философско-психологический эпос, своеобразное “воспоминание о будущем”, с художественно-документальной панорамой России и Европы, с колоритными образами современников-пассионариев (Гарибальди, Мадзини, Струве, Гауг, Луи Блан, Ворцель, Мицкевич, Бакунин), «русских бегунов» (Печерин, Сазонов, Энгельсон, Кельсиев, Головин).

«Герцен - первый из русских эмигрантов, сумевший почти единолично организовать мощную и эффективную революционную пропаганду в тысячах километров от России. Он был как бы полномочным представителем свободной, революционной России на Западе. Он был на революционном европейском Олимпе, но олимпийцем Герцен не был: его открытая, широкая энергичная натура чуждалась замкнутости, национальной и сословной ограниченности. Воспоминания современников, принадлежащих к различным нациям и сословиям, донесли до нас портрет исключительно живого, блестящего, остроумнейшего человека. Может быть, в Герцене с наибольшей отчетливостью проявилась та черта национального духа, которую Достоевский называл «всеотзывчивостью». Герцену, действительно, внятно было всё, хотя и далеко не всё близко. Восприняв лучшие традиции многовековой европейской культуры, он оставался «до конца ногтей», по выражению Г.В. Плеханова, русским человеком и мыслителем - со всеми вытекающими отсюда достоинствами и недостатками», - справедливо полагает автор главы о Герцене в четырёхтомной «Истории русской литературы» В.А. Туниманов ( т. 3,

Л., «Наука», 1982, с.275).

С плехановскими оценками перекликается суждение А.В. Луначарского: «Герцен - это целая стихия, его нужно брать всего целиком с его достоинствами и недостатками, с его пророчествами и ошибками, с его временным и вечным, но не для того, чтобы так целиком возлюбить и ворспринять, а для того, чтобы купать свой собственный ум и своё собственноесердце в многоцветных волнах этого кипучего и свежего потока»( (Собр. соч., т. 1, М., 1963, с. 143).

Плехановская оценка В.Г. Белинского, Н.Г. Чернышевского,

революционных демократов в контексте проблемы «Россия и

Европа»

Г.В. Плеханов, пожалуй, одним из первых дал исчерпывающую мотивировку роли и значимости Виссариона Григорьевича Белинского в мировой культурологии, в истории европейской общественной мысли.

Плехановым настоятельно предлагалось осмыслить «колоссальную неоценимую заслугу В.Г. Белинского». «…Он был именно нашим Моисеем…»- говорил Плеханов.

«Мир возмужал: ему нужен не пёстрый калейдоскоп воображения, а микроскоп и телескоп разума, сближающий его с отдаленным, делающим для него видимым невидимое. Д е й с т в и т е л ь н о с т ь - вот лозунг и последнее слово современного мира! Действительность в фактах, в знании, в убеждениях чувства, в заключениях ума, - во всём и везде действительность есть первое и последнее слово нашего века», - писал В.Г. Белинский( т. У1, М., 1955, с. 268).

В связи с пятидесятилетием со дня смерти великого критика, мыслителя, культуролога, просветителя Плеханов выступил с речами, лекциями о Белинском в Женеве, Цюрихе, Берне. Эти выступления были изданы в «Библиотеке для всех» О.Н. Рутенберга, 1898).

«И.С. Тургенев назвал Белинского центральной фигурой, - говорил Плеханов. - Мы назвали бы его так же, хотя и в другом смысле. По нашему, Белинский является центральной фигурой во всем ходе развития русской общественной мысли. Он ставит себе, а следовательно и другим, ту великую задачу, не решив которой мы никогда не знали бы, каким путём идёт цивилизованное человечество к своему счастью и к победе разума над слепой, стихийной силой необходимости; мы навсегда остались бы в бесплодной области «маниловских» фантазий, в области идеала, «оторванного от географических и исторических условий, построенного в воздухе».

Европейский читатель с интересом встретил монографические исследования Плеханова о Чернышевском. «Его имя характеризует целую эпоху в истории развития русской общественной мысли. Эта эпоха есть славная, незабвенная эпоха шестидесятых годов»,-констатирует Плеханов. На Западе

были известны имена «участников» движения «шестидесятников» (Добролюбов, Писарев, Серно-Соловьевич, Михайлов, Благосветлов, Ишутин,

Шелгунов, Антонович, Якушкин, Зайцев, Сераковский). Европейские культурологи обратили внимание на научные труды Костомарова,

Сеченова, Бекетова, Столетова, Тимирязева, Менделеева, С. Ковалевской.

Европейский слушатель сочувственно встретил музыкальные произведения

Балакирева, Мусоргского, Бородина, Римского-Корсакова, Кюи. «Искусство почувствовало себя общественною силою»,- заметил В. Стасов ( Собр.соч.,

т.1, СПб., 1894, с. 521).

Через интерпретацию Плеханова во-многом воспринимали Чернышевского в Европе. «…если Белинский был родоначальником наших «просветителей», то Чернышевский является самым крупным их представителем».

Не только философско-публицистическое, но и собственно литературное наследие Чернышевского имело определённый европейский резонанс. Исследователи убедительно показали, что опыт Чернышевского-романиста был воспринят зарубежными авторами: Золя - «Дамское счастье», «Жерминаль», Доде - «Тартарен на Альпах», Мопассан - «В пути»), Войнич («Оливия Лэтам»), Уайльд («Вера или нигилисты»), Д. Томпсон («Один в поле не воин»), М. Твэн («Американский претендент»).

Классика и современность: диалог с Плехановым

В вышедшей в Минске несколькими изданиями в 20-ые годы монографии о Плеханове С.Я. Вольфсон констатировал: «Наши дни - дни исключительного интереса к личности и творчеству Плеханова. Среди пролетарских студентов, учащейся молодёжи, марксистской интеллигенции наблюдается огромная «тяга к Плеханову».

1.0x