Из огня да в полымя: подвиг военной разведчицы

Празднуя вместе со всеми очередную замечательную дату нашей советской истории – 100-летие военной разведки, я вдруг подумал, что облик её ассоциируется у меня далеко не только со здоровенными парнями в защитном камуфляже и увесистых шлемах, с ног до головы увешанными дорогостоящей снарягой и хитроумным оружием – ни дать ни взять супермены. Но при всем том, не стоит забывать, что слово «разведка» – женского рода, и никто еще не отменял проверенной временем формулы «шерше ля фам», родившейся в XIX веке благодаря романам Александра Дюма-отца.
Великая Отечественная война стала лишним подтверждением пророчества автора «Трёх мешкетёров». Единственным шпионом Сталина, проникшим в ставку фюрера, была Ольга Чехова, а американские атомные секреты активно похищала Лиза Зарубина. И хотя здесь мы имеем дело с внешнеполитической и научно-технической разведкой, но то же самое можно сказать и о разведке военной. Вряд ли я сильно ошибусь, если назову самой результативной зафронтовой разведчицей периода Великой Отечественной войны Анну Морозову, которая в свои 20 лет в ноябре 1941 года возглавила сещинскую резидентуру разведотдела 10-й армии Западного фронта (оперативный псевдоним «Резеда»), действующую против размещенной в поселке Сеща (100 км от Брянска и 40 км от Рославля Смоленской области) крупнейшей авиабазы 2-го воздушного флота люфтваффе, подчиненного генерал-фельдмаршалу Кессельрингу. Два года отважная разведчица находилась в самом пекле среди врагов. После того, как территория авиабазы была освобождена Красной Армией в сентябре 1943 года, Анну Морозову вызвали в Москву и направили в разведшколу ГРУ Генштаба РККА на курсы радистов. Получив позывной «Лебедь», она в июле 1944 года в составе разведывательно-диверсионной группы «Джек» 3-го (диверсионного) отдела Разведуправления 3-го Белорусского фронта была заброшена в Восточную Пруссию, которая являлась веками создаваемой неприступной крепостью германской нации. Вопреки всем ожиданиям, группе удалось продержаться в этом логове пять месяцев, непрерывно передавая в Центр ценнейшую информацию о частях и укреплениях противника. За это время группа пересекла почти всю Восточную Пруссию. Под самый Новый год 31 декабря 1944 года в районе хутора Нова-Весь в Польше Анна была ранена в бою с карателями и, чтобы не попасть в плен, подорвала себя вместе с окружившими ее эсэсовцами последней гранатой…

Долгие годы об этих подвигах отважной разведчицы вообще не было известно. Но в 1959 году бывший разведчик войсковой части № 9903 разведотдела штаба Западного фронта (той самой, в которой проходила службу Зоя Космодемьянская), затем командир действовавшей на территории Польши разведгруппы штаба 1-го Белорусского фронта Овидий Горчаков, ставший после войны известным писателем, опубликовал в «Комсомольской правде» статью, а в 1960 году в соавторстве с польским писателем Янушем Пшимановским – повесть «Вызываем огонь на себя» о деятельности интернациональной сещинской резидентуры, в которую входили также польские и чешские служащие гарнизона немецкой авиабазы. На основе этой повести был снят первый советский 4-серийный телесериал «Вызываем огонь на себя» с Людмилой Касаткиной в роли Анны Морозовой. После его всесоюзной премьеры 18 февраля 1965 года ветераны Великой Отечественной войны и общественные организации обратились к советскому руководству с предложением присвоить Анне Морозовой звание Героя Советского Союза. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 8 мая 1965 года «за особые заслуги, мужество и героизм, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками в период Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.» участнице Сещинской подпольной организации (Брянская область) Морозовой Анне Афанасьевне было присвоено звание Героя Советского Союза (посмертно).
В последующие годы вышли ещё две книги, рассказывающие уже о разведывательно-диверсионной группе «Джек». Это «Лебединая песня: повесть о “Лебеде”» Овидия Горчакова (1968) и «Парашюты на деревьях» (1969) оставшегося в живых переводчика группы «Джек» Наполеона Фелициановича Ридевского. На основе последней книги в 1973 году на киностудии «Беларусьфильм» был снят одноименный фильм, в котором однако нет никакого упоминания о Сещинском подполье, и создается впечатление, что звание Героя Советского Союза Анна Морозова получила за Восточную Пруссию. В результате её образ оказался как бы разорванным, общая картина величественного подвига разведчицы утратила свою полноту – а ведь Анна Морозова всю войну с осени 1941 года и почти до начала победного 1945 года находилась на самых сложных участках в тылу врага и пала смертью храбрых как Николай Кузнецов.

Выражая уверенность, что рано или поздно образ замечательной советской разведчицы предстанет перед нами во всей своей полноте – в том числе и в кинематографе, попробуем кратко обрисовать основные штрихи к ее портрету. Как писал известный военный разведчик ГРУ, генерал-майор Виталий Александрович Никольский, который с ноября 1941 года по апрель 1942 года был начальником 3-го отделения разведотдела штаба 10-й армии Западного фронта, а затем старшим помощником начальника 2-го (агентурного) отделения разведотдела штаба Западного и Сталинградского фронтов, «недостатка в желающих стать разведчиками не было. Военкоматы наводнялись рапортами с просьбами направить немедленно на самый опасный участок фронта. Выбор представлялся в большом возрастном диапазоне от пятнадцатилетних юношей и девушек до глубоких стариков, участников еще русско-японской войны. Предложение служить в военной разведке расценивалось как проявление особого доверия командования и, как правило, безоговорочно принималось ... Переброска отдельных разведчиков и целых партизанских отрядов и групп в первые месяцы войны производилась преимущественно пешим способом в разрывы между наступающими немецкими подразделениями и частями. Многих организаторов подпольных групп и партизанских отрядов со средствами связи и запасами боеприпасов, оружия и продовольствия оставляли на направлениях, по которым двигались немецкие войска. Их подбирали буквально накануне захвата противниками населенного пункта из числа местых жителей, которым под наскоро составленной легендой-биографией в виде дальних родственников придавали радиста, а чаще всего радистку, снабженных паспортом и военным билетом с освобождением от военной службы, обуславливали связь, ставили задачи по разведке или диверсиям и оставляли до прихода немцев … Только разведорганы Западного фронта в июле-августе 1941 г. подготовили и направили за линию фронта около 500 разведчиков, 29 разведывательно-диверсионных групп и 17 партизанских отрядов. А всего в результате объединенных усилий Центра и разведотделов фронтов за первые шесть месяцев войны в тыл противника было заброшено около 10 тысяч человек…»

В ходе начавшейся 30 сентября 1941 года немецкой операции «Тайфун» по взятию Москвы 17-я танковая дивизия из состава 2-й танковой группы генерал-полковника Хайнца Гудериана уже 6 октября захватила Брянск, а 18-я танковая дивизия — Карачев, окружив силы Брянского фронта таким образом, что командующий фронтом генерал-полковник Андрей Иванович Ерёменко вынужден был отдать приказ армиям о бое «с перевёрнутым фронтом». В окружение под Брянском попали силы 3-й, 13-й и 50-й армий, в том числе 27 дивизий, 2 танковые бригады, 19 артиллерийских полков РГК. Во время выхода из окружения погиб командующий 50-й армией генерал-майор Михаил Петрович Петров, а сам Ерёменко был тяжело ранен 13 октября и эвакуирован в Москву специально присланным за ним самолётом.
В это время в районе между Пензой и Сызранью на Волге формировалась 10-я армия, командующим которой был назначен снятый с поста начальника Разведуправления Генштаба РККА генерал-лейтенант Филипп Иванович Голиков. Именно 10-й армии, насчитывавшей 100 тыс. штыков, предстояло остановить главные силы 2-й танковой армии Гудериана, которые действовали в обход Тулы с востока и сумели перекрыть ее сообщение с Москвой, подошли к Кашире и Зарайску, овладели Серебряными Прудами, а с 27 ноября прочно закрепились в Михайлове и создали угрозу как Рязани, так и Коломне.
После начавшегося контрнаступления Красной Армии под Москвой, в течение 11, 12 и 13 декабря 10-я армия прорвала хорошо подготовленную оборону Гудериана на реке Дон и вместе с 1-м гвардейским кавалерийским корпусом генерала Белова освободила Сталиногорск и Венев. Как писал в 1966 году Маршал Советского Союза Филипп Иванович Голиков, «уже после отхода с реки Дон Гудериан стал выводить свои танковые и моторизованные дивизии из первого эшелона армии, перебрасывая их в район Чернь, Мценск, Орёл по хорошей шоссейной дороге Тула-Орёл. Начиная со второй половины дня 7 декабря против наступающих войск 10-й армии действовал 8-й авиационный корпус 2-го воздушного флота, который подвергал сильнейшим бомбежкам колонны на марше и боевые порядки наших соединений, особенно 330-й и 328-й дивизий, бомбил и штурмовал командные пункты. Прикрытие со стороны нашей истребительной и штурмовой авиации почти отсутствовало, кроме того, ощущался недостаток зенитно-артиллерийских средств армии».
Вот тут и выяснилось, что у видавшего виды разведчика, бывшего начальника ГРУ Ф.И. Голикова был припасен на этот случай для генерал-фельдмаршала Кессельринга «ход конём по голове». Ведь все это время, находясь в обороне, разведотдел 10-й армии, тот же майор В.А. Никольский, не сидели сложа руки.

До войны на станции Сеща, что на Брянщине, размещалась авиационная воинская часть, где скромным вольнонаёмным делопроизводителем служила 20-летняя Аня Морозова. На следующий день после начала войны она подала заявление на фронт.

— Здесь такой же фронт, — сказали ей. — Будешь работать на старом месте.

Но вскоре после прорыва Гудериана к Орлу и Брянску Аню вызвали в кабинет заместителя командира части. Там сидел незнакомый военный, с виду немолодой.

— Аня, — сказал он, — мы тебя хорошо знаем. Скоро здесь будут фашисты. Наша часть эвакуируется. Но кто-то должен остаться. Работа будет опасная и сложная. Готова ли ты к ней?
Как оказалось, легенда для юной разведчицы была уже готова – в день эвакуации Аня прибежала в штаб с чемоданом, когда последняя машина с женщинами и детьми уже ушла в тыл. С опечаленным видом она вернулась домой, точнее, в здание бывшего детского сада — их дом разбомбили. В тот же вечер в посёлок вошли немецкие войска.
Немцы полностью восстановили и расширили советский аэродром, построенный в Сеще незадолго до войны. Территория его была надежно защищена с воздуха и находилась в особой режимной зоне, доступ в которую был разрешен только обслуживающему персоналу авиабазы, которая стала одной из крупнейших баз дальней бомбардировочной авиации Гитлера. Отсюда самолёты 2-го воздушного флота генерал-фельдмаршала Кессельринга совершали налёты на советские стратегические объекты от Москвы до Ярославля, Горького и Саратова, бомбили вначале отступающие, а затем наступающие части РККА – в том числе и 10-й армии, задания разведотдела штаба которой и выполняла разведчица Анна Морозова.
Вначале в её разведгруппу входили только девушки, работавшие по обслуживанию немецкой авиабазы. Это Паша Бакутина, Люся Сенчилина, Лида Корнеева, Мария Иванютич, Варя Киршина, Аня Полякова, Таня Василькова, Мотя Ерохина, и ещё две еврейские девушки — Вера Молочникова и Аня Пшестеленц, бежавшие из смоленского гетто, которые стали связными с партизанским отрядом. Сама Аня работала прачкой. Всю информацию она передавала старшему полицаю Константину Поварову — руководителю Сещинской подпольной организации, связанному с партизанами и разведтделом штаба 10-й армии. Костя был из местных, перед войной окончил военное училище, стал командиром, но попал в окружение и, чудом избежав плена, больной, добрался к своим родителям. Едва поднявшись с постели, он связался с партизанами и пошел служить в полицию, чтобы иметь надежное прикрытие.
К сожалению, отважный подпольщик погиб от своей же партизанской мины при разминировании дороги, на которой перед этим взорвалась немецкая машина. По фильму, Костя гибнет от рук своих же селян, которые видели в нем только полицая и сознательно направили на минное поле. К несчастью, немцы нашли в его пиджаке написанное на ткани удостоверение партизана за подписью командира 1-й Клетнянской партизанской бригады Ф.С. Данченкова и расстреляли всех его родственников.

С этого момента Сещинское подполье возглавила Аня Морозова. Однажды из окон ее дома стали раздаваться звуки патефона, песни, смех, шутки. Подпольщицы пригласили в гости поляков, служивших на аэродроме. Во время застолья девушки как бы случайно расспрашивали гостей об их службе, интересовались расположением построек авиабазы. Поляки Ян Маньковский, Ян Тыма, Вацлав Мессьяш, Стефан Горкевич и чех Венделин Робличка все поняли и откровенно рассказали, что их заставили вступить в немецкую армию и как они ненавидят оккупантов.
Журналистка Людмила Овчинникова, чье детство прошло в Сталинграде, после войны встретилась с Фёдором Семёновичем Данченковым:
– Аня Морозова – это особенный человек, – сказал он. – Мы тогда, в партизанском лесу, с удивлением узнавали, как она решительно действует. Представить только, как рисковала, когда доверилась тем, кто пришел к ней в немецких шинелях! Ведь всякое случалось… Через связных мы передали Ане сложное задание: надо было раздобыть подробный план авиабазы. Унтер-офицер Робличка, служивший в штабе, составил такую схему. Обозначил полосы аэродрома, склады топлива и боеприпасов, казарм, расположение противовоздушных средств, а также указал местонахождение ложного аэродрома, построенного для маскировки. Наши радисты передали все подробности этой схемы в штаб фронта.
А вскоре авиабаза подверглась первому налёту советской авиации – сгорело 22 немецких самолёта, еще 20 были повреждены, 3 сбиты при попытке подняться в воздух, сгорел склад горючего. И хотя Ане и её подругам, вызывавшим огонь на себя, укрытием могли служить только погреба деревянных домишек, аэродром вышел из строя на целую неделю – и это в момент ожесточенных боев в ходе контрнаступления Красной Армии. Вот когда проявил себя разведывательный талант командующего 10-й армией Голикова и его разведотдела, заблаговременно, еще в ходе отступления, позаботившихся о создании глубокой зафронтовой резидентуры.
Венделин Рогличка продолжал добывать графики боевых вылетов, данные о запасных аэродромах и даже планы карательных экспедиций против партизан. Именно он сообщил Ане о выезде части лётного состава Сещинской авиабазы на отдых в село Сергеевку. Партизаны совершили ночной налет на «дом отдыха» люфтваффе и уничтожили около двухсот немецких лётчиков, среди которых были генералы и асы люфтваффе.
Помимо этого, отважные подпольщики занимались саботажем (подсыпали сахар в бензин, песок в пулемёты, похищали парашюты и оружие) и диверсиями – к бомбам и бомболюкам прикрепляли магнитные мины замедленного действия, которые срабатывали в воздухе. В ходе начавшейся 5 июля 1943 года Курской битвы подпольщики Ани Морозовой взорвали 16 самолётов. Экипажи гибли, не успевая радировать на землю, и поскольку самолёты падали «по неустановленным причинам», начинались технические разбирательства и расследования.
Но немцам так и не удалось докопаться до истины – в немалой степени потому, что среди подпольщиков не нашлось ни одного предателя. Правда, в руки гестапо попал из-за собственной оплошности Ян Маньковский, но он умер как герой, вынеся все пытки в тюрьме гестапо в Рославле и никого не выдав. Он даже отказался от побега, опасаясь, что это погубит Люсю Сенчилину, ставшую его женой и ожидавшую ребёнка. Погибла, никого не выдав, и Мотя Ерохина.
Вскоре после этого на глазах у всех, едва успев взлететь, взорвались три самолёта, на которые установил мины Ян Тима. Они должны были сработать через час после взлета, но вылет задержали… Яна и Стефана Горкевича арестовали, но им удалось бежать, и Аня переправила их в партизанский отряд. А 18 сентября 1943 года она вместе с подругами встречала на улицах Сещи бойцов Красной Армии, которые и не догадывались, что в их успехах была немалая заслуга и этих девушек.

А дальше – совсем короткая передышка, помощь матери по хозяйству – и разведшкола. О том, что их разведывательно-диверсионная группа забрасывается в Восточную Пруссию, разведчики узнают только в самолете – шансов вернуться у них практически нет. Павел Крылатых, Наполеон Ридевский, Зинаида Бардышева, Иосиф Зварика, Иван Мельников, Анна Морозова, Иван Овчаров, Николай Шпаков, Иван Целиков, Геннадий Юшкевич – из них по счастливой случайности уцелеют только трое. «Увидеть Пруссию и умереть» – такой была судьба большинства из 126 групп, заброшенных в немецкий тыл в период подготовки и проведения Восточно-Прусской наступательной операции. Вот как пишет об этом Овидий Горчаков: «Ночь на 27 июля 1944 года. Внизу — Восточная Пруссия. Десантники сидят друг против друга. Десять разведчиков. … Командир группы капитан Крылатых тоже прильнул к круглому иллюминатору. Так вот она, Германия! Совсем не похожа эта чужая земля на белорусскую. Там от горизонта до горизонта тянутся бескрайние леса, виднеются две-три шоссейки, редкие проселки и просеки, нечастые деревеньки. А здесь — густая россыпь каменных фольварков, бурги и дорфы с мерцающими черепичными крышами и островерхими кирками, разветвленная сеть железных и автомобильных дорог, мелкая клетка лесных просек. Восточная Пруссия! Исходный рубеж Второй мировой войны. Спустя пять лет война возвращается на свой нулевой меридиан…»
Самолет пересек границу между городами Ширвиндт и Шталлупенен, севернее Роминтенского леса. Вначале командование предполагало сбросить группу капитана Крылатых в этот лес, но потом изменило решение — разведчики летят дальше на запад, в глубокий тыл врага. Вот внизу проплывает городок Куссен с блестящими, мокрыми от росы черепичными крышами, стратегически важная автомагистраль Тильзит-Гумбиннен с мостом — еще целым мостом через реку Инстер. А вот и двухколейка Тильзит-Инстербург. В 15 км западнее пролегает железная дорога Тильзит-Кёнигсберг. Наблюдение за перевозками по ней — главная задача группы «Джек». До места выброски остается километров двадцать пять-тридцать…
Геннадию Владимировичу Юшкевичу, который живет в Минске, тогда было всего 15 лет – но за его плечами, как и у других разведчиков группы, был уже был немалый партизанский стаж. Он знал подрывное дело, был смел и решителен, имел хорошую память и неплохо владел немецким языком, хотя переводчиком группы был ставший его другом Наполеон Ридевский. 28 сентября, выходя из-под огня вражеской засады, Ридевский повредил колено и был оставлен в лесу с Геной Юшкевичем. Они жили в землянке, установили связь с антифашистами из числа местных немцев, а в январе 1945 года встречали Красную Армию. Как вспоминал Геннадий Владимирович, «ещё перед посадкой в самолет я обратил внимание на Аню, нашу радистку. В посадке головы, её фигуре, походке было что-то величавое. Как впоследствии я узнал, у нее был псевдоним “Лебедь”, который необычайно ей подходил. Горько вспоминать, что пришлось пережить этой лебёдушке вместе с нами в Восточной Пруссии. Конечно, мы и понятия не имели о том, что она руководила в Сеще интернациональным подпольем. О таких фактах биографии в той обстановке не принято было говорить. Для нас она была просто радистка Аня».

Уже вскоре Ане пришлось выполнять горькую миссию – сообщать в Центр о гибели своих товарищей. Из засады убит командир разведгруппы Павел Крылатых. Во время облавы немцы поймали Иосифа Зворыку и повесили его за ноги. К тому же в ставке фюрера возле Растенбурга за неделю до высадки группы «Джек» было совершено покушение на Гитлера. Вся прилегающая зона находилась под личным контролем Гиммлера. Ни один самолёт не мог залететь сюда незамеченным, любой выход в эфир сразу пеленговался, а на земле парашютистов ждали полиция, полевая жандармерия, фольксштурмовцы, гитлерюгенд... «Мы действовали в лесу, который напоминал парк, — рассказал Юшкевич Людмиле Овчинниковой. — Ровные квадраты, широкие просеки, даже деревья пронумерованы. Здесь трудно было укрыться. Как мы работали? Поздно вечером, обычно по двое, расходились по объектам. Одни к железнодорожному мосту, другие к шоссейным дорогам. Уходили на сутки. Дождь, слякоть. Мы наблюдаем за железнодорожной веткой Кёнигсберг-Тильзит. Считаем, сколько прошло к фронту эшелонов с танками, орудиями, солдатами. С наступлением темноты идем по 10-12 километров, чтобы передать сведения радисткам Зине Бардышевой или Ане Морозовой… Мы всегда были голодными. По ночам на огородах набирали капусту или морковь. Но бывало и по-другому. Когда голод подпирал, стучали в дверь поместья и показывали хозяевам оружие. Говорили по-немецки: “Дайте продуктов”. Слышали за спиной стук по рельсу. Это хозяева подавали сигнал. Мы совершали бросок на 10 километров. На привале не могли обогреться, даже воду в котелке вскипятить. Разводить костер было слишком опасно. За все месяцы не поели горячего. Жевали траву, кору деревьев. В болотистой почве палкой пробивали воронки и через тряпку пили водицу. Конечно, мы не могли помыться. Одежда на нас сопрела и истрепалась. Нас постоянно гоняли по лесам. Из одной облавы попадали в другую. Уставали до такой степени, что, казалось, нет сил подняться с земли. Состояние полуобморочное. Но вдруг поблизости взлетает немецкая ракета. Мы вскакиваем и снова бежим. Однажды мы наткнулись на бетонные доты. Посмотреть сверху – так это цветущая аллея. А внизу – бункеры, подземные ходы. Здесь еще не было солдат – слишком далеко от фронта. По ночам мы буквально на животе ползали, нанося на карту систему укреплений. Обнаружили мощные линии обороны, которые протянулись на 60-70 километров. Этот укрепрайон назывался “Ильменхорст”».
Пять месяцев группа «Джек» действовала в тылу врага. Распорядок дня был все тем же: собрали сведения, передали их в Центр, затем – облава, многочасовой уход от погони. И снова: сбор сведений, сеанс радиосвязи, облава... 12 ноября 1944 года четвёртым и последним командиром группы «Джек» был десантирован лейтенант Анатолий Моржин («Гладиатор»). Через несколько дней он радирует: «Все члены группы ‒ это не люди, а тени. За последние недели они настолько изголодались, промёрзли и продрогли в своей летней экипировке, что у них нет сил держать автоматы. Все сильно простужены. Одежда перепрела. Патронов осталось по 30 штук. Просим сбросить груз, разрешить выход в Польшу. Иначе все погибнем». Из Центра пришел ответ: «Погода нелётная. Груз сбросить не можем. Вам разрешается выход в Польшу. Примите все меры к сохранению людей».

В конце декабря в группе «Джек», вышедшей в Польшу, оставалось всего четыре человека, но она продолжала вести разведку. Последняя радиограмма Центру от Гладиатора: «В районе Остроленки находится 102-я пехотная дивизия, при ней 104-й артполк. Из Восточной Пруссии в наш район прибыла 28-я гренадерская дивизия. Из леса восточнее деревни Тычек-Носки в Кольно выехало 30 танков — полевая почта 8417. В район Лысе и Пупковизна приезжают за сеном солдаты 128-й и 144-й пехотных дивизий. Немцы нашли два мешка груза, сброшенного в двух километрах западнее сигналов, и начинают большую облаву. Живем то в лесной землянке, то под остатками сена в стогах».
27 декабря землянка, в которой находились разведчики, была обнаружена и окружена карателями. Завязался бой. Позднее Аня радировала в Центр: «Три дня тому назад на землянку внезапно напали эсэсовцы. По сведениям поляков, немцы схватили Павла Лукманова, он не выдержал пыток и выдал нас. “Француз” умер молча. “Сойка” (Зина Бардышева, коренная москвичка – А.В.) сразу была ранена в грудь. Она сказала мне: “Если сможешь, скажи маме, что я сделала все, что смогла, умерла хорошо”. И застрелилась. “Гладиатор” и “Крот” тоже были ранены и уходили, отстреливаясь, в одну сторону, я — в другую. Оторвавшись от эсэсовцев, пошла в деревню к полякам, но все деревни заняты немцами. Трое суток блуждала по лесу, пока не наткнулась на разведчиков из спецгруппы капитана Черных. Судьбу “Гладиатора” и “Крота” установить не удалось».
С этого момента Анна Морозова становится радисткой разведгруппы гвардии капитана Алексея Черных из разведотдела штаба 2-го Белорусского фронта. Как пишет Овидий Горчаков, под утро они благополучно пересекают узкоколейку Мышинец-Остроленка и в облетевшем лесу встречаются с Мышинецким партизанским отрядом под командованием поручика Армии Людовой Игнация Седлиха по кличке «Чёрный». Крепко жмут руки друг другу, все улыбаются этому совпадению. Центр приказывает срочно выяснить состав и численность немецкого гарнизона в Млаве — бастионе млавинского укрепрайона, защищающего южные подходы к Восточной Пруссии.
Утром 30 декабря Аня выстукивает свою предпоследнюю радиограмму — результат совместных, как в Сеще, разведывательных действий русских и поляков: «…Пятнадцать “тигров” и 67 других танков на рембазе. Бронетанковая часть в составе ста машин отправляется на платформах на Пшасныш. В Хожеле стоит часть из танкового корпуса “Великая Германия”». Вечером Аня передает последнюю радиограмму: «В Пшасныш прибыл полк фольксштурма и батальон Гитлерюгенда». Ответ Центра: «Выношу благодарность за успешную разведку в Млаве. Прошу выяснить результаты бомбежки…»

Поручик Чёрный советует русским покинуть облетевший лес и скрыться в деревнях под Пшаснышом. Совершив ночной переход, советско-польский отряд расположился на отдых на хуторе в трехстах метрах от деревни Нова-Весь. Сон прервали длинные автоматные очереди и разрывы гранат – хутор окружали немцы и власовцы. Одним из первых погиб капитан Черных. Схватив рацию и выскочив за ворота, Аня бежит в сторону леса – ребята прикрывают ее, но у самой опушки разрывная пуля тяжело ранит ее в запястье левой руки. Кто-то из поляков зажимает ей артерию, затягивает ремень выше локтя, кто-то наспех перебинтовывает рану, а затем помогает ей добраться до деревни Дзечево. Но она наотрез отказывается укрыться в одном из домов, чтобы не подвергать риску хозяев, и уходит с партизанами дальше в лес. Она уже не может передвигаться, и польские партизаны с помощью двух стариков-смолокуров укрывают её в камыше на болоте, пообещав вернуться.
Но вскоре Аня уже слышит треск сучьев и хруст льда под сапогами эсэсовцев, лай собак. Один из смолокуров ‒ Павел Янковский, прятавшийся на болоте, позднее рассказал, что его товарищ был обнаружен эсэсовцами и тут же расстрелян, а Аня бросила гранату в собак и выстрелами из пистолета уложила трёх эсэсовцев. Затем, подпустив к себе остальных, она зубами вырвала кольцо второй гранаты и, считая последние секунды, как во время парашютного прыжка, крепко прижала её к груди...
Похоронена Аня Морозова в Польше, в 12 км восточнее города Плоцка на кладбище местечка Радзаново гмины Семёнтково Мазовецкого воеводства. На могиле установлена мраморная плита с надписью на польском языке: «Аня Морозова. Спи спокойно в польской земле!»