ИСКУШЕНИЕ СЛОВОМ
повесть
1.Котлован.
Начальник СМУ ВИГРЭ Брытков улетел в Иркутск. С концами. Дома я не ночевал несколько дней, пропадая на усадьбе Фомичева. Друг начальника СМУ Фомичев держал баню горячей, ждали Брыткова с Балаганнаха на пару дней раньше, прежде чем идти ему в экспедицию за пенсионным удостоверением. Брытков покинул Тубдиспансер на берегу реки Неры за сутки до выхода на пенсию. Сашка шофер завез на квартиру Брыткова харчи для «отвальной». Звать Брытков никого не стал. Без приглашения никто не пришел. Прождали гостей с Брытковым в его квартире за кухонным столом до глубокой ночи. Соболюха вволю костей нагрызся. Никто не позвонил, не пришел проводить на пенсию, не вспомнил. О неблагодарности человеческой и подлости много написано и сказано. Брыткова в поселке уважали люди и любили. Выпал человек с глаз долой на полгода, уже и привыкли к его отсутствию. Брытков сам виноват в своей беде, мог бы обзвонить, пришли бы люди проститься. Но звонить ему тоже было не с руки, вроде как «дезертир» - прятался на Балаганнахе, в тубдиспансере с ложным диагнозом «туберкулез» - последние полгода до пенсии, получалось, отлынивал от работы. А причина тому – смех: банальный запой. Как и велось годами – сходило с рук. А тут «новая метла» и пенсия через полгода. Или в «благородство» играй и по шапке получай. Или остаток жизни обеспеченным пенсионером-северянином живи - доживай. Выбора не было. Брытков не попрекал меня за поход к главврачу тубдиспансера. С Юрием Егоровичем Кондаковым я дружил. Попросил главврача спасти судьбу человека от полного краха в завершение всех трудов и жизни на Крайнем севере. Встал перед Юрием Егоровичем на колени в кабинете.
-Неужели, так серьезно? – засомневался главврач.
-Серьезно. Новый начальник ВИГРЭ Валерий Константинович Филиппов – жесткий мужик. Так и сказал: появится на работе, наете, – уволю по статье, наете!
Геологи сразу и окрестили нового начальника экспедиции: «Наете».
-Это же должностное преступление?! А мужика знаю, очень хороший человек твой Брытков. Мою больную, беременную, на работу в СМУ уборщицей принял – чтобы получила она и «декретные», и бюллетень с оплатой. Хорошо, веди Ивана Ивановича ко мне, осмотрю его…
После «медосмотра» поехал Брытков на полгода лечиться в Тубдиспансер на Балаганнах. Народ в ВИГРЭ ахнул: «Ай, да Иван Иванович»…Не получилось у Наете уволить по статье начальника СМУ ВИГРЭ. Наете и меня уволил по моему заявлению. Состоялась беседа. Начальник экспедиции многое узнал от меня о Брыткове.
- Даже «Ветерана Севера» нет у Брыткова? Непорядок.
Филиппов лично добился для Брыткова звания «Ветеран Севера». Лично вручил Брыткову утром на планерке пенсионное удостоверение. После этого утреннего захода в ВИГРЭ, после бессонной ночи ожидания гостей на отвальную, минуя квартиру, Брытков потребовал отвезти его на аэродром. Я проводил к самолету старого колымского заключенного, достигшего в жизни, не имея высшего образования, многих высот в делах, за которые он брался. Поселок Усть-Нера построен именно Брытковым почти на треть. Все благоустроенные дома и общежития для геологов строил начальник СМУ Брытков. Филиппов Валерий Константинович северянин подлинный. Он понял и мой шаг – спрятать Брыткова. И Брыткова, попавшего под раздачу, в свете решений партии – « бороться с пьянством», под «сухой закон» генсека Горбачева.
-Не думал, что именно ты меня будешь провожать до трапа самолета, - дрогнул голосом Брытков, прощаясь. – Не думал. Сколько добра людям сделал…
Вечером до отъезда на материк не проклинал себя старый колымский заключенный Иван Брытков, что спрятался «в больничку» от грозы. Так и сидели с ним за чаем, перекидываясь фразами о прошлой жизни. С думками о будущем.
- Учиться тебе надо. Все проходит быстро. Есть ли в твоей затее смысл? Вот вопрос.
- Смысл есть, - отвечал я Брыткову. - Напишу о людях, с кем рядом жил. О времени. Если не я, то кто же о тебе, Иван Иванович напишет? О том, как мы здесь жили на Индигирке – не тужили в этом прекрасном настоящем. Сам же говоришь: все быстро проходит. О Севере литературы мало. А жизнь здесь необыкновенная. Почему, именно на севере, человек стремится быть лучше, чище? Загадка.
Брытков вздыхал. Отвечал:
-Везде дерьма хватает. Здесь просто лишних нет. Каждый на своем месте. Вот, взять тебя: выпал из своей колеи геологической. Кто ты теперь есть? Маешься, семья бедствует. Место для писателя здесь не кормовое. Люди не помогут – пропадешь, сопьешься. Я на своем веку народишко повидал. Здесь ведь, на Индигирке, лет двадцать назад такой Вавилон был, что не приведи, Господи. Женские – мужские лагеря. Больничку на Балаганнахе, куда ты меня замастырил от Наете, первоначально строили под женский лагерь. Это уже в шестидесятых, когда лагеря отсюда вывели, лечебницу там открыли. Все проходит. Прошло и это, - Брытков имел ввиду свое вынужденное «замастыривание» на Балаганнахе.
Жена Наталья последнее время играла в молчанку. Она понимала, что с отъездом моего мецената, я вряд ли останусь на прежнем месте работы. Нужда у порога квартиры уже топталась на просторном крыльце, посматривая в окно моего кабинета с восходом солнца. Каким-то образом начальник экспедиции прознал о моей негласной отлучке в Магадан на семинар молодых писателей народностей Крайнего Севера и Дальнего Востока. По табелю я числился работающим в это время в цеху ДОЦа. Мирона Мисюкевича временно понизили из начальников ДОЦа в мастера. Валера Кайтуков, заменивший Брыткова, пригласил меня зайти в кабинет начальника СМУ.
- Наете требует уволить тебя за прогулы. Скидок он никому не делает. Пиши заявление по собственному…Задним числом уволим. Но я тебе помогу: дам шабашку – рыть котлован под зольную яму новой котельной. Брытков просил помогать тебе. Работа в котловане - по графику в июне. Верхний слой земли оттает, сколько можно выберем ковшом экскаватора. Мерзлоту будешь долбить отбойным молотком. Дам тебе компрессор, механический подъёмник «Пионер». Напарника сам себе найдешь.
На том и договорились. Весь май был в моём распоряжении. Ждал я вестей из Москвы и был уверен, что творческий конкурс в Литературном институте пройду. По условиям конкурса требовалось выслать рукопись. Я отослал вместе с рукописью и журнал «Дальний Восток» с рассказом «Санька – добрая душа». Готовился в июле ехать на вступительные экзамены. Начальник экспедиции согласился на мое «собственное желание» уволиться. Пришлось идти к Филиппову, объясняться. Одна «тридцать третья» в моей трудовой книжке уже имелась. Я зауважал начальника экспедиции Филиппова за добро к Брыткову, уважение укрепилось к нему и за наказание: провинился – отвечай. Никаких поблажек. Сам я жил так, требовал того же и от других.
Предстоящее рытье котлована и хорошие деньги за работу делали будущее на ближайшие три месяца осмысленными. Прикидывал после Москвы пожить пару недель у родителей в Сибири. Каждую весну я увозил дочерей к маме - поближе к фруктам и овощам. В этом году решили с Натальей не отправлять детей на материк. Осенью Наталья купила рядом с домом добрую теплицу под стеклом; дети без овощей и зелени теперь не останутся. На Пасху Наталья высадила в теплицу рассаду помидоров. Топит печь дровами и углем в теплице с конца февраля. Зеленеют уже и тепличный салат, и петрушка. На центральном стеллаже радуют глаз уже и по три зелененьких листочка шесть корней огурцов «для закрытого грунта». Опытные тепличники едят свои огурцы уже на майские праздники. Теплица у нас первый год.
Под окна дома свалил землю - пять самосвалов - под посадку картошки. Добрая земля в совхозе «Дружба». Крайний Север, а на землях совхоза капуста вызревает. Колька Кукса возил чернозем и перегной на свою теплицу, насыпал земли самосвалом и под окнами моего дома. Я вырыл ямки по периметру земельной кулижки, утрамбовал столбики в ямках, приколотил гвоздями пролеты из бруска, привез из ДОЦа пачку штакетника. Палисад из штакетника покрасил голубенькой краской. Дивясь, когда все успевается, вроде, последний год дома и помалу живу, урывками и наездами.
Сосед через двор Иван Шилов шоферит в экспедиции. Живет он в ветхом бараке. Двор делит добротный сарай из досок. Для одного хозяина он великоват. Попросил Ванюшку поделиться сараем. Жена его Люба зовет Ивана Ванечкой. Ванюшка из породы «золотых мужиков». Спокойный – воды не замутит. Сухощавый и улыбчивый. Рано утром я выхожу на высокое крыльцо подышать рассветом. Ванюшка рано поднимается, если не в рейсе, курит в низкую форточку. Мы видим, друг друга, смеемся от избытка радости от летнего утра, кричим через двор, здороваясь. Холостяками жили в одном общежитии, в один год переженились. Первая его жена – тоже Наталья, как и моя женка, геологиня. Бабенка недалекая, но с гонором. Бросила Ивана, спуталась с промывальщиком в полевой партии. Ванюшка не запил, не растерял себя. Живет хозяином. Его дочурка дружит с моей Шурой, часто бывает в гостях у отца и у нас.
- Та, бери половину сарая, - согласился Иван.
Сарай я разгородил. Бензопилой выбрал проем для двери с выходом к моему крыльцу. Сарай в хозяйстве мужика рыбака и охотника необходим: замороженные зайцы, бочонок с хариусом, мешок соленой кеты – в квартире не сохранишь. Обустройство гнезда, хозяйства - делает текущую жизнь основательнее, прочнее. В детях рождается и укореняется чувство дома, места своего на земле рядом с родителями. Для моей Натальи, выросшей в интернате, нажившейся в общежитиях, пока училась в Старом Осколе, эта благоустроенная квартира и есть первый ее настоящий собственный дом.
Разбитые семьи, расхристанное жилье – для севера не типичны. Существует некая воля к «сцепке». Оттого и мужская дружба прочная, и бабы мужьям верные. Из поросли нашей начала 70-х на Индигирке, семья Ивана Шилова единственная и распалась. А молодых семей в те годы вышло из общежития пар двадцать. Не разъехались, народили детей, прижились. Работали хорошо и были каждый по-своему счастливы. Получали добротное жилье. Из бараков – в прошлом лагерных, в новые квартиры переселялись. Двухэтажные из бруса дома, как грибы, в новом поселке Геологов вырастали. По воле начальника СМУ Верхне-Индигирской экспедиции. По воле Брыткова. Я тоже начал свою семейную жизнь в одном из бараков. Теперь и мои дети нежатся в горячей воде в ванне и пользуются теплым туалетом. В бараках-то на ведро «ходили». Детей омывали в детских пластиковых ваннах. Для взрослого населения в центре поселка на берегу протоки каменная баня в два этажа имелась. Зимой на улице ночью минус шестьдесят, неоновые фонари на уличных столбах едва видно в тумане. Стужа.
Тревожился за лайку Соболя: кобелю три года, в Москву ведь его не возьмешь? К собаке привязался душой, пёс рядом круглые сутки. Иногда ловил себя на мысли: «…хоть бы не прошел конкурс». Тогда и ехать не надо. Выручил геолог Володя Прусаков. Парились в баньке при его теплице, он сам попросил лайку на лето в тайгу, чтобы не болтался пёс по посёлку хвостом за Натальей. В тот же час мы и заперли Соболюху в сарае, чтобы пообвык у нового временного хозяина. Но Соболюха оказался упрямым и верным: сгрыз конец крайней доски низа двери, подрыл землю и вытиснулся в узкий лаз. Три дня не прошло, как прибежал домой белой ночью, загавкал на крыльце перед входной дверью. Сошлись, что заберет Володя собаку в день своего отъезда в тайгу. Пока же Соболюха преданно и с тоской в темных своих глубинах собачьей верной души искоса поглядывал на меня, полеживая рядом с письменным столом. Начинал тосковать и я ввиду предстоящей разлуки с Натальей и детьми. О шабашке на котловане Наталья не ведала, знала, что вылетел из СМУ, но не попрекала, не гнала искать работу.
Майские праздники просидел за письменным столом, без спешки, наслаждаясь русским языком, читал роман «Усвятские Шлемоносцы» Евгения Ивановича Носова. Однажды Наталья заметила подчеркнутые красным карандашом предложения.
- Так долго ты ни одну книгу не читаешь, - подивилась.
Предложил ей прочитать повесть «Цветёт луговая овсяница» Евгения Носова.
-Русский язык богаче и образней - на порядок выше, сдается мне, чем у Бунина, - удивилась Наталья.
-Вот и наслаждаюсь, напиться этим языком никак не могу, как ледяную родниковую воду цежу сквозь зубы в жажду, - улыбнулся Наталье на её оценку повести Евгения Носова.
Я уже любил произведения и тексты Виктора Астафьева за стихию языка, за образность и диалекты. Но не слышал в них музыки. Читая «шлемоносцев», впервые услышал мелодию русского языка, растворился сознанием во времени и в пространстве, впервые почувствовал ту тревогу и угрозу в русском народе, которую принесла война на родную землю. Лучшей повести о войне и мирной жизни селян, о месте человека на земле и его причастности ко всему сущему - в Русской Литературе нет. Романы «Война и Мир», «Анна Каренина» Льва Толстого и «Усвятские Шлемоносцы» Евгения Ивановича Носова - рядом с «Капитанской дочкой» Александра Пушкина – горние духовные высоты одного порядка.
В летние белые ночи на Индигирке народ не спит. В основном зорюют. Под утро забудутся коротким сном и опять заботы. Июнь – разгар белых ночей. Небо высокое и так просветленно прозрачное, будто в светлые ночи не на земле человек, а во вселенском Божьем храме призывается на молитву. И душа молитвенно очищается. И чувство восторга рождается от избытка жизни, когда слышится кукование кукушки в дальних речных островах, зеленых от строевого леса. Многочисленные острова на Индигирке, напротив поселка Неры жмутся к скалистому прижиму, над которым в заоблачной выси гора Юрбэ.
Гора Юрбэ развалена распадком от вершины. Все лето в этом распадке белым языком лежит и не тает ледник. На западном склоне Юрбэ, почти у самой вершины, стоит домик зеркальный из нержавеющей стали - метеослужба авиаторов. При заходе солнца, от этого вагончика, как от зеркала, пучками сверкают в небо и на окрестные горы ртутным свечением солнечные зайчики.
Чтобы не беспокоить семью, мы с Соболюхой уходим после полуночи на высокий берег Индигирки и ждём ледоход. Русло реки набухло рыжей верховой водой. В первых числах июня лед стронется, треск и шорох льдин в гулкие белые ночи, терпкий воздух снеговой воды и свежий леденящий душу ветерок лечат любую хворь. Любовь ко всему сущему разрывает оковы тоски с души. Душа как бы омывается в первозданности неба и в полой воде матушки Индигирки.
При первых лучах солнца на востоке, за гранитными великанами - кигиляхами на вершине горного хребта, приходится собираться домой. Ниже поселка – за Пивзаводом, за лесистым мысом у подошвы горного массива вдалеке река Нера вклинивается желтым мутным потоком в Индигирку. В среднем течении Неры стоит золотодобывающий прииск «Нерский». Оттого и желтая муть в реке. По долине реки Неры двести верст тянется автодорога на Магадан: Колымская трасса. Поселок Усть-Нера зачат и построен геологами 6 августа в 1937 году. Золотоносный район Колымы имеет продолжение в Индигирском бассейне.
Богатейшие золотые прииски «Хатыннах», «Юбилейный» - в низовья Индигирки до горного хребта Черского на востоке. «Эльгинский», «Маршальский», «Малтан», «Дражный» - на юге и западе. «Ольчанский» золотоносный узел с севера замыкает «золотое кольцо» в верховьях Индигирки. Отсюда до ее истоков не более двух сотен верст.
При первых лучах солнца на востоке пришел домой с реки, пропахший терпкой речной волной, будто выстиранный - выжатый и просушенный белыми ветрами. Наталья встает рано. Застал ее плачущей на кухне в домашнем сиреневом байковом халатике. На кухонном столе чернел ее кожаный кошелек, светилась медью мелочь.
- Не хватает. Не хватает дожить до аванса, - всхлипнула Наталья на мой растерянный взгляд. Воспитанная в интернате после смерти матери, не избалованная мужем большими деньгами, она редко показывала слезы. На этот раз жизнь достала, что и мне стало не по душе, хоть в петлю лезь.
- Потерпи месяц. Кайтуков обещал шабашку. Без северных надбавок нет смысла куда-то устраиваться работать постоянно. Я же не могу бросить все…
Соболюха растянулся на всю кухню и горячей пастью зверя, часто дыхая, лыкал розовым языком. - Займу денег, - прикорнула Наталья к Соболю, погладила пса по загривку. – Один мужик только меня и понимает, - вздохнула она. – Да Чомбо любит преданно, - кивнула на черного кота, подсевшего на передние лапки на подоконнике кухонного окна.
- Три мужика в доме, а толку с вас никакого. Э-эх! – Заломила она дугой руки над головой и хрустнула сцепленными пальцами.
- И я была девочкой юной, сама не припомню когда! Я дочь молодого драгуна, и этим родством я горда!
Голоса у Натальи нет. В застолье на гулянках она молчит. Скороговоркой песенка получилось забавно.
- А ты, корнет проклятый, так бы убила… Лучше бы ты не возвращался. Остался бы на Палатке. И я бы уже за это время забыла.
- Ты серьезно?
- Вполне…
Такой Наталью я не знал. Замуж она вышла за меня без любви и не скрыла этого. Верилось, дети появятся – полюбит. И шептала ночами: любит…Но наступал день и я видел, что жёнка моя как бы за стекло уходит и не слышит меня. Угроза жить в постоянной нужде отравляла ей жизнь, и без того мало радостную с таким мужем.
«Я выходила замуж за хорошего человека, а не за писателя». Вроде как в шутку сердилась Наталья иногда. Муж - «бессеребренник» ей не нужен. Но в одночасье не изменишься. Бросить занятия литературой и идти заколачивать деньги Наталья тоже не требовала. А по чем фунт лиха в моем писательском ремесле, я уже испытал, работая корреспондентом в районной газете в Хасынском районе в Палатке. И это только начало. Впереди долгие годы ученичества и писательским ремеслом хлеба не добыть. Прав был Шалимов: «нужда задавит».
Промзона, где ремонтные мастерские и новая котельная, находилась через дорогу за высоким забором, напротив клуба «Геолог». Конец улицы Коммунистической. Улица эта главная в поселке. И тянется она с востока на запад на целую версту. Здесь, возле клуба «Геолог», перекресток с окружной дорогой вокруг поселка. За перекрестком гаражи экспедиции. Далее стоят старые жилые бараки вдоль самого берега до «Пивзавода». В поселке два ресторана «Северный» и «Солнечный». Вечернее кафе «Светлана» - в рабочее время - «столовая».
Наталья ушла на работу, увела трехгодовалую Анюту в садик. Старшая дочь Александра ходит в третий класс во вторую смену и еще спит. Бессонная ночь на берегу Индигирки, утренние слезы Натальи подстегнули сходить и посмотреть обещанную шабашку. Центральные ворота Промзоны на соседней улице. «Медпункт» ремонтников построен крыльцом на Коммунистическую, рядом - калитка в промзону.
За высотным бульдозерным боксом широкая проезжая пустошь. Грязи – не пройти без сапог. Приземистая кузница рядом с новой котельной в дальнем углу территории. Кузнецов я знаю и люблю давно. Дядя Миша Самийло с десяток тракторных клапанов отковал для меня под ножи. Нож в хозяйстве полевика геолога первый помошник. Наждачный круг в кузнице добрый и заготовка обдиралась на наждаке мигом. Старый кузнец ковал лезвите ножа из тракторного клапана идеально. В ходу практичные якутские ножи с заточкой под руку.
Дядя Миша умер, но его подсобник в кузнице Серега Вяткин обучился в доброго мастера. Прежде чем идти к кузнецу на чай, осмотрел новую котельную за кузницей. Котлован под «зольную яму» рядом с кузницей на ее задворках. Май завершается и солнце горячее в затишке. Черная от угля земля грязью чавкает под резиновыми сапогами. Квадрат под будущий котлован уже сдирал ковшом трактор «Белорусь». Яма четыре на четыре метра - на ковш в глубину уже выбрана. После обеда решил идти к начальнику СМУ Валере Кайтукову. Наталья неоднократно просила подвезти к теплице угля. Рядом с кузницей заглушен оранжевый «Кировец» с широким ковшом впереди.
Серега Вяткин кучеряв так, будто только что бигуди снял и не распушил еще локоны. Широкий в плечах, как бульдозерный отвал. Кузница – берлога, а кузнец точно шатун медведь. В кирзачах, в черной одежде, руки в мазуте и копоти. Зарычит - испугаешься. Обнимет кольцом медвежатых рук в приливе нежности – дух испустишь от треска в костях и боли. Водитель «Кировца» «боцман» Володя Козлов, флотский парень, душа нараспашку. Ч Володей тоже хорошо знаком, живет он неподалеку в новом двухэтажном деревянном доме. Володька ходит вечно в тельняшке, волосом рыжий, усики пшеничные до золотистости. Кузнец и Володька – кореша, рыбаки. Летом к поселковому берегу Индигирки около сотни моторных лодок пришвартованы, каждая возле своего сарая или вагончика на берегу. У кузнеца своего лодочного сарая нет, корешит с Володькой Козловым. Белыми ночами лодочные сарайчики воль берега Индигирки на полверсты – пчелиными ульями гудят. Лодки мотаются по реке. Жизнь кипит. Большинство мужиков лодочников и домой часто не уходят, досыпают в лодочных сарайках. Утром – производство ждет. Поселок большой, народу густо, но редко днем праздно шатающегося встретишь. В мастерских работает народ оседлый, экспедиционный. Все знаемы по работе в полевых партиях.
-Володь, угля подвезем к теплице? – жена Наталья напомнила утром, что угля не хватит до теплых ночей.
Дело не хитрое. Возле котельной много кускового угля. Если нагрузить полный ковш, пожалуй, хватит топить печь в теплице и до конца июня, пока в том нужда отпадет.
К сапогам Сереги Вяткина жмется старая сука, серая от грязи и пыли. Сколько помню кузницу, кажется, еще и при дяде Мише Самийло эта сука здесь жила. Соболюха дыбком подскочил от дверей кузницы к суке. В кузне тихо. Я прошипел: «нельзя». Мужики моего шипения недослышали, но Соболюха, приученый к шипению, а не к словам, команду послушно исполнил, сник и виновато отошел к деревянному кряжу с наковальней, остался стоять там.
- Подгоню к углю – грузи. Я тебе не помошник – спина болит, - согласился флотский Володя.
Кузнец Серега Вяткин добрый мужик и молчун.
-Ножи еще делаешь? – спросил Серега Вяткин. - Есть у меня заготовка. Бери.
Первые годы на Индигирке, после женитьбы, в кузнице я часто вечерами пропадал. Ковали с дядей Мишей ножи из разной стали. Обрабатывал их на наждаке, доводил до шлифовки. Жил в многосемейном бараке с Натальей. Кухонные столы у всех в коридоре. Соберутся вечером бабы, каждая у своего стола готовят ужин на электроплитках. Судачат, смеются. Малыши по шаткому полу коридора снуют. После ужина – каждый в своей конуре, время мужиков наступает. Стоят часовыми у своих столов, курят. Я на кухонном столе и мастерил. Ручки для ножей делал из березового капа, наносил выжигателем рисунок, покрывал паркетным лаком. Ножны обшивал оленьим камусом. Добрые ножи получались: лезвие хорошо держали при разделке зверя, не ломались при колке льда. Закаливал дядя Миша Самийло лезвие ножа до пяточки. Спинка ножа вязкая сталью, хрупости нет и в лезвии. Делает так же и кузнец Серега Вяткин. Порядочный северный таежник заводской охотничий нож в тайгу не возьмет. В любой геологической экспедиции кузнец у работяг и геологов в авторитете.
Отбойным молотком мне приходилось работать. Одну зиму работал геологом на штольне на Тане в Верхне - Тарынской геологоразведочной партии. Разведка геологическая велась на сурьму. Отбирал «бороздовые» пробы со стенок рассечек отбойным пневматическим молотком, работающим от компрессора на сжатом воздухе. Наконечники быстро тупеют о вечную мерзлоту. Часто приходилось менять на острый. Старые наконечники в кузнице накалялись в горне, молотом до пики оттягивались. С десяток таких «пик» для пневматического отбойного молотка лежали на долгом верстаке из толстого железа. Я взял крайний и стал осматривать.
- Надо? Бери, - предложил кузнец.
- Пяток штук возьму? Понадобятся. Котлован Кайтуков обещает дать.
- Не этот, что за кузницей? – ухмыльнулся Володя флотский.
-Достал меня этот котлован. Каждый вечер приходится брать трактор «Беларусь» с ковшом и гнать сюда, - сердился на Кайтукова Володя Козлов.
– Оттаивает за день на солнце мало. Скребешь его скребешь ковшом. Плотная илистая глина.
За флотским Володей Козловым, кроме «Кировца», закреплен и колесный трактор «Беларусь» с ковшом.
- Будешь помогать – поделюсь, - намекнул я Володе. Чтобы охотнее грыз котлован ковшом.
Володе Козлову известно о моей крепкой дружбе с Брытковым. Знал флотский парень, что и слово мое верное. С другой стороны, Кайтуков обещал мне «два котлована» для меня в нарядах «вырыть». На метр Володя углубит котлован экскаваторным ковшом. Справедливо будет поделиться за его работу. Делил я мысленно «шкуру не убитого медведя».
Сторожа в проходной на воротах Промзоны нет. Ковш угля Володя Козлов вывез с территории без проблем. Помог он и тяжелые куски закидать в ковш. Блажил на больную спину. Но уже знал, что «пятихатку» с котлована будет иметь. Я радовался за Наталью: уголь для теплицы привез. Поработал за «трех мужиков в доме»…
