Так получилось, что среди известных родственников только мама является носителем наиболее достоверной информации. Связано это с тем, она в большей степени, нежели её сестра и брат, воспитывалась их бабушкой. Все эти истории, которые я начал подробно слушать где-то лет с 13, как правило начинались со слов - "бабушка Душа". Обычно это была цепь воспоминаний: рассказ в рассказе. При слушаннии их, часто воспринималось всё полу-вербально, "медитационно". Поэтому, перед тем, как вынести повествование читателю, приходится вновь уточнять детали.
Дочь Кирилла, Евдокия, описывала его образцовым носителем правильных качеств. Добрый и кроткий, богобоязненный, умелый работник. За зиму Кирилл готовил из дерева много веялок и граблей, палок для кос. Перед сенокосом селяне шли к нему во двор, зная, что у Кирилла всегда есть и брали, не спрашивая - такая помощь друг-другу была естесственна.
Имя первой его жены не сохранилось. Не было и детей. Будучи слабенькой, она скончалась, очевидно, ещё далеко не старой, как-будто от некоей болезни. Умирая, сказала мужу: женись на Федосье - ей трудно, помоги ей растить детей. Так и сделал Кирилл, взял в жены соседку - вдову Федосью Ёлкину, усыновив, соответственно, Якова и Прасковью.
В 1888 году, по подсчётам мамы и родилась Евдокия - "бабушка Душа". Затем - Феня. Потом - Наталья. Когда Фенечке было семь лет она, играясь, неудачно прыгнула на стог сена, в котором были вилы и проткнула ногу в районе икры. День-другой и "Антонов огонь", как называли заражение крови, сделал своё дело. Осталось - звать батюшку и прощаться с Феней. Тут-то, в бреду или полу-бреду она и сделала предсказания двум Анютам - подругам. У одной фамилия была, возможно - Новожилова (Новоженова - ?). Фенечка говорила: " У-у... Анютке то, (Н...) - какие комнаты! И Анютке (...) - тоже, какие! А цветов то, цветов - и одной Анютке, и второй! Ох, ну, какие же комнаты прекрасные!"
Спустя некоторое время, Феня, с тревогой глядя на нечто слева, на печи, видимое только ей, стала говорить: " У-у, грехов то сколько написал! Да, какие же у меня грехи? Только деда Архипа дразнила: Архи, Архи - не носи белые чулки!" Потом она вдруг резко повернулась направо и, просияв, воскликнула радостно: "Ты прилетел!!!" И сразу испустила дух.
Впоследствии, обе Анюты трагически вышли замуж. Мужья забили их до смерти. Они были, насколько маме известно, местные же, хрипаньцы. Идиллии, как видно, не было... Вот тогда священник и вспомнил слова Фенечки, объяснив, что комнаты с цветами были заготовлены Анюткам в Раю...
Где-то, в 90-ые или первые годы 20 века (Евдокия уже была), Яков Ёлкин устроился на литейном заводе в Москве. И тогда, по воскресеньям, Кирилл, бывало, ходил к нему в Москву пить чай. Для этого он шел на тракт вдоль Казанской железной дороги. Где - на проходящих обозах, где - пешком, добирался он до сына. Куда? Где был это завод? Может быть, у Рогожской заставы. Но - неизвестно.
Однажды, на этом тракте и произошел любопытный случай. Вместе с обозниками, или сам-по-себе Кирилл зашел в чайную. Здесь его, видимо, хорошо знали. Едва подали чай, Листов заподозрил неладное. Дело в том, что Кирилл имел очень тонкое обоняние. При этом, он был крайне щепетилен, до брезгливости, в еде. Нередко сам варил себе картошку в мундире, не доверяя готовку даже жене.
Чай в заведении варился в некоем "титанике", вроде самовара, но больше. Хозяин сперва и слушать ничего не хотел. Однако, подняв крышку титаника, в нём обнаружили картуз, успевший провариться до того, что стал белым.
Хрипаньский помещик в свой лес пускал только Кирилла, поскольку он честно рубил лишь сухостой, больные или сожженые молнией деревья и т.п. Поэтому, барин находил двойную пользу. Но, как мама говорит, был ещё и другой лес, где разрешение давал лесничий, обычно - через старосту деревни. Значит, государственный лес? Но, это мне, возможно, лучше будет попробовать уточнить по каким-то источникам. В предыдущей статье я написал, что лес хрипаньским был диким. Как ниже читатель увидит, для этого есть основания. Однако, если, скажем, на западе Москвы, случалось, даже на фоне башни МГУ одно время паслись лоси, а в Ромашкове(это почти Москва) и в 90-ые постоянно были их и кабаньи следы, то - Казанская дорога было место, издавна хорошо обжитое. Если помещик боялся за лес, значит были тому причины. Но, как бы то ни было, хрипаньцы, судя по описаниям эпизодов, не спутали бы волка с собакой. Моя мама в детстве встретила волка на лугу в Быкове (где она и родилась), что находится южнее Хрипани. Волк, конечно, забежал туда из других мест, но, тем не менее.
Рассказов о схватках с медведем или нападениях волчьих стай неизвестно. Зато, столкновение с какой-нибудь "нечистью" или же не вредными странными существами - были, можно сказать, обычным делом. Иного читателя, возможно, удивит изобилие подобных историй, которое будет здесь и в продолжении поведано (если, конечно, он не из тех, кто категорично отказывается верить в них). Для примера, тем, кто не знает, можно привести слова покойного академика Торчинова из его книги "Опыт запредельного. Религии и психотехники мира." Он сообщает, что абсолютное большинство полевых этнографов начинают верить в "небывальщину".
Хрипаньский лес был, в основном, еловым. Несколько лет назад я съездил туда, выйдя на станции следующей или не доезжая Хрипани, специально, чтобы скорее войти именно в лес. Конечно, повсюду уже оказались заготовки новых дачных участков, дороги и пр. Но, я имел возможность представить себе прошлое этих мест. Будучи одет в шорты и майку, я вынужден был просто бежать через мириады гигантских комаров, среди больших густых елей и сырой прохлады. Попадавшиеся поселенцы были не просто одеты с головы до ног - на их лицах были защитные сетки, словно это Западная Сибирь.
Так вот, во времена описываемые, в лесу сем попадались, как мама их называет - "бочажки". Такие маленькие круглые прудики с чистой, хорошей водой. Рассказывали, как один крестьянин, накосив траву на полянке(или вокруг водоёма), захотел освежиться. Подойдя к бочажку и приготовившись уже, по-видимому, раздеться, он вдруг увидел в воде отражение: некая прекрасная женщина сидит на ветвях дерева и расчесывает необычайно длинные, пышные волосы. Подняв глаза, мужик увидел её.
Мне сложно сказать, называли ли её русалкой, или "лесной девой", или ещё как-то. Но, вроде, никакого рыбьего хвоста у неё не было. Что там произошло, тесный ли контакт, только поцелуи или всё ограничилось встречей глаз и "сенсорным" общением - не известно. Но, после этого мужчина уже потерял власть над собой. В деревню он пришел и какое-то время жил в семье. Но, стал каким-то задумчивым. Что-то полностью держало, изводило мужчину. Вскоре ему пришлось объяснить жене, что им предстоит разлука: в ноябре он умрёт . Так и случилось.
Мне не ведомы ответы на подобные тайны. Могу лишь предположить, что эта "лесная дева" относилась к той категории существ, которых людям следует избегать, а, при случае, защищаться крестом и молитвой, поскольку, так распоряжаться человеческой жизнью вряд ли станет хорошее создание. Может быть, конечно, это был, всё-таки, выбор самого крестьянина, его чувство или страсть. Но, куда он ушел после смерти?..
Вернёмся к Кириллу Листову. Он, как было сказано, один из хрипаньцев имел право пользоваться барским лесом. Ища подходящие деревья, Кирилл часто надолго задерживался там, возвращаясь уже ночью с нагруженной телегой. Буквально следуя христианским установкам, он тайком, ночами например, подкидывал дрова вдовам и нуждающимся. Но, конечно, как это можно было сохранить в тайне в деревне, где все друг-друга знают?
В лесу Кириллу довелось встречаться с существом совершенно иным, чем та женщина, караулившая у бочажка бедного крестьянина. Сперва, не раз бывало, что лошадь начинала внезапно нервничать, пугаться. Била копытом, заходилась пеной.
Ночью телега, до отказа наполненная дровами, нередко застревала на дороге. Вот тут и появлялся этот помощник. которого так боялась лошадь. Это было большое, человеко-подобное, мохнатое существо. Оно ничего не говорило. Только молча с легкостью сдвигало телегу с трудного места и уходило вглубь леса. Часто просто ощущалось чьё-то присутствие.
(продолжение следует)
