Предисловие
Уважаемые коллеги, все мы любим рассуждать о мировых проблемах, это наше национальное и это замечательно и я люблю поболтать о том же. А вот решил рассказать о мелком и совершенно бытовом, ну совершенно моем личном опыте. Зачем, кому интересно? Банальность, но скажу: большинство людей боится «лечь» в больницу, и я боюсь, и каждый из вас боится. Логическая цепочка: человек заболевает, человек ложится в больницу, человек умирает. Однако все мы понимаем, - больничной койки никому не избежать.
- Доктор, а после операции я смогу играть на скрипке?
- Сможете.
- Как интересно, а раньше не мог.
ХО12П означает хирургическое отделение, двенадцатая палата. Попал я в больницу, ничего особенного, грыжа в паху образовалась. Дело это, само собой, сугубо личное, но были интересные наблюдения, вот и решил поделиться.
Сдал я все анализы и пришел своими ногами в приемное отделение, в нашу вторую ЛРБ; осенью у меня там мама лежала и меня сестры и санитарки узнали, было приятно. Пришел поутру, в понедельник, определили меня и еще двоих горемык в двенадцатую плату. Приличная палата, потолки высокие, стены толстые, окна широкие, здание больницы старое, но в прошлом году капитально отремонтированное. В палате уже отлеживались после операций три человека: два наших мужика по шестьдесят лет и молодой парнишка, негр из Нигерии. Одного мужика звали Миша, второго Евгений, а как звали негра никто понять не смог, буду называть его Африкой.
Миша говорил и думал исключительно матом, говорил он много и обо всем на свете и мир постепенно становился каким-то грязным и вонючим. Чем Миша занимался по жизни, где работал, с кем жил понять мне не удалось, возможно, и скорее всего, Миша об этом рассказывал, но кроме мата ничто не воспринималось. Интересно, о чем он рассуждал лежа на операционном столе. И зачем живет человек?
Евгений, рабочий класс, работает на фирме, собирает трехосные вездеходы-болотоходы на шинах низкого давления, большие такие, огромные колеса, чуть не в человеческий рост. Весной показывали по ТВ, как наши военные шли на острова Франца Иосифа и впереди колонны шел именно такой, люберецкий вездеход. Приятно, буду гордиться. Если интересно найдите ООО НПФ «ТРЭКОЛ».
Наш друг Черная Африка, приехал из Нигерии, учится в МЭИ по специальности автоматика и вычислительная техника (АВТИ), перешел на третий курс и собирался на каникулы домой, уже и билет купил, но попал в больницу с аппендицитом. Африка два года живет в России, но по-русски говорит плохо, зато по-английски болтает только так, поет, как птица и не потому, что русский для него сложен, а просто русский ему не нужен, а английский нужен. Нам было очень интересно узнать про Нигерию и мы Африку допытали, но об этом позже.
В понедельник, после обеда, пришел хирург Виктор Михайлович и обсудил со мной план предстоящей операции под кодовым названием «Грыжа».
Во-первых, - какой делать наркоз. ВэЭм предложил на выбор: общий или местный. От общего наркоза, от греха подальше, я отказался, но сделал вид, что очень сильный и смелый и боли не боюсь.
- Давайте под местным, - сказал я.
Во-вторых, - какой ставить имплант: отечественный или забугорный. Не буду углубляться в детали; отечественный мне поставят по ОМС, а забугорный будет стоить ля-ля-ля…и еще пять тысяч рублей. Я почему-то сразу подумал, что на ля-ля-ля… и пять тысяч рублей, которых у меня к тому же и нет, смогу купить много всякого очень нужного мне барахла, а про то, чтобы поддержать отечественных производителей я совершенно не подумал.
Поэтому я сказал ВэЭм:
- Виктор Михайлович, ля-ля-ля…-и пять тысяч рублей конечно не те деньги (которых у меня нет, а детей напрягать не хочется, им и так сложно), но мне хочется поскорее избавиться от этих неудобств и ….. вообще…., так что давайте поставим отечественный.
На следующий день был вторник. Во вторник, после обхода, часов около девяти за мной пришли, завели в предбанник, велели раздеваться и дали халат, сказали просто накинуть на плечи.
- В рукава надевать …. не надо, - сказала операционная сестра Леночка.
Леночка, она такая молоденькая и симпатичная, сделала мне укол в плечо и торжественно повела. Музыка, кажется, не звучала, но было торжественно.
Леночка меня уложила, привязала руки-ноги и ушла. А я думал, она постоит рядом, будет мне пот вытирать, за пульсом следить, иногда будет говорить: - доктор мы его теряем, - или еще что-нибудь приятное. Через несколько минут пришел ВэЭм с ассистентом и первым делом спросил:
- Вам укол в плечо сделали?
- Сделали.
- Хорошо.
Думаю, «укол в плечо» имеет некое символическое значение, возможно, никто и не знает, зачем он нужен и что там вкалывают, но это часть ритуала. В голливудских фильмах, перед тем как отправить человека к звездам или заморозить на тысячу лет ему обязательно делают «укол в плечо».
ВэЭм обколол поле предстоящей битвы и через некоторое время:
- Приступим, коллега!
Самое трудное было не напрягаться. ВэЭм постоянно просил меня не напрягаться и, в конце концов, я ему ответил:
- Виктор Михайлович, я изо всех сил стараюсь не напрягаться, вы меня предупредите, когда надо будет особенно сильно не напрягаться, и я постараюсь.
Видимо ВэЭм понял, что говорить со мной бесполезно, и взялся да дело всерьез.
- Коллега, давайте поменяемся местами, мне так неудобно, - сказал ВэЭм ассистенту.
- Поменяемся.
Они навалились разом и, как я понял по ощущениям, начали заталкивать в меня мои же собственные внутренности; примерно так же мы с внучкой Аришкой раскатываем тесто для пирога.
На десятой минуте ВэЭм спросил меня, как меня зовут.
- Вла-а-а-ди-мир ….. Ви-та ….. вич, - пропищал я.
Видимо он решил узнать мое состояние. Состояние мое было ….. скучное; вот если бы рядом стояла Леночка, вытирала бы пот, … но вытирать было нечего, нос только немного чесался.
Потом ВэЭм торжественно возгласил:
- Приступаем к установке импланта!
Еще минут через десять ВэЭм сказал:
- Все! Начинаем зашивать.
Всему на свете приходит конец, и доктор позвал Леночку:
- Лена, забирайте больного в палату.
Как приятно было свалиться и не напрягаться!
Потом в палату привезли еще двоих мучеников и все мы больше не напрягались. Двоих моих товарищей оперировали под общим наркозом, очнулись они еще в операционной и в палате начали рассказывать, как они засыпали и ничего не чувствовали, и как просыпались, и не могли начать дышать… А я только мог рассказать, как у меня нос чесался, но не стал ничего рассказывать и скоро мы все уснули.
Через несколько часов пришел ВэЭм и сказал, чтобы мы уже вставали и ходили.
- Вставайте и идите! - сказал нам ВэЭм.
Я удивился, а мои товарищи вскоре действительно встали и начали ходить! Я тоже попытался встать, но сразу же сел, …. а когда очнулся, то пришла Гуля, померила давление и сказала: «Сто двадцать на семьдесят». И ушла. Оказывается, им операции делали проколами, а меня резали. Досадно, шрам такой получился классный, но никому не покажешь, досадно.
В этот же вторник после обеда нас покинул велеречивый матюгальник Миша и атмосфера сразу очистилась, дышать и думать стало легче. А на Мишину койку в ночь на среду положили нового пациента. К нам в палату вообще по ночам часто больных клали. Нового больного звали Абдухалил Халилов. В три часа ночи я еще не спал и Халилова не было, а в пять часов проснулся и он уже был. Утром, часов около восьми, Халилова экстренно прооперировали и вернули в палату уже исцеленного.
Халилову около сорока лет, он таджик, приехал с женой из Таджикистана, а теперь они все: Халилов, его жена, трое их детей, и сестра жены Халилова - граждане России. У Халиловых две девочки и мальчик и, такое совпадение, в тот же день, как у главы семейства случился приступ аппендицита, супругу положили в соседний корпус рожать четвертого ребенка. У Халиловых свой маленький бизнес, грузовые перевозки. Как только Халилов очухался от наркоза, он занялся бизнесом: начал звонить и давать указания, кому куда ехать, где что брать и куда отвозить. К вечеру он уже носился по коридору, а на следующий день стал исчезать из больницы: уходил после завтрака и приходил вечером, а потом и вовсе перестал приходить на ночь. Как оказалось, ему было не с кем оставить детей, один день помогла сестра жены, но ей тоже надо работать; она работает в фирме Халилова.
Думаю, все у них будет хорошо: и дети вырастут и выучатся, и дом у них будет полная чаша. И, да поможет им Аллах. И России от Халиловых будет польза.
В среду ближе к обеду я тоже начал выползать из палаты. Коридор у нас в хирургическом метров сто длиной и располагает к прогулкам: широкий, чистый, окна с видом на парк, больных (ходячих) немного, вот я и гулял. В ближнем торце коридора плановые операционные, там я уже побывал, а в дальнем «Реанимационно-анестезиологическое отделение». Жутковато. Медсестра в реанимации очень колоритная женщина. Она большая и более всего походит на штангиста супертяжеловеса. Двигается она всегда размеренно, сосредоточенно, совершенно, как штангист подходит к помосту. А вот выражение ее лица описать не смогу; она чуть ли не каждый день видит чью-то смерть или чье-то воскрешение, иногда это старые люди, иногда молодые, иногда дети, что происходит у нее на душе, как она воспринимает мир, о чем думает, глядя на нас… Попробуйте представить.
Однажды поздно вечером я бродил по отделению, и в коридоре появилась Белая Медсестра. Все наши сестры носят розовое, зеленое, сиреневое, бывают и белые, но с разноцветными вставками, а эта была не знакомая, стройная и в чисто белом. Она вошла в реанимацию. Ничего не выдумываю, больше я Белую Медсестру не видел и, как она выходила из реанимации, тоже не видел. Скорее всего, она пришла из другого отделения, где все ходят в белом, этажом выше у нас онкология. Правда, я много бродил по больнице, но и в других отделениях Белых Медсестер не видел.
В четвертой палате лежала молодая женщина наркоманка. Проходить каждый раз мимо четвертой было тяжело: женщина постоянно кричала, жаловалась, угрожала, звала сестру, санитарку, просила дать закурить, раскидывала вещи. Вставать с кровати и выходить она не могла, - ей ампутировали ногу. Говорила она на чистом русском, но оказалось, что она армянка. Однажды пришли родные и вывезли ее в коридор, и я увидел ее вблизи…. Худая, страшная, старая, калека. Заснять бы на видео и показывать по ТВ, между рекламой пива и ночных развлечений.
В седьмой палате лежал молодой мужчина, частично парализованный, он мог управлять только одной рукой. У него было непропорционально большое туловище и голова и маленькие ноги. С ним постоянно находились молодая женщина, скорее даже девушка, - возможно сестра, возможно жена, и пожилая женщина. Женщины приходили по очереди и оставались на ночь, часто вывозили больного на улицу. Позже ему принесли ноутбук и установили на креплении на кровати, потом привезли кресло с электромотором и он уже самостоятельно ездил по коридору.
Самое тяжелое воспоминание.
По коридору, между сестрами, санитарками и врачами прошелестела тревога, все они по очереди, тихо передали друг другу одну и ту же фразу. Говорили они тихо и только между собой, поэтому даже понять смысла я не смог, но почувствовал, что произойдет что-то очень плохое. Отчетливо понял только одно слово «ребенок».
Через какое-то время из реанимации вывезли каталку с кричащим ребенком, рядом шли врачи, сестры и пожилая женщина.
Это было еще не самое страшное.
На следующий день я вышел на улицу; мимо нашего корпуса мужчина и женщина везли в инвалидной коляске мальчика лет трех, четырех, мальчик весело смотрел на мир и держал в руке желтый цветок. По лицам родителей было ясно, что мальчик никогда не встанет на ноги. Было тепло и солнечно, и мальчик весело играл с цветком, и это было самое страшное.
А теперь сделаю перерыв.
