Авторский блог Сергей Сокуров 18:23 14 января 2019

Горькая правда давнего поражения

к 115-летию Русско-японской войны  

Преамбула

«На носу» ещё один «полукруглый» юбилей, возбуждающий горечь в русском сердце. Старая империя уже не могла сослаться на то, что её одолели как в Крымскую войну три сильнейшие мировые державы. Ибо была унижена только-только набирающейся сил обновлённой, реформируемой по европейским техническим образцам Японией. «Макак» из Токио никак не поставишь на одну доску с белыми сверхчеловеками Лондона и Парижа, со старым стамбульским воякой. «Пилюлю» пришлось глотать современникам событий без оговорок.

Советская официальная историография к событиям на Дальнем Востоке в 1904-05 гг. относилась двояко. С одной стороны, то поражение, как никакое другое, доказывало «гнилость царского режима», дополняла оправдания революций. С другой стороны, большевики, при всём своём желании перечеркнуть «проклятое прошлое», невольно оказались правопреемниками империи. Слава её была драгоценным приобретением. А вот что делать с бесславием? Вопрос решался просто: катастрофы и неудачи списать на правивших «бывших». От «официально назначенных» виновников, при генеральских и офицерских погонах, от царя, от «позорных» Мукдена и Цусимы, отделить адмирала Макарова, солдат, матросов, крейсер «Варяг», генерала Кондратенко, Порт-Артур, некоторых офицеров. В этом есть справедливость, но деление на «чистых» и «нечистых» происходило по-большевистски, с классовых позиций, с назначением сверху ответственных за поражение и героев. А как было на самом деле?

***

Казалось бы, о той несчастной для нас войне всё сказано. Определены виновники нашего поражения: общество с его противоправительственными настроениями, не отвечавшая времени российская военная теория и практика, генеральный штаб в целом и генералы по отдельности, офицеры, солдаты... Нет, и солдат, как правило хвалили, ведь они «нар-р-род!», противостоявший антинародной верхушке и ею якобы преданный. Словом, все вокруг виноваты. Пересмотрим дела обвиняемых. Может быть, кого оправдаем или смягчим их вину или найдём ещё виновных, скрывшихся от правосудия истории.

О главных «язвах», что на поверхности

Царское правительство вступило в противоборство с Японией, не желая войны, не веря в ее неотвратимость, убаюканное пацифистскими настроениями гаагских конвенций. Притом, понадеялось на те силы, которые были в наличии на Дальнем Востоке на день внезапного нападения кораблей микадо на порт-артурскую эскадру. Подвезти подкрепления в достаточном количестве к театру военных действий по одноколейной Транссибирской железной дороге за короткое время не представлялось возможным. Помимо расстояний и нехватки подвижного состава, нашим врагом стала традиционная медлительность российских дорожных служб. Военные перевозки тормозились многочисленными спецпоездами с высоким штабным начальством. Часто вагоны с живой силой и техникой заменялись вагонами с частными грузами тех, кто наживался на крови.

Петербург особенно и не спешил концентрировать на "сопках Манчжурии" сухопутные войска. Верили оптимизму адмирала Алексеева - мол, наш Тихоокеанский флот непотопляем, способен запереть японцев в их собственных портах, не даст неприятельским транспортам перевезти на материк достаточное число дивизий и снаряжения. Вообще, азиатов в России считали физически слабыми. Им отказывали в стойкости и в самостоятельности. В офицерах и генералитете Японии видели примитивных подражателей европейским командирам и военачальникам. Печальная действительность перевернула все представления о "косоглазых". Когда сухопутные силы противоборствующих сторон наконец сравнялись количественно (в штабных бумагах), были бездарно проиграны все сражения на суше, в том числе решающее - при Мукдене. Эскадра Рожественского, до боя потрепанная долгим переходом через три океана, упокоилась на океанском дне. Компанию ей составил "непотопляемый" флот Алексеева. Вместо того, чтобы грозить врагу из удобнейшей бухты Владивостока, адмирал рассредоточил его на огромном морском пространстве.

Да, на суше был коллективный подвиг защитников Порт-Артура, а на воде - подвиг крейсера "Варяг". Но сквозь эти яркие страницы грубо, траурно просвечивают строки нелицеприятной летописи больших и малых поражений из-за бездарности военачальников и флотоводцев, технической отсталости, неповоротливости служб, военных и гражданских. В Цусимском проливе наши старцы-броненосцы под огнём японских орудий кувыркались, как игрушечные кораблики, и тонули, не причиняя заметного вреда флоту островитян. Среди офицеров были случаи трусости и даже предательства. Некомпетентность моряков с офицерскими погонами отмечает известный военный историк Е. И. Мартынов, автор «Политики и стратегии», свидетель тех трагедий.

Именно громкое, неслыханное с ХVIII века поражение на море, несмотря на достигнутое равновесие в сухопутных силах, заставило Петербург спешить с подписанием Портсмутского мира. Похоронное крымское эхо через полвека отозвалось уже на другом, далёком от Европы море, усиленное на этот раз потерей территорий в пользу не какой-нибудь сильной коалиции могущественных стран, а страны, ещё вчера пребывающей в «азиатском ничтожестве». В I854-1855 годах честь всё ещё великой державы была спасена Севастополем. Теперь для подобного спасения Порт-Артура оказалось мало - не тот объект в сознании нации, да и всей Европы. "Крымский урок" пошёл России на пользу - начались энергичные реформы Александра II, в том числе самая "продвинутая" из них - военная. После Цусимы Двор и военное ведомство тоже спохватились, зашевелились, но I9I4-I9I7 годы показали, что недостаточно, что главные язвы армии так и остались неизлеченными.

О том, что скрыто в глубине больного организма

Выше названы лежавшие на поверхности причины, которые привели империю к своему финалу. Но есть масса причин других, лучше спрятанных от непосвящённого глаза, о которых пространно говорил в докладных записках и специальных статьях Мартынов после Портсмута и в год февральской революции, анализируя уже другие неудачи на других фронтах. Приоткрою занавесу над некоторыми из них рукой названного военного историка, цитируя и пересказывая:

"Посреди развалин нашей старой военной системы... лишь одно стоит непоколебимо - это мужество русского солдата. Армия, которая давно потеряла всякую веру в своих начальников и которая тем не менее сохранила полную боевую готовность... должна отличаться исключительной нравственной упругостью''. Этот солдат шёл в бой, - слепо повинуясь команде, не рассуждая, не имея, в отличие от японского солдата, никакого представления об обстановке на поле боя. С дельными, любимыми офицерами он совершал чудеса храбрости; с ненавистными же или некомпетентными, с трусами этого солдата нельзя было узнать. Ведь каковы были воспитательные средства рядового состава? - Унизительное указание вышестоящим нижнему чину "своего места", кастовая отчужденность офицера от солдата. За малейшую провинность - наряд вне очереди, карцер, порка, зуботычины, грязная брань, что подавляло в простонародной душе чувство собственного достоинства. Те офицеры, которые видели в рядовом человека, равного себе, и обходились с ним согласно этому нравственному убеждению, именно в бою, больше чем в иных условиях, могли поручиться за высшую степень боеспособности своих людей. Особенно, если командир заслуживал у своих солдат уважение к его деловым качествам, твердости, доблести. Если заботился о быте подчиненных, старался избежать человеческих потерь. Но таких офицеров, по мнению Мартынова, было немного. Впрочем, и явно ненавистных "солдатских экзекуторов" в русской армии насчитывалось не больше. Преобладали просто некомпетентные, "серенькие", равнодушные к делу и окружающим, не энергичные. Именно среди них было много трусов. Вокруг таких горе-командиров, державшихся на известном отдалении от нижних чинов, вчерашние выходцы из захолустных деревень, неграмотные, не приученные к правопорядку, или малограмотные представители заводской среды легко распускались. Не чувствуя надзора, они пьянствовали, занимались грабежом, самовольно отлучались из части, так как дисциплина в русских войсках, в отличие от японских, основывалась не столько на развитии в солдатах чувства долга, сколько на страхе наказания. Кроме того, в русской армии были распространены занятия, с военным обучением не связанные. И они развращали душу бойца.

В Советском Союзе, Красной Армии которого Е. Мартынов отдал последние годы жизни, «на ура» приняли его нелицеприятные отзывы о вооружённых силах старого режима. Но когда уже советский генерал обеспокоился возникающими язвами РККА, грозящими повторением прошлых поражений, ему без царских церемоний, по-вождистки, «указали место»… у расстрельной стенки. А потом были репрессии в отношении десятков тысяч красных командиров, когда мы чуть не потеряли К. Рокоссовского; была «победа», что хуже поражения в войне с финнами, были 1941 и 1942 годы (за исключением Московской битвы). Но вернёмся к ещё живому военному историку.

Мартынов показывал откуда появлялись эти "преобладающие" офицеры: "Большая часть их выходит из юнкерских училищ, куда стекаются неудачники всех профессий, не чувствуя к военной службе ни малейшего призвания. Значительно меньшую часть своих офицеров русская армия получает из воспитанников кадетских корпусов и военных училищ. Они достаточно образованны в общем и специальном смыслах. Однако и между ними мало встречается людей, чувствующих призвание к военному делу. Дальнейшая деятельность строевого офицера обставлена так, что она внушает отвращение к военной специальности. Живое, интересное дело воспитания солдата и подготовки войск к войне сведено к формалистике и мертвечине. Весь порядок занятий точно, в подробностях, регламентирован уставами, наставлениями, инструкциями, приказами, расписаниями и т.п. Одним словом, наш строевой офицер на службе в полку находится под постоянной опекой; его деятельность лишена самостоятельности, творчества и инициативы".

Отсюда понятно, почему командный состав русской армии в значительной мере состоял из людей невежественных, не знавших современного военного дела, по общему развитию не способных его понять. Требования их носили внешний, детальный характер. В их руках (командира полка, начальника дивизии и т.д.) находилась вся карьера строевого офицера, отчего "движителем" являлись не способность и самостоятельность, а пронырливость и искательность. Кроме того, к тяжёлым условиям армейской службы присоединялись «чрезвычайно стеснённое материальное положение» - мизерные офицерские оклады. Тем не менее Мартынов как бы со вздохом облегчения делится своими наблюдениями: «Наши строевые офицеры в общей своей массе проявили немало самоотвержения... Им не хватало умения, но доблести было достаточно, что доказывается огромным процентом убыли офицеров в боях с японцами в Манчжурии».

Давая характеристику высшему командному составу, автор "Политики и стратегии" сетует, что в России человек талантливый, самостоятельный, инициативный, рискующий во имя дела служебными неприятностями, пользуется репутацией легкомысленного и беспокойного. А лишенный этих качеств, карьерист без убеждений, равнодушный к делу, но умеющий подладиться к господствующему течению, - слывёт умным и тактичным. Для последних, сумевших заручиться связями, широко открыт путь к высшим служебным назначениям. Е. Мартынов: "Фешенебельный ресторан, петербургская канцелярия и дворцовая приемная, вот где изготовляется большинство русских военачальников. Можно ли удивляться тому, что и в тяжелые дни войны они оказались лишенными творчества и инициативы?!". Есть в цитируемой книге и характеристики Генерального штаба и Академии Генерального штаба, интендантской службы, армейских штабов, военной разведки; описаны тактика, настроения в войсках и обществе с обеих сторон. Читаешь, становится больно...

Так той войне больше века - найдет спасительное объяснение читатель. Ведь после нее Россия-СССР тяжелейшую войну выиграла, и япошек в отместку за старые унижения поколотила в Манчжурии, на море и островах. Значит, Русская армия, ставшая Красной, хорошо вызубрила кровавые уроки, приняла, меры, чтобы не повторились Мукден и Цусима. А сегодня мы – вторая по ядерному арсеналу держава в мире. Не замай!

Возразить приведенным фактам трудно, только не исчерпана тема тревожных размышлений. Да, солдат образован; кругозор его стал неизмеримо шире, на хамства офицера, случись такое (ведь случается!) найдет как ответить. И руководство боем может взять на себя. Но появилась уже в советское время крайне неблагоприятная для развития самостоятельности, патриотизма, чувства собственного достоинства «дедовщина». Искоренена ли? Ликвидирован ли сектор невоенных дел рядовых: строительство генеральских дач, например? И если не нищ офицер, то, как всегда, считает рублики и нередко бездомен. И его "удобный" для начальства сотоварищ нередко чинами вырывается вперед, а "генерал от канцелярий, приемных и ресторанов", глядишь (и часто видишь), отодвигает крупнозвездным плечиком армейского заслуженного военачальника на пенсию - по достижению того 60-и.

Все это и многое другое русская армия уже проходила. Но выучены ли потомками печальные уроки? Уверенности нет, ведь учатся на собственных ошибках, что подтвердила Великая Отечественная война.

Я разделяю ту точку зрения, что главной ошибкой Правительства Николая Александровича было поспешное согласие на мирные переговоры. Ведь сухопутные силы РИА не былы наголову разбиты ни в одном сражении, лишь отступали после неудач. Притом, полнение их свежими полками было лишь вопросом времени. Будь на месте последнего нашего царя Александр Павлович, непреклонно преследовавший Бонапарта до Парижа, или советский самодержец Сталин, то первая Русско-японская война закончилась бы в худшем для России случае "вничью".

1.0x