Ленинский городомор (городов мор)
В революционное лихолетье деревня бывшей империи жила отнюдь не впроголодь, поскольку крестьяне перестали, как прежде, тратиться на приобретение исчезнувших из свободной продажи промышленных товаров, а изъятая у помещиков земля давала прибавку к столу. Но «излишки» исчезли сразу, ибо на хлебную монополию большевистской власти и резкое сужение рынков сбыта зерна деревенский «буржуй» ответил сокращением посевов. Тем более, что новая власть, назвавшая себя (хм!) народной, вновь, после короткого мира, стала отрывать уцелевшие в германскую войну крестьянские руки от сохи, вкладывая в них ружья для братоубийства. Кому пахать и сеять? Будь продразвёрстка направлена на чрезмерно переполненные хозяйские закрома, проводись она справедливо, с соблюдением хотя бы «революционной законности» (т.е. беззакония, возведённого в закон), то крестьянин смирился бы, под дулом маузера, с неизбежностью расставаться «за так» с частью своей собственности. Романтически настроенных рыцарей революции, людей чести и справедливости, таких как Николай Островский (лит. Павка Корчагин), было ничтожно мало, и они добровольно ушли на фронт под пули контрреволюции. Смута потому называется смутой, что она поднимает мутные волны беспринципных масс, всегда готовых под лозунгами равенства и свободы поживиться за счёт тех, кто не способен постоять за себя. Насильники и грабители по призванию, как правило, возглавили продотряды, которые орда за ордой пошли по деревням. Вот несколько примеров из воспоминаний большевистских вожаков, из документов РКИ, из циркулярного письма ЦК РКП(Б) об изъятии «излишков» у крестьян:
«Они (2-й Коммунистический продотряд. – С.С.) выгребают дочиста… применяя насилие… массу незаконных арестов… Выгружают подворно, проделывая обыск, и попутно берут, что попадает под руку, как-то: сукно, сапоги, мясо… Обыкновенно из реквизированного ничего не доходит до городов, поедают на местах. Продотряды катаются как сыр в масле, а если попадается спекулянт, то всё устраивается… (выгодней всего комиссары меняли хлеб на кокаин и золото, припрятанное населением на «чёрный день». – С.С.). В элеваторах Тамбовской губернии хлеба лежит порядочное количество, который часто сложен сырой и поэтому преет в складах». «В селе Хомутец Лебедянский продотряд… стал притеснять граждан, бить скотину и птицу, и угрожать смертью отдельным лицам… Продотряд перепился, ворвался во время богослужения в церковь и убил нескольких граждан». И ещё (В. Шамбаров, «Белогвардейщина», с.310-311. М., ЭКСМО, 2004):
«Собранный у крестьян хлеб гниёт на близлежащих станциях… При сборе хлеба реквизиционные отряды применяют недопустимые репрессии: порют крестьян (чит. о зверствах Салтычихи и др. помещиков при проклятом царизме. – С.С.), запирают в холодные амбары…из отобранного у крестьян хлеба начальники отрядов заставляют тех же крестьян гнать для себя самогон».
Нечего удивляться, что при таких «снабженцах» в подконтрольных большевикам городах население жило впроголодь. Даже Его Величества Гегемона, с которым со «скромным обаянием» заигрывали большевики, не щадила «костлявая рука». Судите сами: в 1918-19 годах по «рабочей карточке»(!) в Москве полагалось в день 124 граммов хлеба, 12 граммов мяса и столько же постного масла на рот, и ещё кое-что полусъедобное в граммах, что по пустым сусекам освобождённого труда наскребалось. Сколько же доставалась от народной власти какой-нибудь школьной училке, вдовой домохозяйке-буржуинке, служащему казённого учреждения и всяким «нетрудовым (по большевистской градации) элементам», даже страшно дознаваться.
И всё-таки, неужели в эти «суровые годы», как поётся в известной домкомовской песне из известного кинофильма, не было ни одной категории населения, где на голодный рот приходилось бы более 124 граммов хлеба на день? Например, дети? Ветераны? Пациенты клиник?
В поисках ответа на эти вопросы я наткнулся на сведения о снабжении продуктами питания и промышленными товарами работников аппарата власти. Они-то, избранники новой эпохи, уже в 1918-19 годах жили в тёплом предбаннике коммунизма, отовариваясь жизненными благами через спецраспределители. Известно по документам: совнаркомовских спецпайков насчитывалось почти 10 тысяч. Вот вам и поголовье отцов-основателей советской компартийной элиты. К ним я вернусь ниже. А пока поделюсь ещё одной находкой, подтверждающей верность принципу социализма «каждому – по его труду».
Усиленное питание получали чекисты: на день – 800 граммов хлеба (за 6-х рабочих, с добавкой, поедал «чрезвычайный комиссар»), 200 граммов мяса (дневная норма 16-и рабочих!). Паёк по норме №1 содержал также муку, крупы, овощи, масло (по выбору – сало), чай, сахар, табак и мыло, чтобы «руки, по локоть, были чистыми». Не знаю, как кому, а для меня это калька с истории «Опричнины». Но надо согласиться: не зря питомцы Дзержинского хлеб ели. Ведь воевали сразу на нескольких фронтах – на обычных, где сопротивление белых регулярная РККА долго сломить не могла; на внутренних карательных (по принуждению крестьян делиться хлебом с городами, которые большевики, в силу своего всестороннего непрофессионализма, морили голодом, см. выше; по подавлению восстаний обманутых рабочих, по выявлению и уничтожению «контры»; по назначению «контрой» всякого, кто «бывшей» рожей не вписывался в новый порядок).
Территория совнаркомовских спецпайков
С переездом «рабоче-крестьянского» правительства из Петрограда в Москву, тайно, под охраной латышских стрелков (март 1918 г.), Кремль превращается в освещённый электричеством, закрытый город большевистской безродной знати, окружившей себя обслугой и телохранителями на манер бояр. Образовался оазис относительного довольства среди разорённой смутой страны натурального хозяйства в деревнях и голодных, погружённых во тьму городов. Со временем набралось на Боровицком холме чуть больше 1000 гражданских обитателей с детьми и почти столько же военизированной охраны. Улучшение повседневной жизни тех, кто узурпировал, через насилие, право представлять власть народа, происходило на фоне ухудшения жизни за кремлёвской стеной.
Здесь я рассматриваю только снабжение новых жильцов царской цитадели продуктами питания в годы Гражданской войны. Обеспечением «беженцев из Смольного» занялось Управление делами Совнаркома. 29 мая 1918 г. поступила оттуда просьба к Московскому продовольственному комитету предоставить в распоряжение столовой при СНК «известное количество, как-то: ветчины, птицы, консервов мясных, сыра и т. п.». В другие дни, в других письмах по другим адресам, для Двора их сиятельств народных комиссаров просят (пока ещё вежливо просят) хлеба и крупы (видно, ветчина сама по себе в рот не лезла), также «табак высшего!!! сорта». А поскольку, как известно, аппетит приходит во время еды, доходит черёд и до редких продуктов – до икры, вина, орехов… Думаю, «народная» власть при этом учитывала потребности рабочих вне Кремля: к положенным на рот 124-м граммам хлеба, наверное, добавляла 1-у паюсную икринку и окурок папироски с табачком высшего сорта, также давала возможность понюхать пробку от «Вдовы Клико».
В 1919 году, когда частные лавки и магазины, рестораны, закусочные, столовые и даже уличные торговцы национализируются, с продовольствием в «красной зоне» становится ещё хуже. Но при этом состав пайков для кремлёвцев удивительно разнообразится. За пайки удерживают деньги, но меньше их стоимости. В разгаре борьба за более сытный список и за место в списке – зависть, суетня, мелочные пересуды о разнице в пайках. Списки привилегированных пайков начинались с имени Ленина. Число людей в тех списках небожителей варьировалось от 100 до 200 чел. Другие жители Кремля получали менее значительные, но регулярные пайки. По сравнению с ними окружающий московский мир выглядел Голодной Степью. В меню кремлёвских столовых был большой выбор мяса, птицы, обычной рыбы, овощей, масла, яиц, круп, даже деликатесных продуктов - колбас и редких лососевых. До коммунизма ещё далеко, а белорыбица уже под рукой, каждому по потребности. На икру там уже и не смотрели. Ведь вся Волга стала красной, не только от крови. Все другие, причастные к власти, но живущие вне этого райского места, стремились получить доступ туда, где кушал Вождь мирового пролетариата, что порождало взаимную зависть и ненависть в партийной среде. Вокруг пайков происходило формирование иерархии, что в конце концов приведёт к распаду Страны Советов в 1991 году. Ибо «закормленная» номенклатура безвозвратно противопоставила себя обществу бесконечного дефицита.
Новые хозяева России понимали опасность, исходящую от «власти пайка». Поэтому поощряли легенды об аскетичности вождей. Якобы то один из них, то другой падал в «голодный обморок», вдохновляя авторов сказочных повествований о тяготах кремлёвской жизни. Конечно, в отдельных случаях кто-то из ленинского окружения мог и забыть вовремя поесть (с последствием для здоровья, подорванного ссылками в Женеву, на о. Капри и т.д.). Ведь ответственные головы были перегружены мыслями о счастье народов России, ранее угнетаемых русскими шовинистами. Работали заполночь, думая думу, где прятаться, если конница Шкуро ворвётся в Первопрестольную. А столовки закрывались ввечеру. Так что ещё разобраться надо в природе вождистских обмороков: от недоедания ли или от переедания деликатесами «не первой свежести», или от чего ещё… Но нельзя исключать и временные перебои с продуктами питания. Ведь, как описано выше, далеко не все обозы с реквизированными дарами деревни исполнители продразвёрсток довозили до места назначения. Да и телеги, въезжающие в ворота Троицкой башни, как правило, оказывались уполовиненными.
На Руси как на Руси, хоть белая она, хоть красная
Много ещё есть что рассказать на занятную тему, но рамки, рамки, проклятые рамки…
Продолжение – «Картошка с салом для Железного Феликса» - следует.
