Эссе 3-е. 1941 – 1945 ВСПОЛОХИ
ДЕТСКИХ ВОСПОМИНАНИЙ
В тот день, когда окончилась война И все стволы палили в счёт салюта,
В тот час на торжестве была одна Особая для наших чувств минута. В конце пути,
в далёкой стороне, Под гром пальбы прощались мы впервые Со всеми, что погибли
на войне, Как с мёртвыми прощаются живые. До той поры в душевной глубине
Мы не прощались так бесповоротно, Мы были с ними как бы наравне
И разделял нас только лист учётный. Мы с ними шли дорогою войны
В едином братстве воинском до срока, Суровой славой их озарены,
От их судьбы всегда неподалёку. И только здесь, в особый этот миг,
Исполненный величья и печали, Мы отделились навсегда от них:
Нас эти залпы с ними разлучали. Внушала нам стволов ревущих сталь,
Что нам уже не числиться в потерях, И, кроясь дымкой, он уходит вдаль,
Заполненный товарищами берег…
Детская память сохранила связанное с фашистским нашествием: прожектора в тревожно-ночном небе, недобрый гул вражеских самолётов. По просёлкам шли
н а ш и. Суровые лица бойцов. Колонны. Колонны. Грузовики. Танки и «танкетки». Босоногая ребятня с жадным любопытством наблюдала военный быт. Пустые консервные банки, обнаруженные после стоянок боевых подразделений,
становились игрушками.
.
Простились мы. И смолкнул гул пальбы, И время шло. И с той поры над ними
Берёзы, вербы, клёны и дубы В который раз листву свою сменили.
Но вновь и вновь появится листва, И наши дети вырастут и внуки,
А гром пальбы в любые торжесчтва Напомнит нам о той большой разлуке.
И не затем, что уговор храним, Что память полагается такая,
И не затем, нет, не одним, Что ветры войн шумят, не утихая.
Истекал кровью Воронеж, захваченный ворогом. До последней капли крови сражались воины под Ельцом. Гитлеровская нечисть подмяла Михайлов под Рязанью.
До линии фронта - какие-то десятки километров. Похоронки. ПАохоронки. Похоронки… На одном Становом Бугре остались вдовами с малышнёй-несмышлёнышами Настасья, Пелагея, Любашка, Варвара, Наталья, Прасковья… Письма с фронта… Оставшиеся уходили рыть окопы. До сих пор сохранились окопы военных лет. Сейчас в них поселились ежи, снуют ящерицы, растут свинухи и опята. В окопах долго не тает снег…
И нам уроки мужества даны В бессмертье тех, что стали горсткой пыли,
Нет, даже если б жертвы той войны Последними на этом свете были, -
Смогли б ли мы, оставив их вдали, Прожить без них в своём отдельном счастье,
Глазами их не видеть их земли, И слухом их не слышать мир отчасти?
Суда живых не меньше павших суд. И пусть в душе до дней моих скончанья
Живёт, гремит торжественный салют Победы и великого прощанья…
1941 – 1945: ВСПОЛОХИ ДЕТСКИХ ВОСПОМИНАНИЙ
Далёкое-близкое, болевое-горевое отдаляется с каждой журавлиной стаей над Шишикиным Логом, с каждой скворечней в Ерёмовке, с каждым высокополётным жаворонком, с сенокосной раздольной песней у Спусков… К памятнику-обелиску в центре села вдовы и сироты приносили и приносят ландыши из Тимохина Угла, ромашки
из-под Сосенок, колокольчики с Талов, чабрец из Малиновых Кустов.
Отроческая память высвечивает сквозь магический кристалл воспоминаний бурю-радугу лихолетья, кремень-слезу утрат, вешнее тепло улыбок при встречах всё-таки возвратившихся к отчему порогу. Трофейные губные гармошки наяривали «матаню-матанёк»; в простенках вывешивались фотографии, запечатлевшие Иванов у рейхстага, Петров - на Одере, Сидоров - в Варшаве. Становились семейными реликвиями благодарственные письма и грамоты Верховного Главнокомандующего, именные награды.
Фронтовые газеты 1941-1945 годов… Помню, как пришло с фронта письмо с
вырезкой из газеты. Боевая многотиражка поместила репортаж-быль о том, как юный водитель Михаил Шахов, выполняя приказ, прибыл в энский населённый пункт, где уже хозяйничали фрицы. Не растерявшись, воин-каликинец сумел отбиться от наседавших фашистов, спас товарищей и боевую технику. Ордена и медали за ратные заслуги напоминают дяде Мише, израненному, но уцелевшему в боях-пожарищах, о суровом-незабываемом. Когда уже совсем невмоготу от тяжких ранений, приезжает он в родное Каликино, на свои Бугры; врачуют раны физические и душевные черёмуховые гроздья под Гудовом и Гудбоком, шум дубовых рощ в Густом-Кружках, панорама заливных лугов по-над Подгоркой. Вспоминается былое, садняще-незабываемое… Взвод «накрыт» обстрелом как раз среди реки. Молодой ледок рухнул. Бойцы - в ледяной воде. Выбраться на сушу нельзя: прижимает кинжальный прицельный огонь. Мороз же лютует
пуще фрицев. Спасли сумерки да девчата-санитарки. Погрузили они обледеневших, ставших беспомощными, солдат на санки и доставили в санбат…».
Цитируемые строки были помещены в памятном альманахе «Липчане - Великой Победе» в 1995 году. Дядя Миша ( возглавивший после демобилизации крупное автомобильное хозяйство в подмосковном Ногинске) ещё несколько раз навещал «малую родину», а потом пришла скорбная весть о кончине фронтовика Михаила Ивановича Шахова…
…Уходят из жизни ветераны. Уходят к тем, чью жизнь жестоко, беспощадно оборвали роковые, сороковые.
Его зарыли в шар земной,
А был он лишь солдат,
Всего, друзья, солдат простой,
Без званий и наград.
Ему как мавзолей земля -
На миллион веков,
И Млечные Пути пылят
Вокруг него с боков…
Е м у к а к м а в з о л е й з е м л я… Лежат русские Иваны из Бухового, Петры из Каликина, Фёдоры из Путятина, Алёши из Колыбельского вдали от родимой земли; болгарские черёмухи, венгерские сирени, чешские рябины, словацкие ивы плакучие склоняются над братскими могилами и безымянными, почти забытыми. Журалиным
кликом-плачем из холодеющего поднебесья просквозит над родимыми могилами, над исчезающими холмиками былых спешных захоронений горевое-приветное, вдовье-безутешное, скорбно-болевое приветствие Родины-матери, позвавшей их на защиту свою от лютого ворога, оплакивающей павших сыновей и дочерей своих, хранящей вечную память о них в святцах души, святцах сердца.
Уходят из жизни ветераны, подкошенные ранами, болями физическими и душевными; в мирной жизни бывшие танкисты и артиллеристы становились трактористами, шофёрами, механизаторами широкого профиля; военные санитарки - врачами и педагогами. Попутный ветерок заносил их порой на редкие встречи боевых друзей, в грустном-светлом застолье пели они про северо-западный фронт, про землянку в три наката, про повстречавшуюся в партизанском отряде цыганку-молдаванку, что собирала виноград в соседнем саду… Читали любимых поэтов-фронтовиков…
Я проходил, скрипя зубами, мимо
Сожжённых сёл, казнённых городов,
По горестной, по русской, по родимой,
Завещанной от дедов и отцов.
Запоминал над деревнями пламя,
И ветер, разносивший жаркий прах,
И девушек, библейскими гвоздями
Распятых на райкомовских дверях.
И вороньё кружилось без боязни,
И коршун рвал добычу на глазах,
И метил все бесчинства и все казни
Паучий извивающийся знак.
В своей печали древним песням равный,
Я сёла, словно летопись, листал
И в каждой бабе видел Ярославну,
Во всех ручьях Непрядву узнавал.
Крови своей, своим святыням верный,
Слова старинные я повторял скорбя:
- Россия, мати! Свете мой безмерный,
Которой местью мстить мне за тебя?
С е р г е й Н а р о в ч а т о в. «В те годы».
…После отгремевших майскими короткими ночами 45-го многие из них, юные, молодые, ещё несколько лет служили в Советской Армии. Приходили домой, чтобы работать, учиться, сеять разумное, доброе, вечное…
…Уходят из жизни ветераны. Вот и на каликинском кладбище вырос ещё один могильный холмик: зарыли в шар земной ещё одного солдата Н и к о л а я
С е р г е е в и ч а В о с т р и к о в а, человека судьбы труднейшей, со многими изломами. Несколько раз юноша-танкист горел в подбитом танке, в госпиталях залечивал раны и ожоги, получал новый танк, новое задание; и так - до самой Победы… В одном из фронтовых писем родной сестре ( а моей матери - Марии Сергеевне) была запечатана
фотографическая карточка: почти мальчишка - с солдатским орденом Славы, медалью «За боевые заслуги».
Общее горе страны, державы - гибель защитников Родины - в скорбной череде повторяется в каждой семье, в каждом родственном содружестве: шар земной, родимые погосты всё чаще принимают ушедших из жизни ветеранов войны и труда.
Берёзово-кленовое полукружье тревожно-горестно зашумело над новой могилой - последним земным лоном-усыпальницей ветерана М и х а и л а К у з ь м и ч а
У с т ю г о в а. Сибиряк, дальневосточник породнился с рязанцами-каликинцами. В годы Великой Отечественной - на высоких берегах Амура-батюшки, сдерживая натиск
японских самураев, сокрушая пособников гитлеризма, на Тихом Океане отстаивая честь и независимость Отечества. В мирное время воин-ветеран возглавлял работы государственной важности - строительство и функционирование на Дальнем Востоке радио - и телевизионных систем. Пенсионер союзного значения, крупный общественный и культурный деятель до последних дней «болел Россией», надеялся и исповедовал идеалы державности, разумности, социальной и нравственной справедливости. Совсем недавно ушла из жизни супруга его Людмила Карповна, ветеран педагогического труда, Заслуженный учитель России…
Падают льдинки-снежинки на могильные холмики. Шумят берёзы и вязы. Осиротевшее небо. Осиротевшая земля. Осиротевшие люди. Светлая печаль о былом. Вечная память о достойных, самоотверженных, близких-близких…
Александр Твардовский выразил мысли, чувства, чаяния миллионов соотечественников («В тот день, когда окончилась война И все стволы палили в счёт салюта, В тот час на торжестве была одна Особая для наших чувств минута…».
…
….Воспоминания, воспоминания!.. С годами (тем более, с пятилетиями, десятилетиями, четвертьвековыми и полувековыми временными этапами жизни) всё
отчётливее звучит-отзывается эхо минувшего, эхо былого.
С разбуженных долгожданным наплывом апрельского тепла гор, пригорков, холмов, обрывов устремляются вешние неуёмные потоки; стремительные ручьи, рождающие брызгучие радуги водопады гласят-разноголосят о преодолении лютующей стужи, о пробуждении деревьев и трав, о скромной несказанной прелести первоцветов-подснежников.
Вместо осенних у л е т а ю щ и х стай, в теплеющем поднебесье сквозят
стаи п р и л е т а ю щ и е… Грачи прилетели… Скворцы прилетели… Гуси-лебеди в голубом просторе…
Смотрят-слушают Кривополянье, Буховое, Колыбельское, Путятино, Ратчино
весенний шум, прилёт и гнездование пернатых… Смотрят-слушают Доброе, Каликино,
Панино, Хомутцы, Махоново буйство вешнего половодья, ледоход, светотень, цветомузыку заливных лугов, приворонежского бора.
«Ч ь и в ы? Ч ь и в ы?» - любопытствуют озёрные чибисы, В самом деле, чьи мы, кто мы на этой земле?…
*********************************************************************
Ордена отцы уже не носят, -
Те, что заслужили на войне.
Как на праздник, ходят на покосы
В гимнастёрках младших сыновей.
Строят дом, под вишни лунки роют,
Внуков поднимают к потолку.
Дескать, кто сказал, что мы герои?
Мало ли что было на веку!
Под Ельцом ли было, под Полтавой, -
Солона солдатская страда.
Только не гонялись мы за славой,
Мы о жизни думали тогда…
И привычно в пойме травы косят,
Солнце - как салют над головой.
…Ордена отцы уже не носят,
В сердце носят выигранный бой.
Б о р и с Ш а л ь н е в. «Ветераны».
