ВАСИЛИЙ Ш А Х О
электорат грудинина: дети войны, советской эпохи-1
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой
С фашистской силой тёмною,
С проклятою ордой.
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, —
Идёт война народная,
Священная война!
Как два различных полюса,
Во всём враждебны мы.
За свет и мир мы боремся,
Они — за царство тьмы.
Дадим отпор душителям
Всех пламенных идей,
Насильникам, грабителям,
Мучителям людей!
Не смеют крылья чёрные
Над Родиной летать,
Поля её просторные
Не смеет враг топтать!
Гнилой фашистской нечисти
Загоним пулю в лоб,
Отребью человечества
Сколотим крепкий гроб!
Пойдём ломить всей силою,
Всем сердцем, всей душой
За землю нашу милую,
За наш Союз большой!
………………………………………………..
………………………………………………..
Теперь иные звуки…
Но, коль нагрянет враг,
Возьму винтовку в руки
И выровняю шаг!..
Борис К о т о в,
Герой Советского Союза
Внушала нам стволов ревущих сталь,
Что нам уже не числиться в потерях.
И, кроясь дымкой, он уходит вдаль,
Заполненный товарищами берег… А.Т. Т в а р д о в с к и й
Уже в почтенно-преклонном возрасте те, у кого о Великой Отечественной войне сохранились лишь детские разрозненно-обрывочные картины-силуэты воспоминаний. Исповедальные рассказы родных, близких людей дополняли эти ранне-детские воспоминания жгуче-болевыми реалиями событий, опаливших Орловщину, курско-воронежскую, рязанско-тульскую землю.
Родная Русь, не раз «кровью умытая», подверглась в 1941-1945 годах, пожалуй, самому лютому нашествию. Русь выстояла. Россия победила. Орловские Викторы, рязанские Сергеи, тамбовские Иваны, воронежские Алексеи, курские Касьяны, липецкие Пелагеи, тульские Николаи, белгородские Михаилы выдюжили, осилили, превозмогли, одолели, смертию смерть попрали, вышибли гибельный меч из рук ворога; но «не многие вернулись с поля», с кровавых полей битв. А возвратившиеся всю оставшуюся жизнь залечивали-врачевали физические и душевные раны… - «Привет тебе, жизни денница! Встаю, одеваюсь, иду. Дымком отдаёт росяница На яблонях белых в саду. Я думаю: Как прекрасна Земля И на ней человек.. И сколько с войной несчастных Уродов теперь и калек! И сколько зарыто в ямах! И сколько зароют ещё! И чувствую в скулах упрямых Жестокую судоргу щёк. Нет, нет! Не пойду навеки! За то, что какая-то мразь Бросает солдату-калеке Пятак или гривенник в грязь»…
Русь, Русь!.. Сколько горя, сколько бед, сколько испытаний обрушивалось на твои просторы, на твои сёла и города!.. Сколько человеческих судеб искалечивали, кромсали, скрючивали военные лихолетья!.. – « Вы думаете, павшие молчат! Конечно, да - вы скажете. Неверно! Они кричат, Пока ещё стучат Сердца живых И осязают нервы. Они кричат не где-нибудь, А в нас»… - Егор Исаев в «Суде памяти» напоминает о суровых уроках войны. Кстати, липецкие краеведы обнаружили родительские «корни» самого Егора Александровича Исаева не где-нибудь, а в раненбургско-рязанской, чаплыгинско-липецкой земле. Земледельческие поколения Исаевых трудились здесь («Мы - ковали от первой наковальни, Мы - плугари от первой борозды»); тяжела и многотрудна жизнь россиян, жизнь григорьевых, ивановых, сидоровых, есениных, исаевых, твардовских, басовых(«Слеза не просто, а всея Руси слеза-кремень!» - «Даль памяти»). Образ Памяти - исповедальная концентрация пережитого, прочувствованного, выстраданного; сгусток страданий человека и человечества, прошедших через кровь, смерть, лютование изуверства; незатухающая боль воспоминаний, упований, надежд: «Менялись флаги на её плечах, Черты лица и голоса менялись И лишь слеза - одна на всех. Со дна Людского немелеющего горя. В ней боль одна И скорбь одна»…
А с т а п о в о. Л е в Т о л с т о й. Станционный дом Озолина, где протекли последние часы, последние мгновения жизни автора «Войны и мира», «Севастопольских рассказов». Отсюда осиротевшая Россия пронесла гроб с телом усопшего до Ясной Поляны.
Гитлеровцы надругались над музеем-усадьбой Ясная Поляна. Экспонаты были расхищены. В доме Толстого устроили казарму. Личные вещи Льва Николаевича сожжены в печах. Соха, которой пахал Толстой, разломана и выброшена. Стены размалёваны порнографическими рисунками. Вспорот диван, на котором родился писатель. Знаменитая комната под сводами превращена в грязный хлев. Украдено седло. Толстой до старости ездил верхом. Чтобы скрыть чудовищные надругательства над святынями, солдаты дивизии «Оленья голова» подожгли толстовскую усадьбу. У могилы же Льва Толстого на краю оврага разместили немецкое кладбище.
Орёл. Курск. Белгород. Елец. Тула. Ефремов. Михайлов… Чудовищная мощь вражеского нашествия. Вандализм и кощунство гитлеровцев. Фашистская окупация захлестнула и лермонтовское Кропотово.
К р о п о т о в о - Л е р м о н т о в о. Ныне деревня Лукьяновского сельсовета Становлянского района Липецкой области. Архивные документы доподлинно ведают, что в 1781 году купил сию деревеньку Пётр Лермонтов - дед великого поэта. С 1817 года в Кропотове жил отец поэта Юрий Петрович. Сюда к отцу в 1827 году приезжал Миша Лермонтов…
Из далёкого Парижа следит за событиями на малой родине Иван Алексеевич Бунин. В автобиографической «Жизни Арсеньева» Бунин размышляет: «Как связать с этой Кропотовкой всё то, что такое Лермонтов?»
Воспоминания автобиографического героя: «…въехал в ту самую Кропотовку, где было родовое имение Лермонтовых…» Бунин-Арсеньев - во власти минувшего, родного-близкого: «Да, вот Кропотовка, этот забытый дом, на который я никогда не могу смотреть без каких-то бесконечно-грустных и неизъяснимых чувств…» Арсеньев-Бунин в ретроспективе-воспоминании сближает судьбу Лермонтова со своей судьбой? «Вот бедная колыбель его, наша общая с ним, вот его начальные дни, младенческая душа, «желанием чудным полна».
Теперь же здесь хозяйничают немцы. Как и в Ельце, в Ефремове, где могилы матери Бунина, его близких. Оккупированное Кропотово… Через призму трагических событий тех дней воспринимаются с особой силой и глубиной мемуарно-исповедальные строки Бунина о лермонтовской кропотовской «колыбели»: «…и первые стихи, столь же, как и мои, беспомощные… А потом что? А потом вдруг «Демон», «Мцыри», «Тамань», «Дубовый листок оторвался от ветки родимой…» Как связать с этой Кропотовкой всё то, что есть Лермонтов? - и увидел сперва два тома его сочинений, увидел его портрет, странное молодое лицо с неподвижными тёмными глазами, потом стал видеть стихотворение за стихотворением и не только внешнюю форму их, но и картины, с ним связанные, то есть то, что и казалось мне земными днями Лермонтова: снежную вершину Казбека, Дарьяльское ущелье, ту, неведомую мне, светлую долину Грузии, где шумят, «обнявшись, точно две сестры, струи Арагвы и Куры», облачную ночь и хижину в Тамани, дымную синеву, в которой белеет вдали парус, молодую ярко-зелёную чинару у какого-то уже совсем сказочного Чёрного моря…»
Липецкие краеведы проследили историю лермонтовской усадьбы в Кропотове, сожженной гитлеровцами. Сохранилась фотография дома Ю.П. Лермонтова 1927 года: на фасаде девять окон. В Пушкинском Доме (Санкт-Петербург) есть записи, основанные на свидетельствах старожилов: «Крайнее правое окно - по преданию - комната Михаила Юрьевича, рядом два окна - спальня Юрия Петровича, комната с балконом - гостиная, три окна с левой стороны - зал. В другой стороне дома через коридор - столовая и две комнаты сестёр Юрия Петровича».
Лермонтовский дом окружали постройки: погреб и ледник, чуть подальше - людская кухня, ткацкая, конюшня, каретный сарай, амбар, людская изба, скотный двор.
«Кругом родные все места…» В трёх с небольшим верстах от Кропотова - Шипово, с небольшой церквушкой постройки восемнадцатого столетия. Перед алтарной частью церкви похоронен Юрий Петрович Лермонтов… Окрестные селения: Кочетовка. Любашевка, Луговка, Щербачевка, Сретенка, Лобаново. Дорога на Ефремов и Тулу…
Военное лихолетье опалит, выжджет, уничтожит, искалечит «родние все места». В автобиографических записках «Моё завещание» великий поэт высказал сокровенное: «Схороните меня под этим сухим деревом, чтобы два образа смерти предстали глазам вашим, я любил под ним и слышал волшебное слово «люблю»… Похороните мои кости под этой сухой яблоней, положите камень…» Старожилы рассказывают, что до 1939 года устремлялся в кропотовское поднебесье серебристый тополь с вырезанным рукой поэта вензелем «М. Ю. Л.»
Известный краевед из Лебедяни, ветеран войны и труда А.С. Курков рассказывает о встрече с потомком поэта (правнучатым племянником) Петром Николаевичем Лермонтовым, участником первой мировой войны и Великой Отечественной. Начальник штаба авиационного полка подполковник П.Н. Лермонтов - в числе защитников столицы. Летом 1941 года фронтовая тропа привела его на Бородинское поле, где шли тогда тяжелые кровопролитные бои. Пётр Николаевич вспоминал, как в минуты затишья читал он красноармейцам пронзительно духоподъёмные строки:«Забил снаряд я в пушку туго И думал: угощу я друга! Постой-ка , брат , мусью! Что тут хитрить, пожалуй к бою; Уж мы пойдём ломить стеною, Уж постоим мы головою За родину свою!.. Изведал враг в тот день немало, Что значит русский бой удалый, Наш рукопашный бой!..»
Лермонтовское «Бородино» сражалось… Лермонтовские вдохновенные строфы формировали активную нравственную позицию воинов-россиян, укрепляли веру в победу. «Знакомый лермонтовский томик В сырой землянке на войне… Сейчас, наверно, и не вспомнить, Кто дал его на память мне, К огню подсядешь и листаешь, И хоть отвык уже от книг, А «Завещанье» прочитаешь, «Бородино» и «Валерик»… - говорит о самых сокровенных воспоминаниях фронтовой жизни Леонид Хаустов.
Одна из фронтовых газет сообщала о том, как отличился в бою молодой лейтенант с примечательной фамилией П е ч о р и н.
Лермонтовское озарение. Лермонтовское видение. Лермонтовское прозрение. Лермонтовское п р и с у т с т в и е. Вместе с Пушкиным, русскими классиками автор «Героя нашего времени» отстаивал доброе, вечное, сокрушал зло и несправедливость.
Ашот Гарнакерьян, посвятивший Лермонтову проникновенные строки признательности и уважения, размышлял о трудной, но светлой и героической судьбе России, давшей миру великих сыновей и дочерей: «Пусть нет во мне крови славянской, От русского чем отличим? Лишь взгляд моих глаз азиатских Загадочным блеском томим. Лишь смуглая матовость кожи Напомнит моим друзьям, Что я не родился в Поволжье,
Не бегал по тульским полям, Не слушал в Диканьке я сказки О ведьмах при свете луны,
Что предки мои у Аракса, В предгорьяъх, пасли табуны. Но северный снег и метели И Пушкина гордый язык С младенческих лет, с колыбели Считать я родным привык.
И голосу совести внемля, Солдатской дорогой идя, Сражался за русскую землю,
По-русски себя не щадя»…
«Перекличка с лучшими людьми русского народа крепила и одухотворяла многонациональное содружество защитников Отечества, сражавшихся «за русскую землю, по-русски себя не щадя».
…Скорбный список погубленных святынь приводит в содрогание. Но лютование ворога оказалось не в силах принизить русского характера, российского достоинства. В краеведческом альманахе «К о р е н ё в щ и н о» опубликовано эссе В.Волокитина «Спасённая святыня», повествующее о Григории С т а р ч е у с е из деревни Покровки под Добринкой. «Могила А.С. Пушкина заминирована. Входить нельзя. Ст. лейтенант Старчеус» - эта дощечка до сих пор бережно хранится в пушкинском музее. Григорий Старчеус и его боевые друзья разминировапли Святогорский монастырь, Пушкинские горы.
Грозным предостережением татям звучат пушкинские строки:
Но тяжко будет им похмелье,
Но долог будет сон гостей
На тесном, хладном новоселье,
Под злаком северных полей!
…Детская память сохранила связанное с фашистским нашествием: прожектора в тревожно-ночном небе, недобрый гул вражеских самолётов. По просёлкам шли н а ш и. Суровые лица бойцов. Колонны. Колонны. Колонны. Грузовики. Танки и «танкетки». Босоногая ребятня с жадным любопытством наблюдала военный быт. Пустые консервные банки, обнаруженные после стоянок боевых подразделений, становились игрушками.
Истекал кровью Воронеж, захваченный ворогом. До последней капли крови сражались воины под Ельцом. Гитлеровская нечисть подмяла Михайлов под Рязанью. До линии фронта - какие-то десятки километров. Похоронки. Похоронки. Похоронки… На одном Становом Бугре в Каликине остались вдовами с малышами-несмышлёнышами Настасья, Пелагея, Любашка, Варвара, Наталья, Праскровья… Письма с фронта… Оставшиеся уходили рыть окопы. До сих пор сохранились окопы военных лет. Сейчас в них поселились ежи, снуют ящерицв, растут свинухи и опята. В окопах долго не тает снег…
Париж - Бунинские Озерки: зловещие зарницы нашествия.
Иван Бунин, его жизненная и творческая позиция в 1941-1945 годах… «Везде тревога: Германия хочет напасть на Россию?.. В городе купили швейцарские газеты: «отношения между Германией и Россией вступили в особо острую фазу». Неужели дело идёт всерьёз?!» (дневниковая запись 21 июня 1941 года).
Архивы, библиографические разыскания позволяют воссоздать атмосферу, обстановку, быт и бытие тех далёких лет.
Бунинская дневниковая запись в первый день войны с фашистами: « 22.06.41. 2 часа дня. С новой страницы пишу продолжение этого дня - великое событие - Германия нынче утром объявила войну России - и финны и румыны уже «вторглись» в «пределы» её… Побежал в столовую к радио - да! Взволновались мы ужасно… Тихий, мутный день, вся долина в беловатом лёгком тумане. Да, теперь действительно так: или пан или пропал».
Кого оставят равнодушным бунинские исповедально-горестные строки?.. «Взволновались мы ужасно…». О родине издалека: «Опять всем нутром своим ощутил я эту самую Русь… Опять сильно чувствовал, как огромна, дика, пустынна, сложна, ужасна и хороша она…».
Эпистолярные и мемуарные свидетельства отношения Бунина к России, русской культуре. 24 июня 1941 года Бунин сообщает о чтении сочинений Александра Ивановича Левитова. Факт во многом примечательный (тем более для нас, липчан). «Бывшего города Доброго пономаря Ивана сын» А.И. Левитов - один из самых «русских» писателей. Бунин настоятельно требовал возвратить наследие Левитова в историю отечественной словесности. Напомним бунинское: «Теперь о Левитове никто не знает, не помнит, а он был когда-то в первых рядах русской литературы и был не случайно, а с полным основанием».
Июньские дни и ночи 1941-го… Россия в огне пожарищ… Лютый ворог вторгся в родные пределы… Иван Бунин читает Левитова, его «Степные очерки», лирическую, «музыкальную» прозу о Подстепье, родных Бунину воронежско-орловских местах, русском крестьянине, «загадках русской души». Бунин думает о чудовищном натиске неприятеля, алчущего пересилить русскую силу. Уроки истории… Левитовский рассказ «Сапожник Шкурлан» (1863) с «темой Севастополя». Шесть могучих сыновей вырастил Шкурлан. В тяжелую годину, «как раз перед Севастополем», решил он «ребят в солдаты отдать всех до одного человека, потому враг на нас идёт многочисленный». Защита Севастополя стоила жизнисыновьям сапожника. Тяжело переживает старик потерю: «А горе у него, должно быть, в самом деле велико было, потому истинно, что всеми своими кровями кричал Шкурлан по ночам и будил нас… Будил нас теми своими криками страшными, как голос доможила, когда он «к худу» вещает…».
Далеко-далеко на востоке - Россия. Родное Подстепье. Погосты. Могилы матери, отца, брата, сестёр, близких… Волнистые от бугорков могильных пустоши. Не раз кровью омывалась Россия. И теперь вот - новые напасти, новые зверства, нашествие германское, фашистские окаянные дни…
