дикое поле

ДИКОЕ ПОЛЕ

Вновь небо прогнулось от дыма пожаров,

Где в центре его солнца скорбного вид…

И дикое поле, где в рост разнотравье,

Нашествием новым в лицо нам глядит.

Но праздников, гляньте, сколь ныне в округе.

Там славя кого-то, вновь празднуем мы…

Без тени сомненья и тени испуга,

И пир где горой, как во время чумы.

Повинуясь зову души и посмотрев объездновские фотозарисовки моих земляков Тамары и Василия Коваленко, живущих ныне в Шипуново, в коллекции фотографий которых до сих пор живет и не умирает наш поселок, решил и я при первом же удобном случае посетить наши родные пепелища.

Повод подвернулся. Приехал племянник из Москвы, которому очень захотелось посмотреть хотя малую толику нашего прошлого.

Конечно, всегда думается о том, что неплохо бы выбрать время и дотошно и основательно пройтись всеми тропками бывшего поселка и по всем его обезлюдившим ныне первозданного запустения улочками. Но вечная спешка, сопровождающая нас всю жизнь, и постоянно жарко дышащая в затылок сделать этого не дает, и дело ограничивается, чаше всего скоропалительным в эти места визитом. Впрочем, и это ныне тоже уже большая удача.

От нашего когда-то большого и основательного поселка, в котором когда-то было два колхоза «Шаг вперед» (потом он носил имя прославленного советского летчика Чкалова) и «Рассвет» теперь мало что осталось.

Только воспоминания в памяти, поднимаясь волной, теснятся в тебе, куда ты бросишь сегодня в ту или иную сторону свой взгляд на его более чем фантастическое запустение.

Выбираю наскоро и наугад из того, что успелось заснять во время этого более чем скорого его посещения,

На каждую карточку взглянешь — роман можно писать, но для этого нужно время.

А посему, прислушиваясь к волнению души, опаленной умилением и грустью, делаю к ним на скорую руку небольшие лирические зарисовки.

НА ФОНЕ ПРОШЛОГО

И действительно, на фоне первозданного запустения, когда все встающее вокруг окинешь ностальгирующим взглядом, то только разведешь руками: многое что тут было, да куда только все это кануло? А ведь десятилетиями люди обживали эту землю, трудились на ней не покладая рук, а потом, избыв срок своего бытия под этим немеркнущей высоты небом, ушли «туда», на продуваемый всеми ветрами пустырь над логом, что лежит за улочкой Солоновкой. Многих из которых до сих пор помню…

Люди эти были ни в чем не хуже нас. Умели работать, любить, Родину защищать. В праздник умели широко и с размахом, по-русски, погулять.

И за каждым из них встает такая как бы простая и несложная крестьянская история жизни. А с другой стороны, разом — и более чем непростая и более чем грандиозная. Дед Ефим Жданов, только недавно узнал, был очевидцем событий 1917 года, когда лежал в Петрограде, будучи раненым на фронте под Ригой, где был он ездовым в артиллерийской бригаде. Лежал он там не где-то на окраине города, но в госпитале, что находился неподалеку от Таврического дворца, эпицентра всех тогда там развивавшихся событий.

ХОЗЯИН УРОЧИЩА

Беседа с Андреем, назовем его романтично в духе покорителей прерий — «хозяином урочища». а именно так ныне именуется наш поселок на карте, с отцом которого я сидел в той еще деревянной растворившейся ныне в дымке времени школе за одной партой. Это было — и так недавно. И так теперь уже — давно.

НАША УЛИЦА

Так выглядит наша улица сегодня. На этой поляне ребятня, а на нашей улице одних мальчишек было десять человек — зацените реальную картину демографии тех лет, играла с азартом, да еще каким, в лапту. Это игра была тогда в поселке на первом месте — мячик улица наша не знала.

ТАМ СТОЯЛ НАШ ДОМ

«Там стоял наш домик» — показывает брат своему сыну на пустырь, ныне заросший высокой по пояс травой.

Да, действительно стоял. Сначала небольшая избушка, именуемая «стопкой», крытая дерном, что впрочем, тогда было не диво, ставшая потом после пристройки к ней еще одной комнатки пятистенком. А у кого они тогда дома были лучше?

ДОМ СЕРГЕЯ ПЕТРОВИЧА

Он теперь здесь вроде туристской достопримечательности. Для всех проезжающих через поселок. Он теперь в поселке одно из немногого того, что осталось в нем. В нем после смерти деда долго жил последний могиканин нашего поселка мой троюродный брат Володя Сидоров, человек широкой души, красивый, улыбчивый и никогда, кажется мне, не унывавший. Человек, за жизнь свою до этого объехавший все Севера, а потом бросившей якорь в почти исчезнувшем поселке и в нем теперь и оставшийся.

Сергей Петрович прожил долгую жизнь. А Сидоровы в большинстве своем — долгожители. Все в жизни его было. Помню его рассказ о том, как он в начале 20-х годов еще того века был комсомольцем, служба в саперном батальоне на Дальнем Востоке и в Забайкалье, до войны работа механиком в Шипуново, два года Ежовских лагерей, при Берии его вместе с братом Федором при пересмотре дел освободили, затем комбайнер Молотовской МТС на «Сталинце — 6» (штурвальным на нем была его дочь Клавдия), которого, был разговор, даже представляли к званию Героя Социалистического труда. Но что-то этому помешало.

ДЖУНГЛИ

И действительно, иного слова увиденному рядом с домом, где был приличный фруктовый сад, с большой в нем пасекой, и пожалуй самой большой пасекой в поселке, где в углу стояла крепко отстроенная баня, в которой дед Сергей катал валенки, не придумаешь. А он был — неплохим пимокатом. Он был человеком деятельным и мастеровым. Как и все его братья из большой семьи были людьми мастеровыми и как говориться от скуки на все руки. Эти все семейные задатки с лихвою были продолжены и в его более чем мастеровом внуке, который после смерти дела жил в его доме в опустевшем поселке.

ШКОЛА

Это новая школа. Построенная в стороне под ветер от той, в которой мы учились. Большая, и для поселка основательная. На том месте, где одно время был колхозный омшаник. И рядом с ним крохотный магазинчик, в котором торговал леденцами (в обиходе называвшимися не очень пожалуй точно — «лампасейками) и морсом, веселый и улыбчивый дядя Саша Гребенюк, инвалид войны, потерявший на ней ногу. А пряниками потом и прочим разнообразием потребительских товаров в новом магазине торговала тетя Катя, бессменный его продавец.

ПАШНЯ ДЕДА МАКАРА

На месте, где была пашня моего деда. Это сразу — за плотиной «рассветского» пруда. Представьте себе, сколько нужно был проехать из Зеркал верст до пашни. И не просто туда прокатиться, но работать там, живя в поле все лето, не покладая рук.

Рядом была пашня семьи, из которой вышел знаменитый уроженец Зеркал, полный георгиевский кавалер Евдоким Хорошилов. По рассказам односельчан дедушке и бабушке, отцы которых были переселенцами из Тамбовской губернии, в работе, когда они жали серпом созревший пшеничный колос и вязали его в снопы, не было равных.

КЛУБ

Новый клуб, построенный на месте старого. Где смотрели кино. Где на сцене пели «Вставай страна огромная!». Где мой отец работал бухгалтером вместе с Василь Семеновичем Ждановым. Бухгалтерия колхозная размещалась прямо сцене клуба, и частью в рядом расположенном закутке. Помню, как в 1959 году отец привез на ходке без всяких инкассаторов из райцентра мешок денег и выдавал при мне, вертевшимся тут же рядом с ним, по итогам года колхозникам получку, или как там еще можно было назвать те деньги. Широко распахнувшись во все стороны, жизнь тогда начиналась вольготная. В руки колхознику именно в те годы пришли и деньги и достаток.

ВОЖДЬ МИРОВОГО ПРОЛЕТАРИАТА

Лично я к Ленину отношусь хорошо. Наши деды и прадеды по линии Сидоровых, мастера-чистодеревщики, строили Ульяновым в Симбирске дом. Хорошо помнили уверенного в себе более боевого и отчаянного мальчугана, о котором потом заговорила вся планета. Основатель династии Петр Григорьевич, живший в поселке на месте дома Барановых, последние годы своей жизни жил в поселке и похоронен в нем. И то, что как бы не по уставу «хозяин урочища» Андрей выкрасил памятник Ленину — есть ли в том печаль? Отдадим должное ему уже за то, что он его извлек из забвения, привез в поселок и в центре его установил. И непременно всякий проезжающий теперь, почитает своим долгом пожать дружески протянутую ему руку вождя. Мельничные же жернова от ветряка, на которые он установлен — от ветряка, стоявшего за током, в котором дяде Кузьму затянуло при сильном и неожиданном порыве ветра в них руку. Они, как постамент скульптуре — более чем символическая примета истории всех этих мест.

Памятник Ленину Андрей привез из соседней Бобровки, где тот лежал на химскладе. Привезли его в село в конце перестройки для благоустройства села. Но в сумбуре последующих лет он оказался как бы не востребованным. Новые времена подняли интерес и к другим героям и к другим идеям. Уроженец этого же села установил в райцентре на стене своего коммерческого учреждения мемориальный знак Колчаку. Во времена которого это село наполовину было сожжено, а многие его жители были тогда убиты. Теперь же суровый адмирал, с сибирским крестьянином мало церемонившийся, оказался в столь необычных условиях и обстоятельствах вновь востребованным.

КЛАСС

Классы в новой, теперь уже опустевшей школе более чем просторные. Мы учились в небольших комнатках переделанного под школу чьего-то крестового дома привезенного из Зеркал. Сидели в классах за партой ученики сразу двух классов, чередовавшиеся через год. Доска наша тоже отличалась от нынешней и цветом и материалом, из которого она была изготовлена. Довершением ее была большая географическая карта, на которой все стоявшие в углу мальчишки, не исключением был и я, знали уже с младших классов названия всех крупных японских городов.

БРАТЬЯ

Тот, кто так гордо держит руль мотоцикла — мне троюродный брат. Снимок сделан еще до того, как пошли мы в школу. Сфотографироваться на единственном в ту пору в поселке мотоцикле, а это был мотоцикл «Ковровец, было наверное покруче, чем если бы тебя в нынешнем «Мерседесе» по нашей улице прокатили от нашего дома до кузницы с кузнецом Ладыгиным, или до Саликовской саманухи, крытой соломой, которая осталась запечатленной на снимке из коллекции Василия и Тамары Коваленковых, где хорошо различима фигура Игоря Михайловича Комарова, датирующая снимок летом 1957 года.

ЗАПУСТЕНИЕ

До звона в ушах — запустение чуть ли не времен татаро-монгольских нашествия. С травой, вымахавшей на незасеянных полях по пояс. А то и выше. На бывших улицах. На заброшенных полях. С созвездием в них царских курганов, на полях, уходящих в сторону Урлапово. Где и в этом году вновь со своими студентами что-то копает археолог Андрей Телегин, сын замечательной нашей учительницы Антонины Васильевны Телегиной.

Чья только будет эта ныне лежащая в запустении земля?

В степи и в поселке где все сонное раздолье, придавленное тяжелой дымкой недавних пожаров, сквозь пелену которого еле-еле пробивается солнце, того и грезишь порой увидеть колышущуюся массу всадников Орды, терпкий запах, перебивающий разнотравье конского пота и сбруи, гортанную речь завоевателей и хищно блеск их веселых глаз.