Не раз и не два доводилось мне слушать в свой адрес обвинения в «нацизме». Раньше по этому поводу чемпионствовал Миша, сегодня с этим выезжает Ужакин.
В блоггерской среде есть простое правило: сравнил оппонента с Гитлером или назвал фошшЫстом – авто-слив засчитан.
Казалось бы, какое отношение «нацизм» может иметь ко мне? Может, я призывал к геноциду, к убийствам и погромам? Был адвокатом публичной политики ограничений по этническому или религиозному принципу? Желал депортировать кого-либо, отправить в концлагерь?
Может, я проповедовал «биологическую неполноценность» какого-либо этноса, «расовую теорию»? Вообще ни разу не писал на темы биологии, антропологии, и прочего пробирочного естествоиспытательства. Не интересуюсь.
Что ж до бытовухи, так её надо просто отмести. У всякого человека есть свои симпатии и антипатии: один тащится от Японии, другой – от Индии. Этого клинит на кавказцах, того – на москалях. Если кому-то не нравятся евреи, и он мыслит в категориях «пейсы-картавый-шнобель-парша – мне до этого нет никакого дела.» ПРЕСЛЕДОВАТЬ подобных особей совершенно не допустимо, ибо право на чувство и его выражение есть неотъемлемое право человека.
Борис Миронов как-то сказал, что он ненавидит не только евреев, то также педерастов и проституток, но две последних категории не пытаются принудить его к любви через суд. И он абсолютно прав. В какое ведро нечистот окунули величие еврейского народа РЕКи-дРеки и Броды-Бутерброды, что даже знали о существовании на свете подобной воши.
Бытовые зарисовки в стиле «Почему мы не они» противоставляют еврейское жлобство и жадность неохватной широте русской души. «Художник так видит».
Вопрос надо разбирать глЫбже. Нас интересует антиеврейский идеологический дискурс, а не бытовуха.
Поблагодарим Александра Брыксенкова, опубликовавшего недавно семь очерков по истории нацизма, сообщившего либо напомнившего нам многие факты на прекрасно организованном материале.
Но там, где касалось обобщения и объяснения, Александр не вышел за рамки трактовок советской историографии: империализм, капитал, Круппы-Тиссены… Да, всё это было, всё точно, но не имеет никакого отношения к СУТИ вопроса.
Йозеф Геббельс сформулировал нацистскую доктрину следующим образом: «Мы выступаем в качестве антитезы ко всему кругу идей 1789 года.»
Гитлер в своей книге «Майн Кампф» подвергает уничтожающей критике не только власть фюрстов (принцев) но и немецкие национальные идеалы 1848 года, объясняя, почему не желает пользоваться этими цветами.
Почему?
В середине 18в европейские энциклопедисты-гильотинисты пришли к выводу, что человек по сути своей прекрасен, добр, и удивительно талантлив, а всё зло в «несправедливой социальной системе.» Достаточно всего лишь изменить общественный порядок, спалить дворцы, отстричь головы земельной аристократии, выпороть монахинь – и зацветёт-заколосится. В эпоху буржуазных революций и наполеоновских войн происходил слом стен гетто и эмансипация евреев. Делалось это не столько от большой любви, сколько от уверенности европейца в себе. У нас – 6% евреев, стало быть в условиях свободы и равенства будет 6% еврейских бакалейных торговцев, и 6% композитроров, и 6% журналистов и т.д. Плюс-минус. Ведь Г-дь создал людей равными, не так ли?
А в эпоху второго ампира и викторианской Англии эгалитариев ждало жестокое пробуждение.
Взяв низкий старт из запиравшихся на ночь ворот гетто, за кратчайший по историческим меркам срок, евреи явили такой массовый успех сразу во всех значимых сферах человеческого бытия, что эгалитарии были повергнуты в трепет. Если люди все равны (а именно ради этого кровавый Фигаро «тащил на эшафот королевку) так почему «прибыло так много жида» успех которого не только не пропорционален его доле в населении, но и вообще никак с этой долей не коррелирует.
Ужасное для руссОистов открытие: формальное юридическое равенство есть МУЛЬТИПЛИКАТОР неравенства состояний!
Здесь уместно небольшое отступление к нашим спорам о социальной доктрине, и о вульгарном представлении о коммунизЬме как о «спецраспределителе для всех». Недавно его живописал Малышкин, как некий склад, куда всякий приносит, что может, а забирает, что хочет.
Такое устройство должно быть чрезвычайно удобно для г-д Волобуева, Малышкина и всех прочих «ревнителей социальной справедливости», которые занесут на общий склад иголку «по своим возможностям», а вынесут автомобиль.
Что бесклассовое коммунистическое общество с его «равенством по отношению к средствам производства» не только не приведёт к социальной уравниловке, но удесятерит социальный разрыв, им и невдомёк. Ведь если десяти мастерам дать по одинаковой стамеске, один выстругает Пиноккио, двое других табуреты, а остальные произведут опилки. Но СЕЙЧАС-то у нас, наследников гильотинистов, есть ГОСУДАРСТВО, институт насилия, обирающий мастеров. При коммунизме-то государства НЕ БУДЕТ, так откуда взяться богадельне?
Эгалитарии оттого не могут дотумкать до этой простой, самоочевидной идеи, что с ослиным упрямством отстаивают абсурдный тезис о «равенстве всех людей».
К началу 20 века ситуация развивалась стремительно. Будапешты превращались в Юдапешты. Если в старых жанрах, например в опере, евреи были лишь избыточно представлены, то в новых – оперетте, заполонили всё. Театр ещё не был чуть более чем полностью еврейским, а синематограф уже был. И чем дальше: мюзиклы, джаз, инструменталка, телевидение, эстрада – тем бесспорнее и ощутимее становилось еврейское лидерство. Если в эпоху кайзера Вильгельма евреи делали только первые шаги в науке, то период ИНСТИТУТА им. Кайзера Вильгельма Эйнштейн на Нильсе Боре сидел и Герцем погонял.
Традиционалистская Европа восприняла этот «ликующий и всепобеждающий союз» с ужасом. Но потребовалось сперва дать некое объяснение произошедшему, не затрагивая базового тезиса о равенстве всех перед гильотиной.
А таких объяснений возможно только два.
1. Еврейский массовый успех есть результат ЗАГОВОРА, ПРИЧЁМ ВСЕМИРНОГО: надо же не только объяснить, почему Дизраэли - лидер Британии, но и отчего Гейне – первый поэт Германии, почему именно Липманн изобрёл цветную фотографию а французский канкан сочинил Оффенбах.
2. Евреи не являются людьми, но некими космическими рептилиями.
Дюринг и Гаустон Чемберлен, нелепицы Вагнера – не просто реакция уязвлённого европейского самолюбия, нет.
Нацизм (национал-социализм) есть ПОЛНОЕ признание в абсурдности эгалитарной доктрины. У Ратенау нельзя выиграть демократические выборы. Его можно только застрелить. Книги Фейхтвангера нельзя победить критикой, их надо сжечь. Еврейский универмаг нельзя обойти в рыночной конкуренции. Там надо сперва разбить витрину, а затем «арианизировать», т.е. забрать силой.
У Людвига Ашкенази есть потрясающее стихотворение: «Учитель, откуда происходит слово «гетто»? Не от Гётте?
Немец ведь не просто либерален. Он СЕНТИМЕНТАЛЕН. И объяснить, как слезливый юный Вертер встал на вышку Аушвица в качестве охранника, невозможно никакими Шахтами-Тиссенами-Круппами.
Так мальчук, понимая, что шахматная партия проиграна, начинает играть в «Чапаева», либо так, ка Хмырь играл с косым.
Советская историография и публицистика изрядно мухлевала, выдавая бред Штрайхера и Розенберга за нацистский мейнстрим.
Третий Рейх был весьма интернационален. С ним тесно сотрудничали и славяне (хорваты, словаки) и румыны, и мусульмане (татары), и азиаты-японцы, и армяне и иранцы. Какая там «раса господ».
Крах эгалитаризма совершался не из-за армян или арабов.
Холокост – это признание неспособности утвердить равенство состояний иначе, как прямым физическим насилием, гестапо, овчарками и лагерями смерти. Это отрицание демократических выборов (ясно, что мы их проиграем), свободы слова и прессы (понятно, что мы здриснем в рощу в полемике с ними), требование цензуры и «державной издательской и культурной политики», потому, что без такой «политики» народ будет валить на «Кабаре», Кальмана, Штайна и Гершвина с Берлиным.
Я не буду сейчас, за недостатком времени и места, разбирать ГУЛАГ и прочие опыты насаждения эгалитарности.
Но если пресловутое «равенство» достижимо лишь при помощи нагана, парабеллума, черты оседлости и процентной нормы, то значит его просто не существует.
Именно поэтому я не «нацист», и никогда им не был. Я за полное равно-ПРАВИЕ.
Я в себе уверен.
