Накануне Дня рождения самые «политически подкованные», может и - злопамятные, учтя, что Михал Сергеич получал к 80летию - «Высший орден РФ», соревновались: «Расческу ему»!, «Пятновыводитель»! «Тюбик тонального крема!»…
Злорадство отчасти извинительное: титул нашего института раньше начинался со «ВНИИ…» (сегодня уже надо пояснять: первая в аббревиатуре «В» означала: «Всесоюзный»), и многие помнили адреса своих командировок. В одной лаборатории до сих пор висит «Карта СССР» утыканная линялыми уже флажками: города, где внедрялись созданные во ВНИИ технологии…
Здесь, собственно, рядом с полу-подпольной в 1990-е, изгойской картой, и начался спор о гипотетическом подарке экс-генсеку, экс-президенту.
Только старший научный сотрудник Евсеева одна и пошла поперек волн недобрых смешков. Начала с популярной старокиношной фразы: «Стыдно, товарищи!» Но завладев десятью секундами общественного внимания, предложения своего толком не выдала. Кивнула на карту, положила на стол вечный свой томик Булгакова, сказала: «Вот, тут. Платок… Карта». Смешалась и вышла из комнаты.
Старые девы живут в мире и в меру своих фантазий. Евсеева была доброй старой девой, всегда уступала свою долю технического спирта…
Мы переглянулись, взяли её затрепанную «Мастер-Маргариту», раскрыли на закладке (старая перфокарта), нашли на полях карандашную фигурную скобку, вбиравшую цитату:
— Какой платок? — спросила Маргарита.
— К ней камеристка приставлена, — пояснил Коровьев, — и тридцать лет кладет ей на столик носовой платок. Она и сжигала его и топила его, но ничего не помогает… Дело в том, что, когда она служила в кафе, хозяин как-то ее зазвал в кладовую, а через девять месяцев она родила мальчика, унесла его в лес и засунула ему в рот платок, а потом закопала мальчика в земле…
Фрида протянула обе руки к Маргарите, но Коровьев и Бегемот(...)
Мы переглянулись недоуменно, перелистали дальше. Фигурная скобка за второй перфокартой обрамляла еще 3строки:
Маргарита вздохнула еще раз и сказала: Я хочу, чтобы Фриде перестали подавать тот платок, которым она
удушила своего ребенка.
Кот возвел глаза к небу и шумно вздохнул, но ничего не сказал, помня накрученное на балу ухо…
Мы выглянули в коридор. Метрах в девяноста (такие строили лаборатории), в дальнем крыле, где сейчас офисы коммерсантов-арендаторов и автомат, продающий кофе-шоколадки, Евсеева курила, присев на подоконник.
— Что? Из-за Горбача?! — Чушь какая-то!
Да, смешно... Так дергаться, когда вокруг все давно голосуют, весело матерясь, кто за ЛДПР, кто за «Жирика»…
Выяснять/утешать отправили Зарича: у них в 1990-м, «на картошке» (общий выезд на сельхозработы) что-то там с Евсеевой было, мелькало.
Вернулся он потрясенный, не то потирая, не то прикрывая левое ухо…
— Ну?!
— Карту… Говорит, что б Горбачу больше не...
— Чее-го?... Какую?!
— Обыкновенную. «Карту СССР» из школьного атласа, старого. Типа, подпольщики какие-то проникают в «Фонд Горбачева» и утром ему на столик кладут - а она к его Дню рождения попросила: чтоб больше не клали…
— …?
— Э-х, женщины в русских селеньях!... Вдумайтесь!
— Что? Чего?
— Да что она Горбача пожалела, предложила не подпихивать карту – это ж совсем-совсем… второе дело!
- А первое?
- Первое? Она ж, получается, решила, что ОН из-за этого страдает! Вот вы могли такое сегодня додумать?
- М-м… - Ну нет!... - Выступает редко, но всегда такой… - Во-во! Учит… - Прям второй Бисмарк!... - Так «лучший же немец»!
- То-то ж! А Евсеева, сострадательная наша, решила, что ОН там угрызеньями измучен! Желание свое готова потратить! Эх-а, Зарич, зря ты на ней не женился тогда. Сердешная какая!
