БЮРОКРАТИЯ

XIX век охарактеризован, как век технического прогресса и широким развитием естественных наук. Этот же век дал новые определения и формам общественной жизни. Сформировавшая система управления, в развитых странах, Франция, Германия была названа – бюрократией. Словосочетание французского и греческого слов: (bureau) - бюро, письменный стол, кабинет и (кратия) - власть, сила – если выразить по-русски – власть стола.

Именно в XIX веке бюрократический режим полу­чил наиболее полное развитие. Эта система управления, присущая эксплуа­таторским государствам, характеризующаяся пол­ной оторванностью от жизни народа и деспотическим навязыванием народу методов управления, чуждых его интересам. Бюрократизм состоит в том, что господствующий эксплуататорский класс осуществляет свою власть через своих ставленников - чиновников, образующих бюрократию - особую замкнутую касту ото­рванных от масс, стоящих над массами привилегиро­ванных лиц.

Бюрократия не находится в прямой связи с той или иной формой правления. Либерально – демократический строй и парламентарная республика, в одинаковой степени, создают и питают бюрократию. Абсолютная монархия покровительствует ей и опирается на нее. От бюрократической системы, вообще, следует отличать бюрократию в политическом смысле слова.

Под бюрократией в этом смысле понимается господство класса профессиональных чиновников. Бюрократия является одним из видов олигархии, по Аристотелю - извращенной формы гос­подства. Бюрократия – самодовлеющее господство чиновников в интересах не всего госу­дарства, а одного лишь правящего класса. Поэтому бюрократия оторвана от народа и одинаково чужда всем его классам: дворян­ству, которому она завидует и не защищает его исторических привилегий, промышленным классам и бизнесу, потому что она не знает потребностей гражданского оборота, не заботится об интересах развития прогресса, простому народу, потому что она относится враждебно к социальным реформам.

Отрицательные свойства бюрократии объясняются, именно, самодовлеющим ее характером, классовой ее организацией и целью. Отсюда кастовая замкнутость бюрократии; презрительное ее отношение к «нечиновникам», отсюда - незнание действи­тельной жизни, рутинность и формализм, мелочная регламентация и полицейская по­дозрительность, отрицательное отношение к общественной самодеятельности и инициативе.

В работе «Восемнад­цатое брюмера Луи Бонапарта» Карл Маркс, говорит о бю­рократической и военной организации, созданной фран­цузской буржуазией, как об этом чудовищном организме - паразите, обвивавшем, точно сетью, всё тело само­державной монархии, - организации, ещё более усиленной Наполеоном, он писал: «Все перевороты совершенствовали эту машину, вместо того чтобы сломать ее» (К.Маркс и Ф. Энгельс, Избр. произв., т. 1, 1948, стр. 292).

Бюрократическая система, в современном виде, создана Наполеоном. Требуя от исполнителей безусловного подчинения своей воле, Наполеон во главе каждого ведомства поставил лиц, ответственных перед ним за свою часть и потому господствующих в своей части единолично.

Бюрократическая система была требованием того военного духа, той дисциплины, которую Наполеон сумел ввести в свою администрацию, его министры и префекты должны были повеле­вать и повиноваться, как полковой командир подчиняется своему начальнику и повелевает подчиненными.

Бюрократизм - явление историческое. Формы его менялись в связи с изменением эксплуататорских общественно- экономических формаций, но сущность его всегда оста­валась угнетательской, без учета интересов как государства, так и народа. Под бюрократом подразумевают чиновника, слишком ревнивого к своей власти, потому что сама бюрократия заключается, между прочим, в возвышении единолич­ной власти чиновника. В своей иерархии он – царь и бог.

Историческое развитие России, в тот же период, ход государственного управления, был «заимствован», с оглядкой на Запад, отражал те же социально - экономические перемены, что и на Западе, и представляет, поэтому, множество даже внешне сходных черт с историей французской, например, бюрократии.

Наши первые чиновники, дьяки 15 - 16 вв., как показывает само слово, брались из низшего духовенства («дьяк», «дьячок» - низший служитель культа православной церкви), а по своему социальному положению были близки к холопам: в княжеских завещаниях мы встречаем дьяков в числе отпускаемых на волю.

Как это было и на Западе, роль бюрократии росла по мере роста денежного хозяйства и появления торгового капитала. Как и там, бюрократию ненавидела феодальная знать, рассказывавшая уже при Грозном, как у московского великого князя появились новые доверенные люди - дьяки, которые «половиной (своих доходов) его кормят, а половину себе берут». И уже при непосредственных преемниках Грозного в Москве бывали дьяки (братья Щелкаловы), состоявшие крупнейшими акционерами английской торговой компании и казавшиеся иностранцам, по степени своего влияния, настоящими «царями».

Этого рода дьяки были уже членами боярской думы и, хотя занимали в ней формально самое последнее место, - даже не сидели в ней, а только присутствовали при ее заседаниях стоя, - по сути дела, были самыми влиятельными ее членами: при помощи «думного дьяка» Щелкалова - Борис Годунов стал царем, «думный дьяк» из купцов Федор Андропов при Владиславе
правил московским государством. В это время о дьячих местах, уже хлопотали «новые» дворяне хорошего происхождения, не стесняясь тем, что дьяк - «чин худой», родовитого человека недостойный.

Рядом с духовенством, дьяк того времени, был первой русской интеллигенцией: мы имеем историю «Смутного времени», написанную дьяком Иваном Тимофеевым. Стиль этого произведения наводил В. О. Ключевского на мысль, что Тимофеев думал по-латыни; во всяком случае, его современ­ники того же круга знали не только ла­тинский, но и греческий язык. Позже подья­чий Котошихин дает одно из замечатель­нейших описаний Московского государства.

Расцвет московского торгового капитализ­ма в 17 в. должен был сильно толкнуть вперед рост московской бюрократии. Жалобы зем­ского собора 1642 г. на засилье дьяков, по­строивших себе «хоромы каменные такие, что неудобь сказаемые» (образец таких хором, до революции стоял на Берсеневской набережной реки Москвы, его занимал Институтом этнических куль­тур народов Востока, а в XVII веке дом был построен дьяком Меркуло­вым и яв­лялся по тем понятиям довольно скромным зданием).

Так что появление среди мо­сковских приказов одного, чисто бюрократического, приказа тайных дел, где все было в руках дьяков и куда бояре, упра­влявшие другими приказами, «не ходили и дел там не ведали» (Котошихин), наме­чают этот рост, - особенно, если принять в расчет, что и в других приказах фактиче­скими хозяевами часто бывали дьяки. Насколько поднялось социальное само­сознание этой группы, видно из того, что еще в начале XVII в. в одном местниче­ском деле, - т. е. в деле, касавшемся счетов между людьми «с отечеством», людь­ми «великородными», - бывший в числе судей дьяк отколотил виновного палкой, и не видно, чтобы судьи - бояре имели граждан­ское мужество вступиться за своего одно - сословника.

Тем не менее, о настоящей бюрократии в России можно говорить лишь с эпохи Петра, который был и первым представителем здесь абсолютизма в западно-европейском смысле слова, т. е. представителем лич­ной власти, не связанной традициями феодального общества. Первым настоящим бюрократическим учреждением у нас был сенат Петра (1711 г.), сменивший боярскую думу.

Та, была собранием крупнейших вассалов московского царя, - людей, предки которых сами когда-то были государями, князьями, и хотя к концу XVII в. в эту аристократическую группу влилось много новых людей, а по­томки прежних удельных князей были в ней уже в меньшинстве, все же дума остава­лась собранием крупных землевладельцев, имевших социальное значение и независимо от своего «чина». Сенат был собранием чи­новников, назначенных царем без всякого внимания к их происхождению и социаль­ному положению (на место одного из кня­зей был сейчас же назначен бывший кре­постной Шереметева, Курбатов, другому, бывшему крепостному, Василию Ершову, было поручено управлять Московской гу­бернией) и подчиненных самой суровой бюрократической дисциплине.

Думе царь, юри­дически, не мог приказать - боярский при­говор, формально, и в конце XVII в. шел ря­дом с государевым указом («государь указал и бояре приговорили...»). Но это была лишь форма того, что имело реальное значение в XVI в., это был факт, а не право. Петр еще до учреждения сената обходился без всяких приговоров. Указ об учреждении губерний (дек. 1708 г.) начинался словами: «Великий государь указал... И по тому его, великого государя, именному указу те губернии и к ним принадлежащие города в Ближней канцелярии расписаны»...

С сенатом же царь разговаривал в таком стиле: «С вели­ким удивлением получил письмо из Пе­тербурга, что 8.000 человек солдат и рек­рут не доведено туда, чем ежели губерна­торы вскоре не исправятся, учинить им за сие, как ворам достоит, или сами то терпеть будете...» (указ 28 июля 1711 г.). Или: «до­ставить войска на Украину, чтобы конечно, к июлю поспели, сие все, что надлежит к войне, как наискорее управить сенату, под жестоким истязанием за неисправление» (указ 16 января 1712 г.).

Сенат не принял задумку Петра о коллегиальности в принятии решений и постоянно обуре­ваемый мыслью, что сенаторы ленятся, ло­дырничают и воруют, Петр сначала вводит в сенат, для надзора, гвардейских офице­ров, а потом создает специальную должность «око царево», в лице генерал-проку­рора, обязанного следить за тем, «дабы сенат в своем звании праведно и нелице­мерно поступал», и чтобы там «не на столе только дела вершились, но самым действом по указам исполнялись», «истинно, ревно­стно и порядочно, без потеряния времени». А для надзора за всей администрацией, вообще были созданы фискалы, чтобы «над всеми делами тайно надсматривать».

Институт фискалов снова возвращает нас к социальному смыслу бюрократии. Но­вые петровские учреждения, не только не считались ни с каким «отечеством», но опре­деленно носили буржуазный харак­тер. Обер-фискал Нестеров, тоже бывший крепостной, писал царю о своих «поднад­зорных»: «их общая дворянская компания, а я, раб твой, меж ими замешался один с сыном моим, которого обучаю фискальству и за подьячего имею...»

Кроме фискальства, он еще выдвинулся и проектом основать ку­печескую компанию, которая бы защищала «отечественное» купечество от засилья иностранцев. Простые фискалы выбирались, между прочим, и «из купецких людей», в количестве 50%. Для успокоения дворянства в указе говорилось, что они будут наблюдать «за купечеством», но мы видели, как смотрел на себя Нестеров. Присматриваясь к про­грамме сената, оставленной этому учре­ждению Петром, когда он отправлялся в Прутский поход, мы видим, что она почти вся состоит из финансово-экономических пунктов («смотреть во всем государстве расходов...», «денег как возможно больше собирать...», «векселя исправить», «товары... освидетель­ствовать...», «соль стараться отдать на от­куп», «заботиться о развитии китайского и персидского торга...»). В этом перечне тонут общие вопросы, как «суд нелицемерный», или специально-военные (образование офицерского запаса).

Сенат Петра носит на себе такой четкий отпечаток торгового капи­тализма, какого только можно потребовать. В эпоху Петра бюрократия в России не только при­нимает западно-европейскую форму, но и поднимается почти до такого же пафоса, какой мы находим в эту эпоху на Западе.

В регламенте о полиции (1721 г.) мы читаем: «полиция способствует в нравах и право­судии, рождает добрые порядки и нраво­учения, всем безопасность подает от раз­бойников, воров, насильников и обманщи­ков и сим подобных, непорядочное и непо­требное житие отгоняет и принуждает каждого к трудам и к честному промыслу, чинит добрых домостроителей, тщательных и добрых служителей, города и в них ули­цы регулярно сочиняет, препятствует доро­говизне и приносит довольство во всем по­требном в жизни человеческой, предосте­регает все приключившиеся болезни, про­изводит чистоту по улицам и в домах, запрещает излишество в домовых расходах и все явные погрешения, призирает нищих, бедных, больных и прочих неимущих, за­щищает вдовиц, сирых и чужестранных, по заповедям божиим воспитывает юных в целомудренной чистоте и честных науках, вкрат­це же под всеми сими полиция есть ду­ша гражданства и всех добрых порядков и фундаментальный подпор человеческой безопасности и удобства».

Эта «поэзия» бюрократии скрывала собою грязную и жестокую прозу «первоначального нако­пления», которому бюрократия служила. Реформа Петра создать коллегиальность в управлении вылилась в создании учреждений под этим названием, где решения принимались коллективом управленцев. Так как:- [Коллегия (лат. Collegium – «общность прав», одинаковая правоспособность) - в широком смысле, всякая совокупность лиц, имеющих одинаковые права и обязанности].

Коллегии, по замыслу Петра I, назывались в России высшие органы государственного управления (соответствующие министерствам), учрежденные императором Петром 1-м взамен прежних приказов указом от 12 декабря 1718 г. Председатель коллегий не мог ничего предпринимать единолично и не иначе, как по соглашению с прочими своими товарищами.

Назначением коллегий было - ограждение внутреннего спокойствия и внешней безопасности государства, охранение добрых нравов и гражданского порядка, поощрение общественной и народной деятельности, способствование экономическому благосостоянию страны и доставление правительству способов для приведения в движение всего государственного механизма. Лейбницевское сравнение государства с часовым механизмом очень нравилось Петру, - и он посылал особых агентов раз­узнавать, как устроена та или другая от­расль администрации в той или другой стране, чтобы, если нужно, перенять и за­вести у себя.

В виду этой цели отдельные отрасли управления были распределены между следующими 12 коллегий: 1) иностранных дел, 2) военная, 3) адмиралтейств, 4) духовная (синод), 5) юстиции, от которой впоследствии отделились: 6) вотчинная коллегия, 7) мануфактурная, 8) комерц-коллегия, 9) берг - коллегия, 10) камер - коллегия, 11) штатс-контор- коллегия и 12) ревизион- коллегия.

Организация, компетенция и ход занятий каждой коллегии были предписаны в генеральном регламенте от 20-го февраля 1720 г., и в том же году коллегии начали свою деятельность по предписанному порядку. Дела, решенные и не решенные до этого времени сенатом, из его канцелярии переданы были в канцелярии коллегий по принадлежности. Коллегиям подчинены были губернаторские канцелярии и приказы.

Коллегия иностранных дел, заменила собой прежний по­сольский приказ с назначением вести все сношения Poccии с другими государствами, как политические, так и торговые. Первым председателем коллегии назначен был канцлер гр. Головкин, вице – председателем - вице-канцлер барон Шафиров, советниками - Остерман и Степанов. На советниках лежала обязанность составления всех бумаг большой важ­ности или требовавших тайны, бумаги меньшей важности составлялись штатом секретарей и переводчиков коллегий. Советники по приглашению Го­сударя иногда участвовали в министерских заседаниях. Дела коллегии решал председатель по совещанию с прочими членами и скреплял в силу указа менее важные бумаги, представляя более важные на личное утверждение самого Государя. Коллегия иностранных дел продолжала существовать и по переименованию прочих коллегий в 1802 г. в министерства, и в 1832 г. вошла в состав министерства иностранных дел.

Председатели коллегий одновременно с этим были и сенаторами. В Москве учреждены были конторы коллегий, в которых представители их (коллежские чины) ежегодно менялись(!). В течение своего почти столетнего существования коллегии пережили много изменений и в компетенциях своих и в соста­ве членов. При императрице Екатерине 1-й штат коллегий был сокращен на половину, и только по­ловина оставшихся чинов состояла на действительной службе, остальные могли избирать жительство по желанию до призыва на смену функционирующей половине правления. Далее, все коллегии, за исключением иностранной, военной и адмиралтейства, которые находились в ведении верховного тайного совета и самого Государя, были подчинены ведению сената.

В дополнение к 12 названным коллегиям Екатерина II учредила еще: а) малороссийская, б) медицинская, с) духовная римско – католическая и г) юстиции лифляндских, эстляндских и финляндских дел.

Издревне существовавшее на Руси - вечевое управление, на которое опирались реформы Петра и Екатерины II, ломались другими монархами, да и размах русского вотчинного капитализма был шире того, что он мог захватить, и от заведенного ими «часового механизма» скоро осталось почти так же мало, как от петровских фа­брик. Остались часто одни названия и вне­шние формы, или то, что, в сущности тормозило развитие бюрократии, каковы коллегии, затушевывавшие личную ответственность. Практически, русский режим 18 в. был более вотчинным, чем прусский или австрийский той же эпохи.

Попытка путем табели о рангах создать твердую иерар­хию бюрократических должностей была сорвана вотчинными традициями без вся­кого труда. Далее среднее дворянство легко перескакивало низшие ступеньки «табели», записывая детей в службу с пеленок; чины им шли регулярно, и к совершеннолетию они часто бывали уже «штаб-офицерами». А для придворной знати мерилом всех ве­щей была личная близость к императору или к императрице. Попав­ший в «случай» корнет становился выше всяких тайных и действительных тайных советников, которые иной раз целовали корнету руку. Любимый камердинер Павла I, Кутайсов, почти моментально стал действи­тельным тайным советником и андреевским кавалером, а на нескромный вопрос Суво­рова, какой службой он этого достиг, дол­жен был скромно ответить, что он «брил его величество».

Бюрократия 18-го века больше, таким образом походила на свою предшественницу 17-го, чем на то, что рисовалось Петру. Остановка в ее развитии была точным отражением остановки в развитии русского капитализма в первые де­сятилетия после Петра. Как только эконо­мика начинает двигаться вперед более ускоренным темпом, это сейчас же сказы­вается новым подъемом бюрократии. Таких подъемов после-петровская бюрократия знает два. Первый - как раз в конце 18 и в начале 19 вв. в эпоху Павла - Александра 1, отмеченную новым размахом русского торгового капитализма (образование мирового хлебного рынка и превращение России в «житницу Европы») и вторая, возникновением крупной машинной ин­дустрии.

Наиболее видная фигура русской бюрократии этой эпохи, Сперанский, снова выдви­нувший ряд проектов осчастливления России путем переделки административного механизма, вращался в кругу крупной петер­бургской буржуазии, считал управление «мануфактурами», т. е. министерство про­мышленности, одним из основных государ­ственных ведомств и был во внешней поли­тике сторонником Франции и противником Англии, главного конкурента нарождав­шегося русского промышленного капитала, и очень осторожно поставив­ший вопрос о ликвидации крепостного права, что и послужило основной причиной опалы Спе­ранского перед войной 1812.

Царствование Николая I было почти таким нее расцветом русской бюрократии, как и петровское, что тесно свя­зано с расцветом русской промышленности, в это время, отчасти, начавшей уже опреде­лять своими интересами внешнюю политику царизма. Довереннейший статс-секретарь Николая, Корф, был учеником и почитате­лем Сперанского, «начальник штаба по кре­стьянской части» Николая, Киселев, весьма напоминает прусских бюрократических ре­форматоров предшествующего периода. Че­рез николаевскую бюрократию идет, таким образом, непрерыв­ная нить от эпохи Сперанского к новому подъему русской бюрократии - знаменитым «реформам 60-х годов», когда и ликвидация крепостного права, и земское «самоуправление», и новые суды были проведены чисто бюрократиче­ским путем, к чрезвычайному озлоблению помещиков, находивших, что «чиновник- бюрократ и член общества суть два совер­шенно противоположные существа». Ожи­вление бюрократической работы, опять- таки, точно соответствовало новому подъе­му капитализма, созданному расширением внутреннего рынка, благодаря частичному раскрепощению крестьян, постройке ж.-д. сети и т. д. Надо прибавить, что все реформы остались недоконченными и половинчатыми, и все не ослабили, а усилили гнет, тяготев­ший над народными массами.

После эпохи «реформ», бюрократия понемногу пре­вращается в прямой аппарат капитализма. Министры Александра II были, несомненно, «левее» своего царя и на совещании после 1 марта 1881 крупным большинством выска­зались за конституцию. Победила, вре­менно, феодальная реакция, но по линии экономики и финансов она должна была пойти на крупные уступки. Характерно, что все русские министры финансов конца 19 в. не были людьми бюрократической карьеры: Бунге был профессором, Вышнеградский— крупным биржевым дельцом (что он сов­мещал также и с профессурой), Витте, один из виднейших железнодорожников, накану­не призвания его на высшие бюрократиче­ские посты имел скромный чин титулярного советника. «Табель о рангах» пассовал, как и в 18 в., но на этот раз не перед при­вычками феодалов, а перед требованиями капитала. Наиболее бюрократический ха­рактер сохранила п о л и ц и я во всех ее видах, центральная и местная (губернаторы, министерство внутренних дел и, особенно, департамент полиции, ставший настоящим центром всемогущей бюрократии), под­черкивая этим, что и в России «государ­ственная власть все в большей степени при­обретала характер обществ, силы, служащей для порабощения рабочего класса».

Пролетарская революция должна была, таким образом, в одну из первых очередей разбить бю­рократическую машину. «Рабочие, - писал Ленин в августе - сентябре 1917, - завоевав политическую власть, разобьют старый бюрократический аппарат, сломают его до основания, не оставят от него камня на кам­не, заменят его новым, состоящим из тех же самых рабочих и служащих, против превращения коих в бюрократов будут при­няты тотчас меры, подробно разработанные Марксом и Энгельсом: 1) не только выбор­ность, но и сменяемость в любое время; 2) плата не выше платы рабочего; 3) переход немедленный к тому, чтобы все испол­няли функции контроля и надзора, чтобы все на время становились «бюрократами» и чтобы поэтому никто не мог стать «бюрократом».

В период первой мировой войны Англия и Америка «скатились вполне в общеевропейское грязное, кро­вавое болото бюрократически – военных учреждений, все себе подчиняющих, все собой подавляющих» (Ленин В. И., Соч., 4 изд., т. 25, стр. 387).

В пе­риод экономического кризиса 30-х годов бюрократически- военные учреждения США и Англии достигли небы­валых в их истории масштабов, обрушиваясь своей тяжестью на рабочий класс и всех трудящихся, а также на передовую интеллигенцию и подвергая особым преследованиям коммунистические партии, профсоюзы защищающие интересы народа.

Советская демократия осуществляется пу­тем привлечения рабочих и крестьян к делу управления, вовлечения их в исполнитель­ные органы власти, организации масс в избирательных кампаниях с целью вызвать большую активность их. Особый размах эти проявления советской демократии получили с 1925. Крестьянство особенно ожи­вилось политически, когда оно вышло из разрухи и стало твердо на путь восстановления своего хозяйства; его потребности стали тогда расти, культурность повышать­ся, и оно начало все больше и больше ин­тересоваться всеми государственными де­лами.

Участие масс в советском строитель­стве беспрерывно растет: так, в 1926 только по одной РСФСР в 51.500 сельсоветах участ­вовало 830.000 членов сельсоветов (за 1 год против 1925 увеличение на 100 тысяч членов сельсоветов) и было 250 тыс. участников во­лостных съездов. В 3.660 волисполкомах в 1926 работало 34 тыс. чел., вместо 24 тыс.в 1925.

«Масса должна иметь право выбирать себе ответствен­ных руководителей. Масса должна иметь пра­во... знать и проверять каждый самый малый шаг их деятельности. Масса должна иметь право выдвигать всех без изъятия рабочих членов массы на распорядительные функции. Но это нисколько не означает, чтобы процесс коллективного труда мог оставаться без опре­деленного руководства, без точного установле­ния ответственности руководителя, без строжайшего порядка, создаваемого единством во­ли руководителя». (Ленин, Соч., т. XXII, стр. 420).

«Как коллегиальность, - говорил Ленин на 7 Всероссийском Съезде Советов,— необходима для обсуждения основных вопро­сов, так необходима и единоличная ответствен­ность и единоличное распорядительство, чтобы не было волокиты, чтобы нельзя было укло­няться от ответственности» (Ленин, Соч, т. XXIV, стр. 623).

Эта четкая ленинская уста­новка, определяющая сферу применения коллегиальности и единоначалия, стала основой советской организации управления. В настоящее время коллегиальность является определяющим началом в организа­ции деятельности советских органов, а также в судебной системе. Подотчетность, доступность для любого члена общества – этот принцип для руководителя или любого чиновника, отличает власть СССР от любой другой власти любого государства.

Огромной силой и борьбе с канцелярско-бюрократическими методами руководства, против всех остатков бюрократизма являлась большевистская критика и самокритика, рост социалистической культуры, подъём политиче­ской активности советского народа, контроль и про­верка исполнения.

«Хорошо поставленная проверка исполнения - это тот прожектор, который помогает освещать состояние работы аппарата в лю­бое время и выводит на свет божий бюрократов и канцеляристов». (Сталин И., Вопросы ленинизма, 11 изд., стр. 481).

Контроль над деятельностью советских учреждений осуществляется через сельские собрания, а также через волостные, уезд­ные, губернские, всесоюзные съезды Сове­тов, где миллионы рабочих и крестьян участвуют в решениях государственных дел. Формы практического контроля над дея­тельностью советских учреждений и участия масс в государственной работе в советской системе весьма обширны и разнообразны; основные из них: секции Советов, органи­зованные по различным отраслям хозяйства и работы (коммунальные, культурные, кооперативно-торговые и т. д.).

В этих сек­циях члены Советов и привлекаемые ра­бочие и крестьяне, разрабатывают разные вопросы советского строительства, прово­дили обследования, подготовляли вопросы для пленумов Советов. В крупных промышленных городах к работе советов за 1926 г. было привлечено сотни тысяч рабочих. В Московском совете, в секциях и в обследованиях, которые они провели, участвовало свыше 40 тысяч чел. (а депутатов в совете 2 тыс.); в Ленинградском совете только в секциях работало 16 тысяч энтузиастов. и т. д.

Из сказанного ясно, что Советская власть от­давало себе отчет в том, какую опасность пред­ставляет для пролетарского государства бюрократия, и вела с ний непрерывную борьбу очищением своих кадров.

(Продолжение будет)