БУДДА СПЕШИТ НА ПОМОЩЬ СЕМЕНКО
1
Стихотворение К. Р. (Романова К. К.)
«Будда»
"Будда"
Годы долгие в молитве
На скале проводит он.
К небесам воздеты руки,
Взор в пространство устремлен.
Выше туч святому старцу
И отрадней, и вольней:
Там к Создателю он ближе,
Там он дале от людей.
А внизу необозримо
Гладь безбрежная кругом
Разлилась и тихо дышит
На просторе голубом;
Солнце ходит, месяц светит,
Звезды блещут; вкруг скалы
Реют мощными крылами
Над пучиною орлы;
Но красою Божья мира
Муж святой не восхищен:
К небесам воздеты руки,
Взор в пространство устремлен.
Стихотворение «Будда» известного русского лироэпика «К. Р.» (К.К. Романов) – в сущности, небольшая поэма. Оно «перекликается» с «Сакьей-Муни» Дмитрия Менрежковского «
и эссе втором («Будда и Христос – предтечи Маркса») были прослежены некоторые сюжетно-фабульные линии философско-исторического, психолого-этического сочинения крупного мастера слова и публицистики «сгиба эпох».
Напомню о некоторых смысловых и концептуально-жанровых акцентах…
КИТАЙСКИЕ ИЕРОГЛИФЫ ДМИТРИЯ МЕРЕЖКОВСКОГО
В Китае пользовался известностью один из крупнейших русских авторов "сгиба эпох" Х1Х - ХХ столетий - Дмитрий Михайлович Мережковский ("Смерть богов", "Воскресшие боги", "Пётр и Алексей", "Павел первый", "Александр 1", "14 декабря", "Грядущий хам", "Иисус неизвестный", "Реформы", "Средиземное море", "Жертва". О встречах с ним во Франции говорили китайские деятели культуры
Д. М. Мережковский - знаток истории мировой словесности, философии, искусства.
В своей работе "Желтолицые позитивисты" Д. Мережковский констатировал:
"С тем поверхностным легкомыслием, которое свойственно нашему европейскому самодовольству, мы смотрим на древнюю монархию крайнего Востока как на что-то чуждое нам, варварское, низшее. На самом деле, мы гораздо ближе к Небесной Империи, чем думаем..." Дм. Мережковский глубоко раскрывает многотысячелетнюю историю Китая, Индокитая.
..."САКЬЮ-МУНИ" Дм. Мережковского читали на литературных вечерах слушатели Университета имени Сунь Ятсена в Москве... - "По горам, среди ущелий темных, где ревел осенний ураган, шла толпа бродяг бездомных к водам Ганга из далеких стран. Под лохмотьями худое тело от дождей и ветра посинело. Уж они не видели два дня ни приютной кровли, ни огня"...
Сказочно-фантастический сюжет... "Спрессованная" до афористической энергетики Мифа легенда... - "Меж дерев во мраке непогоды что-то там мелькнуло на пути; это храм, - они вошли под своды, чтобы в нем убежище найти. Перед ними на высоком троне - Сакья-Муни, каменный гигант. У него в порфировой короне - исполинский чудный бриллиант".
Вдохновенная, вдохновляющая, порождающая состояние катарсиса былинно-былевая сага о добре и зле, вечном и преходящем, общезначимом и ускользающем во времени и пространстве... - "Говорит один из нищих: "Братья, ночь темна, никто не видит нас, много хлеба, серебра и платья нам дадут за дорогой алмаз. Он не нужен Будде: светят краше у него, царя небесных сил, груды бриллиантовых светил в ясном небе, как в лазурной чаше...".
Философско-психологическая кульминация в развитии сюжета... - "Подан знак, и вот уж по земле воры тихо крадутся во мгле. Но когда дотронуться к святыне трепетной рукой они хотят - вихрь, огонь и громовой раскат, повторенный откликом в пустыне, далеко откинул их назад. И от страха всё окаменело. - Лишь один - спокойно-величав - из толпы вперед выходит смело, говорит он Богу: "Ты неправ! Или нам жрецы твои солгали, что ты кроток, милостив и благ, что ты любишь утолять печали и, как солнце, побеждаешь мрак? Нет, ты мстишь нам за ничтожный камень, нам, в пыли простёртым пред тобой, но, как ты, с бессмертною душой!".
Конфликт с самим Всевышним... Непокорное слово самому Царю Царей... - "Что за подвиг сыпать гром и пламя над бессильной жалкою толпой, о, стыдись, стыдись, владыка неба, ты воспрянул - грозен и могуч , - чтоб отнять у нищих корку хлеба! Царь царей! сверкай из темных туч, грянь в безумца огненной стрелою, - я стою, как равный пред тобою и высоко голову подняв, - говорю пред небом и землею: "Самодержец мира, ты неправ!"
Финальная строфа историко-философского сказания Дмитрия Мережковского... - "Он умолк, и чудо совершилось: чтобы снять алмаз они могли, изваянье Будды преклонилось головой венчанной до земли, - на коленях, кроткий и смиренный, пред толпою нищих царь вселенной, Бог, великий Бог, лежал в пыли!"
У "Сакьи-Муни" Дмитрия Мережковского необычная судьба: эта мифологическая баллада изгнанника-эмигранта полюбилась не только "красной профессуре"... "...НА КОЛЕНЯХ, КРОТКИЙ И СМИРЕННЫЙ, ПРЕД ТОЛПОЮ НИЩИХ ЦАРЬ ВСЕЛЕННОЙ, БОГ, ВЕЛИКИЙ БОГ, ЛЕЖАЛ В ПЫЛИ!" "КРАСНЫЕ" властители питали какую-то мистическую склонность к этой "БЕЛОЙ" притче-легенде... Сказывают, что Леонид Ильич Брежнев знал сей текст "Сакья-Муни" наизусть...
2
НРАВСТВЕННЫЙ ПОДВИГ БУДДЫ
…»Б У Д Д А» К.К. Романова (К.Р.)…
Он не слышит, как порою
Грозно воет ураган,
Как внизу грохочут громы
И бушует океан.
Неподвижный, цепенея
В созерцанье Божества,
Над измученною плотью
Духа ждет он торжества,
Ждет безмолвия Нирваны
И забвения всего,
В чем отрада человека
И страдание его.
С той поры, когда свой подвиг
Стал свершать он, каждый год,
Как шумел крылами в небе
Первых ласточек прилет,
Пташка старцу щебетала,
Что опять весна пришла,
И гнездо в иссохшей длани
Безбоязненно вила.
И в руке его простертой,
Средь заоблачных высот,
Много птенчиков крылатых
Выводилось каждый год.
«…В чём отрада человека и страдание его…»
«…Пред толпою нищих царь вселенной,
Бог, великий бог лежал в пыли!..»
…У Сергея Есенина есть стихотворение, в котором он обращается к образу Будды; это «Послание «евангелисту» Демьяну» («Пусть Будда, Моисей, Конфуций и Христос Далёкий миф — мы это понимаем…»).
Образ Христа… - «Я часто думаю, за что Его казнили? За что Он жертвовал Своею головой? За то ль, что, враг суббот, Он против всякой гнили Отважно поднял голос Свой? За то ли, что в стране проконсула Пилата, Где культом кесаря полны и свет и тень, Он с кучкой рыбаков из бедных деревень За кесарем признал лишь силу злата? За то ли, что Себя на части разделя, Он к горю каждого был милосерд и чуток И всех благословлял, мучительно любя, И стариков, и жён, и крохотных малюток?»
Размышления о Будде, Моисее, Конфуции, Христосе – в контексте
Грозных, исполненных «ревущими противоречиями», событий… Нравственно-духовная жизненная позиция автобиографического героя-повествователя… - «Я не из тех, кто признаёт попов,
Кто безотчётно верит в Бога, Кто лоб свой расшибить готов,
Молясь у каждого церковного порога. Я не люблю религию раба,
Покорного от века и до века, И вера у меня в чудесные слова —
Я верю в знание и силу Человека. Я знаю, что стремясь по нужному пути, Здесь на земле, не расставаясь с телом, Не мы, так кто-нибудь другой ведь должен же дойти К воистину божественным пределам».
Иван Бунин
Богиня
Навес кумирни, жертвенник в жасмине
И девственниц склоненных белый ряд.
Тростинки благовонные чадят
Перед хрустальной статуей богини,
Потупившей свой узкий, козий взгляд.
Лес, утро, зной. То зелень изумруда,
То хризолиты светят в хрустале.
На кованном из золота столе
Сидит она спокойная, как Будда,
Пречистая в раю и на земле.
И взгляд ее, загадочный и зыбкий,
Мерцает все бесстрастней и мертвей
Из-под косых приподнятых бровей,
И тонкою недоброю улыбкой
Чуть озарен блестящий лик у ней.
28.VI.16
Иван Бунин, увлеченный буддийской культурой, пишет рассказы «Братья», «Соотечественник», «Готами», «Воды многие». Огромное впечатление на него произвело посещение Анарадхапуры - руин древней столицы Цейлона. Эта «поэма в камне» вдохновила Бунина на написание рассказа «Город Царя Царей». Здесь постижение величия древнейшего города осуществляется через взаимопроникновение культур в общей архитектурной картине мира: «Анарадхапура, величайшая святость буддийского мира, древнейшая столица Цейлона, Анарадхапура, ныне заросшая джунглями, превратившаяся в одно из самых глухих цейлонских селений и поражающая пилигрима только чудовищными останками былой славы, насчитывает более двух с половиной тысяч лет своего существования, из которых целых две тысячи она процветала на диво всему древнему Востоку, по размерам почти равняясь современному нам Парижу, золотом и мрамором зданий не уступая Риму, а своими дагобами. Воздвигнутыми для хранения священных буддийских реликвий, превосходя пирамиды Египта».
Неизменное стремление Бунина постичь «четыре благородных истины» Будды в череде сложнейших, сокровеннейших вопросов о смысле человеческого существования, тайны смерти и жизни, выхода за пределы христианской традиции должно отнести к психологическому аспекту влияния буддизма на художественное сознание мастера слова. «Парадокс» Бунина-ориенталиста заключался в том, что уход от социальных потрясений (чем в известной мере было его движение на Восток) привел мыслителя к художественным открытиям, содержавшим подчас зерна тех самых идей, борьба за которые, в сущности, и вызывала социальные столкновения у него на Родине. Так или иначе (полагают буниноведы), философские воззрения буддизма, близкие миропредставлению русского писателя не только тематически отражаются в его произведениях, но и «присутствуют» в его сознании, как совершенно определенная точка зрения на судьбу России.
…Нравственно-духовные искания на «сгибе эпох»… В числе мыслителей минувшего, к заветам и урокам которых «прислушиваются» авторы эпохи трёх русских революций – Будда. Есть резон обратиться ещё к одному замечательному тексту – «БУДДЕ» Константина Константиновича Романова («К. Р.») (1858 – 1915), великого князя, президента Санкт-Петербургской академии наук, даровитого поэта, драматурга, переводчика. -
Годы долгие в молитве На скале проводит он. К небесам воздеты руки,
Взор в пространство устремлен. Выше туч святому старцу И отрадней, и вольней:
Там к Создателю он ближе, Там он дале от людей. А внизу необозримо
Гладь безбрежная кругом Разлилась и тихо дышит На просторе голубом;
Солнце ходит, месяц светит, Звезды блещут; вкруг скалы Реют мощными крылами
Над пучиною орлы; Но красою Божья мира Муж святой не восхищен:
К небесам воздеты руки, Взор в пространство устремлен. Он не слышит, как порою
Грозно воет ураган, Как внизу грохочут громы И бушует океан.
«Сгиб эпох» характеризовался повышенным вниманием к проблемам цивилизационно-философским; усилился интерес к древним авторам. Своё видение бытийно-планетарных проблем, «идей времени», «форм времени» по-разному отражают и выражают Вл. Соловьёв и Брюсов, Л.Толстой и Короленко, Л.Андреев и Куприн, Серафимович и Бальмонт, Ахматова и Цветаева, Стасов и Горький, Бунин и Вересаев.
Августейший «К. Р.» (Константин Романов), конечно же, обладал гораздо более скромным, но всё-таки значимым дарованием. Его «Будда» погружает нас в причудливый мир мифологической эпики…
Неподвижный, цепенея В созерцаньи Божества, Над измученною плотью
Духа ждет он торжества, Ждет безмолвия Нирваны И забвения всего,
В чем отрада человека И страдание его. С той поры, когда свой подвиг
Стал свершать он, каждый год, Как шумел крылами в небе Первых ласточек прилет,
Пташка старцу щебетала, Что опять весна пришла, И гнездо в иссохшей длани
Безбоязненно вила. И в руке его простертой, Средь заоблачных высот, Много птенчиков крылатых Выводилось каждый год. И уж праведнику мнилось, Что навеки стал он чужд
Упований и желаний, И земных страстей, и нужд. И о них воспоминанья
Отогнать не может он. Для того ль он мир покинул, Звал забвенья вечный сон,
Заглушал борьбою с плотью Всякий помысел земной, Чтобы пташки мимолетной
Ждать с ребяческой тоской?
…Поиск философско-эстетического, бытийно-психологического идеала на «сгибе эпох»… Мистико-романтические, сентиментально-интимные, врачующе-духоподъёмные «выходы» в сферу рационального и иррационального, материального и идеального…
Что же ласточек все ждет он С нетерпеньем из-за гор? Разве снег еще не стаял?
Разве года нет с тех пор, Как последние вспорхнули И, простясь с родным гнездом,
Белогрудые, в тумане Потонули голубом? Иль не все еще живое Страшный подвиг в нем убил? Или тщетно истязанье? Или… Чу! не шум ли крыл? Он глядит: в лучах восхода
Мчится с дальней стороны Стая ласточек, — все ближе Провозвестницы весны,
Ближе!.. Но к нему не вьется Ни единая из них… Стая, мимо уплывая,
Тонет в безднах голубых… И у праведника, руки Простирающего к ней,
Слезы градом полилися Из померкнувших очей…
