Мысль отчаянно белкою вертится вновь в колесе —
Эй, глаза — не юлите! —
И поет на бегу восхищенные гимны свои
она божьей росе,
Воздавая хвалу ей и славу тогда,
когда ею, шутя, вы меня окропите.
Колесо — не судьба,
а лишь только неброский намек и урок,
Как наука, пригодная в деле защиты
или
самоунижения,
В катаклизмах души,
тем, которым когда-то настанет свой срок,
Чтобы в деле большом применить их
и с тактом таким же большим
и умиленьем.
И среди философско-мещанских тенет,
Ныне ведомо мне, где горбатится гордая вера,
Совесть так же теперь не дает сердцу точный,
а главное ясный и мудрый ответ,
А всего лишь большая-большая химера.
