Авторский блог Татьяна Воеводина 00:00 7 апреля 2016

Белый кот на воеводстве

Горельеф не раздолбали подчистую просто по недосмотру, а вообще-то его замазывали, заколачивали — чтоб скрыть от глаз, будто и не было его вовсе. На дворе стояла хрущёвская Оттепель, когда на смену сталинской имперской красивости пришёл аскетичный суровый стиль, быстро соскользнувший в бесстилье. И вот в наши дни горельеф открыли и восстановили: оказалось, и повреждён-то он был не слишком. Но я не про восстановление — я про то, давнее, уничтожение. Вопрос: зачем? Что-то тут было от иконоборчества: победившее направление уничтожает святыни побеждённого. Есть тут и подсознательная зависть к силе и славе и желание стереть следы этой самой славы. Что-то вроде сноса советских памятников в Польше и на Украине.

Увидела знаменитый горельеф Вучетича на ВДНХ, изображающий самый главный сюжет сталинского ампира — первомайскую демонстрацию трудящихся. В те времена многие романы заканчивались описанием демонстрации или хотя бы массового праздника. А уж сколько их было в живописи — не сосчитать. Первомайская демонстрация была и символом единения народа, и, одновременно, просто праздником, отдушиной в череде тяжких трудовых будней: работали-то тогда не так и не столько, как нынче. Ну, и ещё праздник весны: во всех северных странах люди радуются, что дожили до солнышка, до травки.

Горельеф не раздолбали подчистую просто по недосмотру, а вообще-то его замазывали, заколачивали — чтоб скрыть от глаз, будто и не было его вовсе. На дворе стояла хрущёвская Оттепель, когда на смену сталинской имперской красивости пришёл аскетичный суровый стиль, быстро соскользнувший в бесстилье. И вот в наши дни горельеф открыли и восстановили: оказалось, и повреждён-то он был не слишком.

Но я не про восстановление — я про то, давнее, уничтожение. Вопрос: зачем?

Что-то тут было от иконоборчества: победившее направление уничтожает святыни побеждённого. Есть тут и подсознательная зависть к силе и славе и желание стереть следы этой самой славы. Что-то вроде сноса советских памятников в Польше и на Украине.

Но ведь при Хрущёве идеологическая парадигма радикально не поменялась, да и первомайские демонстрации не отменили. И сам Вучетич не впал в немилость. Ну, изменился художественный стиль — велика беда!

Мне кажется, причина тут не политическая или идеологическая — она коренится в душевной глубине русского народа. У нашего народа есть саморазрушительная потребность — зачёркивать своё прошлое. В 20-е годы был почти официальный агитпроповский термин — "проклятое прошлое": то, что было "при царе". Такой же подход был к Сталину — после его развенчания на ХХ съезде. Вечно мы кого-нибудь или что-нибудь скидываем с "корабля истории". И саму историю принимаем пятнами, фрагментами: это берём, а от этого отрекаемся, тут играем, а тут не играем, а здесь вроде как и вовсе не мы были. А вообще-то хорошо бы начать с чистого листа — начать, как убежать куда-нибудь за Дон или за Урал и зажить вольной праведной жизнью.

В таком жизнеощущении есть что-то детское: первоклассник вырывает страницу с кляксой и даже забрасывает тетрадь за шкаф. А может быть, женское: женщины гораздо чаще, чем мужчины, ненавидят своих "бывших" и хотят зачеркнуть прошлое. Впрочем, мизантроп Шопенгауэр считал, что женщины и дети имеют сходный склад сознания.

Этот детски-женский подход свойственен всему русскому народу. Вот совсем недавно, в "перестройку" пытались зачеркнуть советское прошлое и сшить напрямую тринадцатый год с девяносто первым. И это подход не злонамеренной "пятой колонны" — таков душевный склад и умственный облик русского человека. Он и в своей собственной маленькой жизни почасту думает и чувствует точно так же: тот же позыв зачеркнуть, объявить прошлое небывшим или, как минимум, фатальной ошибкой, чтобы начать сначала. С нуля.

А много ли достигнешь, начиная всякий раз с нуля?

Уверена: мы сможем продвинуться вперёд, когда научимся уважать и принимать ВСЁ прошлое, ВСЮ историю целиком. Просто потому, что она — наша и потому что она — была. Об истории нужно размышлять, что, кстати, у нас не особенно любят. У нас любят "морализировать над историей", как заметил ещё сто лет назад Николай Бердяев. А вместо размышления у нас торопливая смена картинки: с хорошей на плохую и обратно.

Со склонностью морализировать над историей близко связана наша лёгкая готовность каяться за какие-то якобы преступления прошлого: хоть Ивана Грозного, хоть Сталина, хоть вообще всей нашей "ужасной" истории без разбору, — хотя на самом деле русская история не более кровавая, чем любая иная. Американец Патрик Бьюкенен в нашумевшей книге "Смерть Запада" говорит, что наметившаяся в Америке тенденция каяться за что-то в прошлом (за геноцид индейцев, например, или за привоз рабов-негров — не за Ливию и Югославию, разумеется) — это признак упадка и вырождения. И, знаете, какая-то правда в этом утверждении есть.

Самые удачливые в истории народы никогда от своего прошлого не отрекаются — напротив, носятся с ним, лелеют. И умеют обернуть себе на пользу и прославление. Никому не приходит в голову объявить Робеспьера или Наполеона кровавыми маньяками: их уважают, ими гордятся.

Немцы прокляли всё, что связано с нацизмом? По-моему, тут больше дисциплинированного подчинения воле победителей, чем зачёркивания истории. Немцы, кстати, величайшие собиратели всякого антиквариата. Хочешь — можешь купить открытки, которые солдаты посылали с Восточного фронта, хочешь — кукол начала ХХ века. В этом тоже — уважение к истории, к прошлому. Чему нам предстоит ещё учиться.

А пока не научились — всё идёт по-старому. Вот недавно улицу Большую Коммунистическую, что на Таганке, переименовали в "Антикоммунистическую" — теперь это улица Солженицына. Как некогда Архиерейский переулок перекрестили в Безбожный — абсолютно тот же подход…

1.0x