«Мой отец, — писал Эллиот Рузвельт о своем знаменитом родителе, — возможно, первым придумал использовать налоговое управление в качестве оружия политического возмездия». До президентства Ф. Рузвельта федеральное правительство никогда не забирало себе столь значительную долю доходов людей. В 1935 г., когда Рузвельт поднял максимальную предельную ставку подоходного налога до 79%, а максимальную предельную ставку налога на имущество до 70%, миллионеры начали искать вычеты и лазейки, чтобы сохранить свое частное имущество. В течение 1930-х годов Рузвельт начал экспериментировать с Бюро внутренних доходов (позднее переименованное в Управление внутренних доходов, или IRS), которое раньше относилось к министерству финансов, используя его для атаки на политических врагов и финансовой подпитки программ Нового курса.
Первым человеком, навлекшим на себя гнев Рузвельта и как следствие — долгое, упорное расследование налогового управления, стал Хью Лонг. Колоритный и неглупый политик — по мнению некоторых, демагог, — Лонг в 1928 г. стал губернатором Луизианы и наладил в этом штате успешный политический механизм, он обещал избирателям Луизианы бесплатные учебники, дешевую медицину и другие блага и выполнил ряд обещаний, обложив высокими налогами корпорации. Лонг и его политические сторонники также брали «откаты» от нефтяных и дорожностроительных компаний и других предприятий, работавших по госконтрактам. Лонг создал достаточно мощную денежную базу, чтобы его люди смогли удержаться на своих рабочих местах в Луизиане после того, как в 1930 г. его избрали в сенат.
В Вашингтоне Лонг стал для Рузвельта бельмом на глазу. Поначалу он поддерживал президента, но постепенно принялся критиковать почти все программы Нового курса за их неадекватность или плохую организацию. Он осуждал закон о регулировании сельского хозяйства, считая, что лучше инфляция, чем выплаты фермерам за непроизводство. По поводу закона о восстановлении национальной промышленности Лонг говорил: «В этом законопроекте собраны все изъяны социализма и ни одного его достоинства». Он также высмеивал соратников Рузвельта — проводников Нового курса, называя их некомпетентными шарлатанами. Он регулярно перетягивал на свою сторону лидера сенатского большинства демократа Джо Робинсона, чем крайне затруднял прохождение законопроектов Рузвельта.
Рузвельт, объявив Лонга (наряду с Дугласом Макартуром) одним из двух самых опасных людей в стране, стал изыскивать в своем арсенале оружие против сенатора от Луизианы. Вначале Рузвельт попытался осадить Лонга, лишив его федерального покровительства. Президент поставил Луизиану в особое положение, назначив извне директора, который прибыл в штат и контролировал программы федеральной помощи. Кроме того, Рузвельт оказал федеральное покровительство политическим противникам Лонга, возглавляемым экс-губернатором Джоном Паркером. От Рузвельта поступило распоряжение: «Не пропускать никого и не помогать никому, кто работает на Хью Лонга и его свору. На сто процентов!»
В ответ на это Лонг вынудил штат отказаться от федеральных средств. Директор PWA Гарольд Икес позднее публично критиковал Лонга за отказ принять хотя бы около половины суммы, выделенной федеральными властями штату на строительство автомагистрали. Икес утверждал, что отказ принять федеральные средства — шаг беспрецедентный, способный изуродовать экономическое развитие Луизианы. Лонг же попросту обозвал людей, назначенных распоряжаться этими средствами, прохвостами. «Передайте им мои наилучшие пожелания там, в Вашингтоне, — заявил он репортерам. — Скажите им: пусть катятся ко всем чертям»
Гарри Уильямс, написавший исчерпывающую биографию Лонга, подробно исследовал конфликт между Рузвельтом и Лонгом относительно федерального финансирования и пришел к следующему выводу: «Его [Лонга] не слишком заботил практический результат потери финансирования: количество зависящих от этого федеральных рабочих мест было сравнительно небольшим, а имевшихся в его распоряжении региональных рабочих мест было более чем достаточно, чтобы позволить ему удержать власть. Но он считал унизительным для себя, чтобы его враги контролировали [федеральные] средства, а затем хвастались этим. Это позволило бы им продолжать находиться в оппозиции к нему...»
Лонг нашел решение набрать национальную базу поддержки своей кандидатуры, возможно, в будущем и для участия в президентских выборах. В феврале 1934 г. Лонг в государственном радиообращении разрекламировал клубы своего движения «Поделимся своим богатством» (Share Our Wealth, SOW), выдвинув лозунг. «Каждый человек — король». Он пропагандировал резко прогрессирующую ставку подоходного налога, чтобы гарантировать каждой семье «гомстед» и минимальный годовой доход. Кампания, развернутая Лонгом, принесла ему 60 тысяч писем еженедельно, в основном от фанатов, жаждавших открыть клубы SOW в своих регионах. Пока Лонг поощрял всю страну вступать в его клубы, Рузвельт проверял его шансы получить поддержку на президентских выборах в 1936 г. Глава Почтовой службы США Джеймс Фарли, точный исследователь общественного мнения при Рузвельте, оценивал национальное влияние Лонга в 4—6 млн. голосов к 1936 г. — возможно, 15%, — что легко давало перевес на выборах республиканцам. Оценки Фарли подтвердились, когда Лонг стал ездить по стране, чтобы продвигать клубы SOW и прозондировать почву насчет предстоящих президентских выборов. К примеру, Южная и Северная Каролины стали для Лонга своего рода испытательной площадкой. «Южная Каролина — штат, где больше всего сторонников Рузвельта, — отмечал Лонг. — Если я смогу продать себя здесь, то смогу везде». В марте 1936 г. Лонг совершил турне в Южную Каролину. Губернатор Олин Джонстон попытался проигнорировать Лонга, особенно потому что Рузвельт звонил ему накануне, угрожая обрезать все федеральное финансирование, если тот поможет сенатору от Луизианы. Даже после обструкции, устроенной Джонстоном, Лонг выступал в Университете Южной Каролины, в законодательном собрании и на территории всего штата. Он привлекал большие толпы народа, и 140 000 избирателей в Южной Каролине поставили свои подписи в поддержку кандидатуры Лонга на пост президента.
Растущая всенародная поддержка Лонга стала главной угрозой для переизбрания Рузвельта. Если бы Лонг баллотировался на пост президента как кандидат от третьей партии, он смог бы оттянуть достаточно голосов от демократов, чтобы к власти пришел республиканец. Кроме того, способность Лонга обходиться в Луизиане без федерального финансирования могла побудить других несогласных взбунтоваться и бросить вызов союзникам Рузвельта, которые распределяли финансирование в других штатах. На кон было поставлено многое, и команда Рузвельта обратилась в налоговое управление США, чтобы провести расследование в отношении Лонга и обеспечить президенту преимущество.
Нельзя сказать наверняка, когда Рузвельт решил использовать налоговое управление против Лонга, но вот что мы знаем точно: старинный друг Рузвельта Генри Моргентау стал министром финансов в январе 1934 г. Через три дня после утверждения его кандидатуры в сенате Моргентау вызвал главу особого разведывательного отдела налогового управления США Элмера Айри. «Почему вы прекратили расследование по Хью Лонгу, мистер Айри?» — спросил Моргентау. Айри объяснил, что расследование временно приостановлено. Тогда Моргентау приказал: «Верните своих сотрудников в Луизиану... Инициируйте расследование по Хью Лонгу...» Затем Моргентау поручил Айри отчитываться перед ним раз в неделю, что Айри и делал чуть меньше года. Когда он пропустил одну неделю из-за отсутствия новой информации, Моргентау позвонил ему и сказал: «Вы не были у меня восемь дней». Айри посылал в Луизиану десятки сотрудников, и один из них даже несанкционированно проник в организацию Лонга. В процессе расследования Айри также общался лично с Рузвельтом, и они совместно искали хорошего юриста для обвинения Лонга и его помощников.
Решение Рузвельта (или Моргентау) использовать налоговую службу США против Лонга было вполне логичным шагом. Сам по себе Лонг не был богат. Тем не менее у него каким-то образом имелись деньги, чтобы сохранять лояльность жителей штата, несмотря на то что его оппонентов обеспечивали федеральной поддержкой. Как это могло быть? Рузвельт пришел к логическому выводу, что взяток и «откатов» от государственных контрактов, заключавшихся на уровне штата, было достаточно, чтобы удержать Лонга у власти. Здесь, однако, перед Лонгом вставала дилемма. Большинство чиновников и подрядчиков штата были вынуждены оплачивать политическую машину Лонга, чтобы сохранить свои рабочие места и контракты. Если Лонг отказывался указать эти откаты в своей налоговой декларации, то налоговая служба США могла осудить его за уклонение от уплаты налогов. Если же Лонг включал эту наличность в декларацию, указав ее как доход, тогда Рузвельт мог сделать достоянием гласности факт злоупотребления политическими полномочиями ради вымогательства денег и сохранения власти. Были бы названы и имена тех, кто платил откаты Лонгу, и у них тоже возникли бы проблемы.
Естественно, Лонг сопротивлялся нашествию налогового управления в Луизиану. Выступая в сенате, он протестовал против «орд» налоговых ищеек, по меньшей мере 250 человек, пущенных по следу его самого и его друзей. «Они даже не попытались как-то прикрыть это», — сказал Лонг. Они лишь бахвалились, что ему с друзьями придется «уйти». Во-первых, Айри поручил агенту внедриться в организацию Лонга; во-вторых, Айри узнал все что мог от врагов Лонга. Среди них, в частности, были братья Джанке, занимавшиеся дорожным строительством, чья информация о Лонге была полезна Айри. Однако, поскольку братья Джанке не могли заключить госконтракты со штатом, их фирма стояла на грани банкротства. Поэтому Айри обеспечил им федеральный кредит от Корпорации финансирования реконструкции, тем самым стимулируя их помочь налоговому- управлению США поймать Лонга.
К 1935 г. налоговая служба США начала предъявлять обвинение рядовым и наиболее уязвимым членам команды Лонга. В апреле 1935 г. удалось обвинить в уклонении от уплаты налогов представителя штата Джозефа Фишера. Затем в сентябре Лонг погиб в результате покушения, и созданная им система начала распадаться. В октябре верный сторонник Лонга Эбрахам Шушен был обвинен в уклонении от уплаты налогов. Остальные члены команды урегулировали проблемы с налоговым управлением в гражданском суде. «В то время было широко известно, — заключает налоговый эксперт Дэвид Бернхэм, — что дела закрывали в обмен на обещание поддержать кандидатуру Рузвельта на второй президентский срок». Большинство близких соратников Лонга во главе с братом Хью Эрлом действительно сотрудничали с Рузвельтом, и в 1936 г. президент получил в Луизиане 90% голосов, — больше, чем в соседних Техасе и Арканзасе. После выборов Айри мог инициировать больше судебных процессов по обвинению в уклонении от уплаты налогов, мошенничестве с использованием почты и использовании рабочей силы Управления общественных работ в личных целях, но никто из луизианских политиков уже не восставал против Рузвельта и Нового курса.
Рузвельта восхитил потенциал налогового управления для уничтожения политических оппонентов. Стоило медиамагнату Уильяму Рэндольфу Херсту начать критиковать политические программы Рузвельта, как он тоже обнаружил, что им плотно занялись налоговики. При этом в неловкой ситауции оказался сын президента Эллиот Рузвельт, которого Херет предусмотрительно нанял редактором отдела авиации в свою газету «Лос-Анжелес экспресс». Как пишет Эллиот, «примерно в то же время, когда отец отправил федеральных следователей в Луизиану для поиска доказательств финансовых махинаций Лонга и компании, он поручил налоговому- управлению аналогичную дотошную проверку каждого уголка империи Херста...»" Однако Херсту не нужны были ни финансирование, ни откаты, чтобы заработать деньги и расширить влияние. Природа его бизнеса была иной, чем у Лонга, и его бухгалтерские документы были в порядке.
Не было проблем с финансовой отчетностью и у отца популярного радиосвященника из Детройта Чарльза Кафлина, который познакомился с Хью Лонгом в 1935 г. и встал на его сторону, поддержав разоблачения в адрес Рузвельта. Налоговое управление США отправило отчеты о состоянии финансов Кафлина президенту, который подключил также главу Почтовой службы США Джеймса Фарли поработать над почтой Кафлина — сколько денег он получал и насколько устойчиво его материальное положение? Рузвельт многое разузнал о финансовых делах Кафлина, но не смог найти доказательства, чтобы упрятать его за решетку. Поэтому Кафлин начал вместе с Лонгом и Херстом регулярно изобличать Рузвельта. Иногда этим трем критикам президента удавалось объединиться, чтобы победить Рузвельта в ключевых политических вопросах. Например, президент хотел, чтобы США вступили в Международный суд, являвшийся частью Лиги Наций. И он был в ярости, когда Херст через газеты, Кафлин по радио, а Лонг в сенате создали сплоченную оппозицию против Международного суда, сумевшую пустить под откос план Рузвельта.
Как признавался Эллиот Рузвельт, «на протяжении 30-х годов воображение отца продолжали будоражить налоговые декларации других людей». К примеру, радиокомментатор Боук Картер критиковал Рузвельта за его попытку «утрамбовать» Верховный суд и за «вмешательство» в политику Дальнего Востока, чреватое войной с Японией. Рузвельт, как пишет его сын, инициировал налоговое расследование против Картера, а также попросил министра труда Фрэнсиса Неркинса проверить статус Картера — если он подданный другого государства, нельзя ли его депортировать.
Еще одной мишенью для президента стал Гамильтон Фиш, конгрессмен-республиканец из родного для Рузвельта округа штата Нью-Йорк. Когда Фиш начал критиковать одну программу Рузвельта задругой, президент сперва попытался не дать ему переизбраться. Гайд-парк был вотчиной Рузвельта, и сама мысль, чтобы президента и его соседей представлял Фиш, была ему ненавистна. Когда же Фиш начал побеждать на повторных выборах, иногда с большим перевесом, Рузвельт привлек налоговиков. Они обвинили Фиша в том, что тот задолжал по выплате налогов 5000 долл., и потребовали заплатить. Фиш обжаловал это решение в суде. «Дело тянулось несколько лет, — вспоминал Фиш, — и стоило государству нескольких тысяч долларов, поскольку оно пыталось заставить меня раскошелиться, по, если бы я согласился, это бросило бы тень на мою репутацию». В итоге налоговое управление СИТА проиграло по всем пунктам обвинения и даже вынуждено было вернуть 80 долл. переплаченных налогов. В 1942 г. налоговое управление инициировало аудит Фиша за много лет, и тоже безрезультатно. В конце концов во время Второй мировой войны Рузвельт попросил Эдгара Гувера из ФБР расследовать поведение Фиша на предмет «подрывной деятельности». Эта попытка также провалилась, но в итоге Рузвельт добился своего, когда его друзья в штате изменили границы избирательного округа Фиша, и на выборах 1944 г. он потерял свое место в конгрессе.
Фиш стал исключением из правила — обычно у Рузвельта лучше получалось использовать налоговиков против своих политических оппонентов, нежели против неугодных СМИ, особенно если этим оппонентом был кто-нибудь вроде Лонга, которому приходилось пользоваться сомнительными финансовыми ресурсами, чтобы удержаться на посту.
Подобно тому как Лонг был уязвим в Луизиане, испытывали проблемы и главы городов по всей Америке — к 1930-м годам они нуждались в федеральном финансировании, чтобы побелить на выборах и создать оперативные фонды. Отношение закона к градоначальникам часто зависело от того, представляли ли они ценность для президента. Например, в 1920—1930-е годы политическим боссом Атлантик-сити в Нью-Джерси был Енох «Наки» Джонсон. Он заработал деньги на бутлегерстве, азартных играх, взятках и откатах. В налоговой декларации Джонсона всегда был указан крупный доход в расплывчатой категории под названием «другие пожертвования». Игроки и рэкетиры в городе порока Атантик-сити любили Наки, который гарантировал безопасность и стабильность, и были готовы лгать и даже садиться в тюрьму, лишь бы защитить его.
Однако, к несчастью для Наки Джонсона, когда в начале 1900-х годов он определялся в своих политических предпочтениях, случилось так, что он выбрал республиканскую партию. Тогда в США не было подоходного налога, и Джонсон сосредоточился на региональной, а не национальной политике. До 1033 г. для градоначальников гораздо больший потенциал имели местные прибыли, нежели федеральные. Округ Атлантик стал республиканским в 1932 г., однако в 1936 г. демократы победили в нем с небольшим перевесом. Похоже, Рузвельту дела не было до Джонсона, и когда в 1941 г. Джонсона в конечном итоге обвинили в налоговых манипуляциях, Рузвельту как будто было все равно, как решится дело. Джонсон и не вредил ему, и не помогал, так что Рузвельт просто наблюдал со стороны, как налоговое управление вначале проверяло, а потом выдвинуло обвинение против Джонсона.
Иной сюжет и развязку имела история мэра Джерси-сити Фрэнка Хейга. Урожденный ирландец Хейг вырос в хулиганском районе Джерси-сити. В шестом классе его выгнали из школы, и в подростковом возрасте он работал кузнецом и даже боксером. Политика стала для Хейга способом выбраться из трущоб, так что он стал частью политической машины демократов и прошел путь от констебля до комиссара городской полиции и мэра. К 1932 г. 56-летний Хейг был бесспорным лидером Джерси-сити. В 1932 г. он поначалу поддерживал кандидатуру Эла Смита на пост президента, но после конвента демократической партии быстро переметнулся к Рузвельту; Хейг пообещал, что колеблющийся штат Нью-Джерси перейдет на сторону - Рузвельта, и устроил в честь будущего президента в местечке Си-Герт пышный парад, на котором присутствовало 100 тысяч человек — на протяжении всей своей кампании Рузвельт ни разу не видел такой толпы.
В день выборов поддержка Хейга оказалась необходимой. Рузвельт одержал верх в Нью-Джерси с перевесом менее чем 28 900 голосов из общего числа 1,6 млн. Все округа, включающие в себя крупные города, стали республиканскими, но только не хейговский округ Хадсон. Хейг вручил этот округ Рузвельту, собрав более 117 тысяч голосов, что означало перевес три к одному.
Обосновавшись в Белом доме, Рузвельт всю федеральную помощь штату направлял через Хейга, а не через губернатора или двух сенаторов. Когда один человек из Ньюарка написал губернатору Нью-Джерси с просьбой о трудоустройстве, губернатор ответил: «Я не уполномочен назначать на эти федеральные должности. Это происходит по рекомендации местных организаций мэру Хейгу... Предлагаю и вам тоже связаться с мэром». Соратники Рузвельта Джеймс Фарли и Гарри Хопкинс помогали мэру упрочить свою власть в штате. Хопкинс открыл кран федеральных вливаний, предоставляя Хейгу по 500 000 долл. в месяц на выплату пособий в 1933 и 1934 г.; спустя пять лет Хопкинс возглавил Управление общественных работ и выделил Джерси-сити немыслимую сумму в размере 50 млн долл. Гарольд Иксе и Управление общественных сооружений (PWA) предоставили городу Хейга 17 млн долл. Из части этих денег Хейг смог построить третью по величине больницу в мире. Те, кто не мог или не хотел оплачивать медицинские счета, могли сократить или аннулировать их, пообщавшись с политическими лидерами округа Хейга. Рузвельт приехал в Джерси-сити в октябре 1936 г., прямо перед президентскими выборами, чтобы торжественно открыть построенную Хейгом больницу и получить официальное благословение босса. Вдень выборов Хейг обеспечил Рузвельту еще лучший результат в округе — почти четыре к одному, и шестнадцать голосов выборщиков Нью-Джерси отошли президенту.
Хейг использовал финансирование с умом и управлял городом железной рукой. «Я и есть закон», — частенько хвастался Хейг. У его политических оппонентов не было рабочих мест, финансируемых федеральным центром, скорее они могли оказаться в тюрьме за свои критические высказывания. Хейг открыто глумился над гражданскими свободами, и враги прозвали его «Гитлер округа Хадсон». Один репортер изобразил Хейга «диктатором в американском стиле», другой назвал его «королем мошенников». Несмотря на водопад федеральных средств, обрушившийся на Нью-Джерси, и раздававшиеся обвинения в коррупции, налоговое управление никогда не занималось серьезной проверкой Хейга. Наки Джонсон, у которого и город был меньше, и для махинаций приходилось довольствоваться лишь местными ресурсами, сел в тюрьму; а вот Хейгу там побывать так и не довелось.
У налогового управления были весьма веские причины заняться Хейгом только в связи с коррупцией в Управлении общественных работ. У Гарри Хопкинса были горы доказательств, включая письменные показания под присягой, что Хейг занимался выборными махинациями, политизировал распределение рабочих мест и во время выборов вынуждал государственных служащих жертвовать 3% на его избирательную кампанию. Многие письма и заявления, описывавшие коррупцию, доступны в делах WРА под названием «Политическое принуждение», хранящихся в национальных архивах, Хопкинс не только ничего не сделал, чтобы остановить Хейга, но и, похоже, поощрял его.
Рузвельт стеснялся Хейга и не вводил его в свой ближний крут, но Хейг был нужен, чтобы Нью-Джерси оставался на стороне президента. Рузвельт твердо стоял на этом, доказав свое отношение делом, когда Джеймс Фарли обнаружил, что у Хейга имелся сообщник на почте, который вскрывал и читал всю корреспонденцию основных политических оппонентов. Вскрытие отправлений, пересылаемых Почтовой службой США, является федеральным преступлением, и некоторые приспешники Хью Лонга сели в тюрьму за самовольную перлюстрацию писем. Фарли обратился к Рузвельту за инструкциями о том, как наказать Хеша. Однако президент пресек поползновения Фарли: «Забудьте о наказании. Ступайте к Фрэнку и велите ему все замять. Нельзя это раздувать. Спустите дело на тормозах. Если нам нужен Нью-Джерси, без поддержки Хейга не обойтись».
Историк Лайл Дорсетт, внимательно изучивший документы, приводит следующий пример нецелевого использования Хейгом федеральных средств: «После обращения Хейга Гарри Хопкинс решил отойти от буквы закона и использовать средства WPA, выделенные на оплату труда, на покупку сидений и сантехники для нового бейсбольного стадиона в Нью-Джерси. Хейг понимал, что просит Хопкинса подставиться, но убедил его, что это во имя благого дела, коль скоро стадион назовут в честь Рузвельта и президент посетит грандиозную церемонию открытия».
Хейг был не единственным политиком, нуждавшимся в помощи президента, чтобы избежать тюрьмы. Рузвельт не раз использовал свои полномочия, чтобы помочь тем, кто был ему полезен. Например, в 1930-е годы Линдон Джонсон был молодым конгрессменом от Техаса. Он всегда с энтузиазмом поддерживал Рузвельта, особенно в 1937 г., когда другие отвернулись от Рузвельта, возмутившись тем, как он «утрамбовывал» Верховный суд. Джонсон, баллотируясь на дополнительных выборах в конгресс в том году, утверждал, что Новый курс — безупречная структура, а поддержка политики Рузвельта по «утрамбовке» Верховного суда — необходимый тест на лояльность президенту и его программе.
Рузвельту понравился Джонсон, особенно когда тот доказал свою пользу, контролируя политическую жизнь в Техасе. Всякий раз, когда Рузвельт нуждался в помощи лидера большинства в палате представителей (а позднее спикера палаты) Сэма Рейбериа, Джонсон выступал посредником. Когда вице-президент Джон Нэнс Гарнер из Техаса развернул в 1940 г. президентскую кампанию, Джонсон тайно подорвал позиции Гарнера в штате и помог изменить симпатии избирателей в пользу Рузвельта. В ответ Рузвельт направил в Техас федеральное финансирование через Джонсона.
Подобно тому, как в Нью-Джерси президент сделал своим главным политическим союзником мэра, в Техасе он распределял федеральное финансирование через молодого конгрессмена. Близкий друг и советник Рузвельта Томас Коркоран однажды заметил, что Линдон Джонсон «полупил больше проектов и больше денег для своего региона, чем кто-либо другой. Он был лучшим конгрессменом для своего региона за все время». Те, кто получал покровительство Джонсона, в свою очередь, сделали Джонсона миллионером и финансировали его политические амбиции по продвижению в сенат.
Огромная фирма-подрядчик из Техаса «Браун & Рут, инк.» строила на федеральные доллары плотины и другие проекты. В благодарность в 1940-е годы она пожертвовала крупную сумму на две сенатские кампании Джонсона. Пожертвования в кампанию нельзя было вычитать из налогоблагаемого дохода, но «Браун & Рут» делала это, причем столь небрежно, что навлекла на себя проверку налогового управления. Даже Моргентау был раздосадован. Налоговое управление проверило «Браун & Рут» и установило, что компания должна более 1,5 млн долл. недоплаченных налогов и штрафов. Должностным лицам фирмы также грозил тюремный приговор.
Джонсон и сам стал мишенью налогового управления, когда подал неправильные отчеты о доходах, полученных во время предвыборных кампаний. 13 января 1944 г., как раз когда налоговое управление завершало полуторагодичную проверку Джонсона, президент Рузвельт назначил Джонсону чрезвычайную встречу В тот же день президент связался с Элмером Айри и начал процесс прекращения проверки. Дело с Brown & Root было улажено тихо — без всякой шумихи — 372 000 долл. в счет недоплаченных налогов и никакой тюрьмы. Джонсона вообще не потревожили. Он оказался слишком ценным кадром, и президент не мог его потерять.
Рузвельт, однако, не защищал своих политических союзников, если они были ему недостаточно полезны. Интересный пример — «Большой Том» Пендергаст, демократ, глава г. Канзас, штат Миссури. Пендергаст поддерживал кандидатуру Рузвельта на пост президента еще в 1932 г., а в день выборов помог ему выиграть в Миссури. Округ Джексон, бастион Пендергаста, проголосовал за Рузвельта с перевесом два к одному, что наверняка означало «выкручивание рук», поскольку в предыдущие три предвыборные гонки этот округ голосовал за республиканцев. В знак благодарности Рузвельт поручил Хоикинсу проводить федеральное финансирование в Миссури через Большого Тома.
Пендергаст использовал своего нового друга в верхах, чтобы упрочить свою власть в Миссури. Например, у него была собственная строительная компания, и, подобно Хейгу, он использовал свои полномочия для обогащения, распределения рабочих мест и победы на выборах. В 1934 г, Пендергаст сделал ставку на галантерейщика-неудачника Гарри Трумена. После того как Трумен ловко победил па выборах, ему написал один избиратель с просьбой взять его на работу в WPA. Трумен ответил: «Если пришлете рекомендательные письма от демократической организации Канзаса, буду рад сделать для вас все, что смогу». Этот ответ красноречиво демонстрирует, где именно и в руках какой партии сосредоточилось политическое влияние в Миссури. Ставленником Пеидергаста на пост губернатора в 1936 г. стал Ллойд Старк, и Большой Том заставил сотрудников WPA по всему штату проголосовать за него под угрозой лишения работы. То же касалось и кампании по переизбранию Рузвельта, и президент легко победил в Миссури, причем округ Джексон лидировал с перевесом три к одному в пользу Рузвельта.
То, с каким неподдельным энтузиазмом Пендергаст стремился обеспечить Рузвельту победу на выборах, оказалось его ошибкой. После выборов некоторые наблюдатели замечали, что в первый избирательный округ Пеидергаста было подано больше бюллетеней, чем количество тех, кто имел право голосовать. В некоторых участках округа за Рузвельта проголосовали единогласно, хотя некоторые избиратели клялись, что голосовали за кандидата от республиканцев Элфа Лондона. Капитан полиции, обвиненный в запугивании избирателей, ответил: «Я бы никогда не причинил вреда женщине, но считаю своим патриотическим долгом убедиться, что избиратели голосуют так, как хочет лидер избирательного округа. В конце концов, меня нанял этот город». Окружной прокурор Морис Миллиган предъявил обвинение более чем 200 членам счетной комиссии, председателям участковых комиссий и секретарям от демократической партии, — у всех у них были адвокаты, оплаченные Пендергастом. 78 человек были приговорены к тюремным срокам. Тем временем сенатор Старк занервничал и пошел на обдуманный риск. Он переметнулся на другую сторону, объединился с Миллиганом и помог подключить ФБР и налоговое управление к проверке Пендергаста. Вмешается ли президент?
Рузвельт, без сомнения, ценил то, что Пендергаст собрал большое количество голосов в его поддержку, но последовавший за этим публичный скандал дал оружие в руки критиков Рузвельта и Нового курса. Поэтому Рузвельт раздумывал, а не передать ли право распоряжаться федеральным финансированием губернатору Старку. Когда 259 человек Пендергаста были обвинены в подтасовке голосов и когда затем кандидат Старка победил кандидата Пендергаста на ключевые выборах в штате в 1938 г., Рузвельт отвернулся от Пендергаста и отдал большую часть финансирования Миссури губернатору Старку. Рузвельт устранился и молча наблюдал, как налоговое управление оштрафовало и посадило Пендергаста за уклонение от уплаты налогов. В отличие от Хейга в Нью-Джерси и Джонсона в Техасе Пендергаст не был жизненно важен для Рузвельта, и потому президент не помог ему и не остановил налоговое управление.
К своему второму сроку Рузвельт привык использовать — на практике или по крайней мере в расчетах — налоговое управление в политических целях. Крупные кризисы, такие как план по «утрамбовке» Верховного суда, особенно стимулировали администрацию Рузвельта использовать налоговое управление для избавления от политических врагов. Сенатор от Монтаны Бертон Уилер, который помог мобилизовать голоса против «утрамбовки» суда, во всеуслышание пожаловался Моргентау на слухи, что налоговое управление занималось им. Моргентау пообещал Уилеру освобождение от налоговой проверки. Позднее Моргентау получил меморандум от коллеги из министерства финансов, где говорилось, что Томас Коркоран пришел в Министерство юстиции с «запросом, требуя информации касательно деклараций о подоходном налоге у судей Верховного суда». Моргентау отказался дать разрешение на доступ Коркорана к этим декларациям, и Рузвельт, по-видимому, не настаивал на отмене этого решения
Естественной мишенью для Рузвельта и налогового управления США стали богатые американцы. Во-первых, у богатых людей были деньги, необходимые Рузвельту для финансирования WPA и других программ. Его в высшей степени прогрессивная налоговая шкала позволяла взять часть этих денег, но состоятельные граждане быстро находили налоговые лазейки. Заработать, а затем законными средствами сохранить свой доход было непросто, поэтому обеспеченные американцы становились очевидной мишенью, позволяющей пополнить федеральную казну. Еще одним связанным с этим соображением было то, что богатые люди являлись главной движущей силой критики Нового курса. Никто не любит платить налоги, и многие состоятельные американцы отказывались платить больше половины своего ежегодного дохода па федеральные программы, которые терпеть не могли. Работать с января по июль или по август на Рузвельта, а остаток года на себя — мрачная перспектива, и они заявляли о своем недовольстве во весь голос.
Первой мишенью среди богачей Рузвельт выбрал промышленника и банкира из Питтсбурга Эндрю Меллона. Как уже упоминалось, Меллон участвовал в основании «Алкоа» и «Галф Ойл» и состоял в советах директоров порядка 60 компаний. К 1920-м годам он занимал третье место в списке самых богатых американцев, уступая лишь Форду и Рокфеллеру. Одно только богатство делало его соблазнительным кандидатом для налоговой проверки, но его политическое поведение в течение 1920-х годов предрешило его участь. В довершение всего Меллон был предшественником Моргентау в Министерстве финансов.
Философия правления Рузвельта резко контрастировала с представлениями Меллона. Президент увяз в Великой депрессии и полагал, что одолеть ее можно с помощью высоких налогов, государственного планирования, фермерских квот и больших расходов на социальные пособия. Рузвельт, как мы видели, верил в недопотребление, в то, что Великая депрессия была отчасти вызвана недостаточными инвестициями и манипулированием фондовым рынком со стороны богатых людей. Само существование Меллона в качестве бывшего министра финансов для многих американцев служило постоянным напоминанием о «старых добрых временах», когда налоговые ставки были низкими, работы хватало на всех, а государство не вмешивалось. В первый президентский срок Рузвельта Меллон — почти так же, как Хью Лонг — стал объектом массированного и безжалостного налогового расследования.
Рузвельт инициировал налоговую проверку через генерального прокурора Хомера Каммингса и министра финансов Генри Моргентау. Лудит и увенчавший его судебный процесс над Меллоном по обвинению в налоговых махинациях были необоснованны с самого начала. «Администрация Рузвельта велела мне взять след Энди Меллона», — признался глава подконтрольного Моргентау разведывательного отдела при налоговом управлении Элмер Айри.
Айрн знал ситуацию и был твердо уверен, что налоговые декларации Меллона в порядке. В действительности вначале администрация Рузвельта попробовала инициировать против Меллона расследование ФБР, но оно провалилось, и следующим шагом стала налоговая проверю». По словам Айри, «назначенный главным юрисконсультом в отдел внутренних доходов Боб Джексон [будущий генеральный прокурор] сказал мне: „Мне нужна помощь с этим Меллоном. Проверка ФБР ничего не дала. Займись им ты". Когда Айри заколебался, ему позвонил босс, Генри Моргентау. "Айри, — заявил Моргентау, — нельзя занимать это место на 99 2/3%. Начинай проверку Меллона. Это приказ». Айри умолял Моргентау передумать, убеждал, что Меллон невиновен, но Моргентау закончил разговор словами: «Я приказываю тебе начинать, Айри». Айри с тяжелым сердцем начал проверку, но и но прошествии более чем десяти лет испытывал дискомфорт от того, что был вынужден начать бессмысленное и дорогостоящее расследование против невиновного человека.
Поскольку Моргентау и Рузвельт были давними друзьями и регулярно встречались и общались в неофициальной обстановке, можно предположить, что именно Рузвельт поручил Моргентау инициировать налоговую проверку Меллона. По меньшей мере это происходило с молчаливого одобрения Рузвельта. Конечно, Моргентау был добровольным сообщником. «Не бойтесь быть предельно жесткими на этом процессе, чтобы выполнить задачу», — заявил Моргентау государственному обвинителю Роберту Джексону и добавил: «Я полагаю, что это не просто процесс против Меллона, это процесс «Демократия против привилегированных богачей», и я хочу посмотреть, кто победит».
Победил Меллон. Большое жюри Питтсбурга, в основном состоявшее из представителей рабочего класса, выслушало свидетельства и отказалось признать Меллона виновным. Затем Апелляционный совет по налоговым вопросам единогласно проголосовал за то, что Меллон «не искажал и не фальсифицировал данные налоговой декларации с целью уклонения от уплаты налогов». Комиссия все же заявила о нескольких технических ошибках в налоговых декларациях Меллона. Меллон решил согласиться на 486 000 долл. — менее 1/6 от первоначальной цифры обвинения — и оставить «политическое преследование», как он его называл, в прошлом.
Меллон был доволен, но всегда знал, что выиграет этот затянувшийся процесс. «В течение нескольких месяцев, — вспоминает Меллон, — в прессе и на радио развернулась кампания по уничтожению и дискредитации меня и других крупных налогоплательщиков [например, банкира Томаса Ламонта]». Колумнист Уолтер Липпманн назвал процесс «актом глубочайшей несправедливости», ведь шансов на то, что такой эксперт по налогам, как Меллон, манипулировал с цифрами своего подоходного налога — особенно когда готовился пожертвовать свою обширную коллекцию искусства Национальной галерее искусств, — было «не более чем один на миллион». Липпманн приходит к выводу, что налоговое дело было сфабриковано и явилось «одним из тех трюков, к которым постоянно прибегают политики, думая, что могут извлечь из этого выгоду для своей партии». Возможно, администрация Рузвельта и проиграла это дело, не имея шансов его выиграть, но она дала всем понять, что дружба с республиканцами может доставить массу неудобств и может стоить дорого.
Мозес «Моуи» Анненберг, почти столь же богатый и почти такой же республиканец, как и Меллон. также стал объектом аудиторской проверки налогового управления - 35 инспекторов трудились два с половиной года, чтобы предъявить ему обвинение. В отличие от Меллона, родившегося в семье, принадлежавшей к питтсбурской элите, Анненберг был бедным немецким иммигрантом, приехавшим в Америку в возрасте восьми лет. Он продемонстрировал навык успешной продажи газет для сети Херста и дослужился до начальника отдела распространения всей газетной империи Херста. Он стремился создать собственный бизнес, и его самым успешным предприятием стала индустрия лошадиных скачек. Он был инвестором, а не игроком, и продавал программы скачек (где давалось описание лошадей), таблицы (в которые можно было заносить результаты скачек) и услуги телеграфа, используемые для того, чтобы быстро сообщать свежие результаты скачек. Он создал крупнейшую информационную инфраструктуру скачек в стране и заработал не один миллион только на этом предприятии. Он также сделал ряд успешных инвестиций в недвижимость и фондовый рынок.
Но Анненберг не утратил интереса к газетному бизнесу и в первый срок Рузвельта приобрел «Филадельфия инкваерер». Анненберг быстро погрузился в республиканскую политику, письменно высказывался против Нового курса в целом и «Филадельфия рекорд» в частности. Редактором «Рекорд» был Дж. Дэвид Стерн, который любил играть в шахматы с Моргентау и в большую политику с Рузвельтом, оценившим успешные усилия Стерна по выборам большего числа демократов в Пенсильвании. Консервативная политическая позиция Анненберга и его дух предпринимательства сделали его эффективным противником власти от республиканцев как в газетной, так и в политической войне.
Агрессивная рекламная и информационная политике! Анненберга помогла «Инкваерер» резко нарастить число подписчиков, цены и продажи, потеснив «Рекорд» Стерна. Успех «Инкваерер» означал, что все большее число читателей в Пенсильвании будут отравлены ядом язвительных передовиц против Нового курса в целом и Рузвельта в частности. «Война против бизнеса продолжается» и «Нет фашизму в демократии» — вот типичные для этой газеты заголовки. Содержание было не менее жестким. «Никогда прежде классовая ненависть не возводилась в статус слащавой добродетели», — написал Анненберг в одной из передовиц. В другой он утверждал: «Государство, направляя свой бронированный кулак на бизнес, не способствует устойчивому выходу из кризиса». «Инкваерер» также настаивала: «Из-за жестких ограничений драконовских налогов [государства] миллионы трудоспособных граждан не смогли получить работу», а затем Анненберг обрушился с критикой на Управление общественных работ за «пустую растрату ресурсов и простои рабочих». Послание Рузвельта о положении в стране от 1938 г., по словам Анненберга, «не демонстрирует ни малейшего отказа от программы и экономической философии, которые явно не смогли, несмотря на пять лет радикальных и затратных экспериментов, заложить в США твердый фундамент для оздоровления».
Положение Стерна, Рузвельта и демократов Пенсильвании ухудшал тот факт, что Анненберг успешно продавал свои идеи, зарабатывая деньги для «Иикваерер», и тем самым помог республиканцам одержать блестящую победу на промежуточных выборах в 1938 г. Артур Джеймс, тщательно подобранная Анненбергом кандидатура на пост губернатора, был никому не известным судьей высшего апелляционного суда, — и все же победил действующего губернатора Джорджа Эрла. Положение демократов было отчаянным: в Пенсильванию вливалось много денег Нового курса. Более того, Эрл покинул пост, окруженный нехорошим ореолом подозрений в политических откатах. Стерн терял деньги на «Рекорд» и обращался за помощью к государству; например, в отчаянии ему удалось убедить Федеральную комиссию по торговле обвинить Аннеиберга в продаже рекламы по слишком низким тарифам. Затем Рузвельт помог Анненбсргу получить федеральную ссуду в размере 1 млн долл. от Корпорации финансирования реконструкции, чтобы удержаться на плаву и продолжить схватку.
У администрации Рузвельта появилась идея получше: налоговая проверка Моуи Анненберга. В отличие от Меллона, который, будучи министром финансов, знал налоговое законодательство как свои пять пальцев, Аиненберг проявил беспечность, уделяя мало внимания своим налогам. Его бухгалтер готовил отчеты, а Анненберг их подписывал, ничего не спрашивая и не проверяя. Структура его корпоративных доходов — от издания газеты, скачек и десятка других предприятий — была достаточно сложна. Вполне возможно, что Анненберг тайно пытался утаить часть выручки. По этому поводу есть разные точки зрения. Как бы там ни было, после широкомасштабного расследования, предпринятого Моргентау, выяснилось, что Анненберг задолжал государству порядка 8 млн. долл. Он предложил выплатить все налоговые задолженности и штрафы, но администрация хотела и получить деньги, и засадить Анненберга в тюрьму. Как сказал Моргентау Элмер Айри, «у них не будет возможности заплатить налоги [и избежать тюрьмы]». Когда Моргентау и Рузвельт обсуждали этот вопрос за ланчем 11 апреля 1939 г., Моргентау спросил Рузвельта, не может ли он быть чем-то полезен президенту. «Да, — ответил Рузвельт. — Я хочу Анненберга на ужин». Моргентау ответил: «Вы получите его на завтрак. Поджаренным».
Результатом такого отношения, по словам биографа Анненберга Кристофера Огдена, стали восьмимиллионный штраф и трехлетнее заключение. «Для Моргентау главным в деле Анненберга, — отмечает Огден, — было не просто оштрафовать Мозеса, как бы ни был велик штраф, ведь он был уверен, что богатый издатель сможет заплатить. Целью было устранить Мозеса с политической сцены, чтобы он больше не причинял проблем». Когда в 1940 г. Анненберг сел в тюрьму, «Филадельфия инкваерер» стала менее полемичной; Рузвельту оказалось проще победить на повторных выборах в Пенсильвании, а министерство финансов получило дополнительные 8 млн. долл. на программы Нового курса.
Проверка Меллона и заключение Аннеиберга в тюрьму помогли Рузвельту достичь более глобальной цели — путем запугивания вынудить богатых американцев отдавать правительству больше денег. Если, например, закон 1935 г. гласил, что люди с высокими доходами должны платить государству предельную налоговую ставку 79%, значит, Рузвельт хотел получить 79 центов из каждого дополнительно заработанного ими доллара. Рузвельт пришел в ярость, когда обнаружил, что богатые американцы находили основания для крупных вычетов из налогооблагаемого дохода и сохраняли большую часть заработанного, вместо того чтобы отдавать ее Вашингтону. Благодаря наличию налоговых убежищ, защищавших доходы богатых американцев, только Джон Рокфеллер-мл. декларировал суммы, подпадающие под ставку 79%.
Рузвельт стремился свалить уклонение от уплаты налогов и минимизацию налогов в одну кучу. Уклонение от уплаты налогов было нарушением закона. Но минимизация налогов означала использование законных средств — «лазеек» и различных не облагаемых налогами инвестиций — чтобы защитить доход и тем самым во многом оставить его себе, президент «Дженерал моторс» Альфред Слоун выразился следующим образом: «Ни один сознательный гражданин не желает избегать уплаты своей справедливой доли налогового бремени страны. Я тоже не стремлюсь к этому... Вместе с тем, хотя никто не хочет уклоняться от уплаты своей доли... нельзя ожидать, чтобы кто-либо платил больше, чем положено по закону». Иными словами, если налогоплательщик сумеет найти законные способы минимизации налогов, он должен ими воспользоваться.
Двоюродный брат Рузвельта и его однокурсник по Гарварду Александр Форбс пошел дальше. Он утверждал, что некоторые из не облагаемых налогом статей дохода, особенно благотворительные пожертвования, принесли больше пользы, чем если бы эти деньги были потрачены на федеральные программы. Форбс был профессором физиологии в Гарвардской медицинской школе. «Только взгляни, — объяснял он в письме Рузвельту — на печальное зрелище, представленное длинными рядами тех, кто получает пособие за ненужный труд и часами простаивает, подпирая лопаты, на никчемных проектах, и сравни это с великими университетами, музеями и научно-исследовательскими лабораториями, появившимися благодаря мудрым и щедрым пожертвованиям от, например, [Дж. П.] Моргана, а теперь решай, что из этого является главной созидательной силой в строительстве стабильной цивилизации».
Рузвельт был возмущен аргументацией Форбса. «Мой дорогой кузен и однокашник, — отвечал он, — если такова твоя позиция, то я не колеблясь нареку тебя одним из опаснейших анархистов в США». Президент заявил, что если конгресс примет закон, то и Форбс, и другие богатые люди обязаны будут ему подчиниться, а не увиливать. Когда Дж. П. Морган публично поддержал минимизацию налогов исключительно легальными методами, Рузвельт рассердился и на него. «Спросите себя, — написал президент одному нью-йоркскому адвокату, — что сказал бы Христос, если бы сегодня вернулся и увидел американских адвокатов и судей?»
В 1937 г. Рузвельт настоял, чтобы Моргентау начал наступление. Президент потребовал перекрыть все лазейки, публично назвать всех неплательщиков налогов и развязать руки налоговому управлению. «Генри, — провозгласил Рузвельт, — настало время атаковать, и у тебя больше материала, чем у кого-либо в Вашингтоне, чтобы возглавить атаку». Рузвельт также предложил, чтобы лидеры демократов в конгрессе создали «подкомитет для расследования уклонений от уплаты налогов». Рузвельт заявил сенатору от Миссисипи Пэту Харрисону и конгрессмену от Северной Каролины Роберту Доутону, что разоблачение неплательщиков налогов также может принести демократам «по меньшей мере 10 000 000 [голосов]. «Господин президент, — поинтересовался Моргентау, — как вы пришли к цифре 10 млн?» «Не знаю, — ответил Рузвельт с улыбкой, — но прозвучало здорово!.. Все на мази»1. Так конгресс учредил Объединенный комитет по минимизации и уклонению от налогов, наделив его полномочиями проводить слушания, вызывать свидетелей и запрашивать налоговые декларации из министерства финансов.
Как ни странно, одним из свидетелей, которых мог бы вызвать этот комитет, был сам Рузвельт. Возможно, он первый президент, который использовал крупную налоговую лазейку для сокрытия личных доходов. В отличие от других президентов он хотел построить крупную президентскую библиотеку в Гайд-парке, чтобы хранить в ней свои президентские бумаги и многочисленные ценные и памятные предметы. За пожертвование своих книг, военно-морских гравюр и других вещей в свою же библиотеку Рузвельт воспользовался налоговым вычетом в размере 9900 долл. (около 100 000 долл. в пересчете на сегодняшний курс). Аналогичным образом в 1932 г., когда Рузвельт впервые баллотировался на пост президента, он воспользовался несколькими вычетами из налогооблагаемого дохода, включая не облагаемые налогом облигации, убытки фермы и благотворительные пожертвования, так что заплатил лишь 31,31 долл. (менее 0,2%) из более чем 19 000 долл. заработанного дохода. И это не считая его жалованья губернатора, которое также не облагалось налогом. Разумеется, решение Рузвельта воспользоваться правом уменьшить налоги было абсолютно законным, подобно тому как налоговое управление признало законными вычеты из налогового бремени стоимости картин, пожертвованных Эндрю Меллоном в Национальную галерею искусств в Вашингтоне.
Однако, делая такие вычеты, особенно в пункте, касающемся пожертвований на библиотеку Рузвельт в конечном счете поддерживал своего кузена Александра, который утверждал, что налоговые вычеты в пользу музеев и научно-исследовательских учреждений мудрее, чем расходование долларов налогоплательщиков на Управление общественных работ.
В сущности, принимая во внимание критику Рузвельтом Форбса и других, странно, что он применял налоговые вычеты, пусть даже разумные, к пожертвованиям в собственную президентскую библиотеку. Ведь потенциально это означало, что на программы Нового курса будет направленно меньше налоговых денег.
Как бы там ни было, Рузвельт отблагодарил тех, кто помогал ему инициировать налоговые проверки. Роберт Джексон хоть и не сумел посадить Меллона, все же снискал благорасположение президента за проявленное усердие. После дела Меллона Джексон был назначен генеральным прокурором в кабинете министров Рузвельта; в 1941 г. президент назначил его судьей Верховного суда США. Там же получил должность и Фрэнк Мерфи, помогавший выдвинуть обвинение против Анненберга. Уильям Кэмнбелл, помогший вынести Анненбергу обвинительный приговор, получил в награду от президента пост федерального судьи спустя два месяца после того, как Анненберг сел в тюрьму.
Б. Фолсом. Новый курс или кривая дорожка? Как экономическая политика Ф. Рузвельта продлила Великую депрессию; Мысль, М. 2012.
