ГРИМ ФЕЙ

№41 (725) от 10 октября 2007 г. Web zavtra.ru Выпускается с 1993 года.
Редактор — А. Проханов.
Обновляется по средам.
Борис Белокуров
ГРИМ ФЕЙ

"ФЭЙ ГРИМ" (Fay Grim, США-Германия, 2007, режиссер — Хэл Хартли, в ролях — Паркер Поузи, Джефф Голдблум, Джеймс Урбаньяк, Элина Лёвенсон, Лиам Айкен, Чак Монтгомери и Томас Джей Райан в роли Генри Фула).
Нас нельзя удивить — нас можно только уничтожить. Кажется, уже всё видели, ничего не ждём, привыкли к любому. Но весть о том что десять лет спустя Хэл Хартли явил миру (а вернее — крохотному взводу своих почитателей) продолжение знаменитого "Генри Фула" (1997), решенное на сей раз в виде фильма о сетях шпионажа, вызвало у самых флегматичных синефилов оцепенелую оторопь.
Скажем сразу, Хартли уверенно входит в десятку действующих режиссеров нашей анемичной современности. Прокатные сборы его картин пугающе близки к отрицательным величинам; "глупый, гордый житель" не станет смотреть Хэла Хартли, даже если ему за это будут хорошо платить. В отличие от богемного ленивца Леоса Каракса, Хартли по-муравьиному трудолюбив: если бы удавалось регулярно доставать деньги, он снимал бы чаще. Фильмы Хартли первородно самобытны, анализировать их не то что трудно, а просто совершенно не хочется, гораздо ценнее просто отдаться им, уйти в их еле скрытую скорбь. Но ярлыки, которыми Хартли уже, кажется, весь обклеен, словно дорожный чемодан — среди них, конечно же, "вечный маргинал", "икона независимых" (?) и "певец Лонг-Айленда" — в этом мало помогут. Поскольку далеко не каждый патриот России наизусть знает фабулу "Генри Фула", будет уместным сперва обозначить здесь "краткое содержание предыдущих глав".
Америку в трактовке Хэла Хартли даже нельзя по ильф-петровски прозвать "одноэтажной" — это сгусток обморочного марева вне любых этажей, уровней, лестничных пролетов вверх или вниз. В таком вот перспективном месте и живет Саймон Грим (Джеймс Урбаньяк), трудится не то в шиномонтаже, не то в цехе обработки мусора, смотрит на окружающие его свинцовые нормативы происходящего. Мигает аутичным взглядом из-под немодной оправы очков: "Кес ке се?". Мир вызывает у Саймона лишь позывы к рвоте, морду ему не бьет разве что очень ленивый, короче говоря, "никто меня не любит, все только обижают". В бирманском языке для подобных субъектов есть подходящее слово "мурхур" — некто очень несчастный, неприспособленный к жизни, вечно плачущий. Внезапно в жизни Саймона появляется друг — Генри Фул (Томас Джей Райан), всклокоченный извращенец, циник, бывший зек, "проклятый поэт" и изгой. Не слишком приятный тип, пригодный разве что для запоздалых адептов какой-нибудь контркультуры.
И вот Генри открывает Саймону глаза на очевидные и невероятные вещи: "Конечно, после смерти в нашу честь назовут какой-нибудь флигель библиотеки. Ну а пока они хотят спалить нас на костре". Мусорщик слушает и мотает на несуществующий ус. А человек ниоткуда галлонами пьёт алкоголь, соблазняет Фэй (Паркер Поузи), сестру Саймона, и объясняет ударнику мусорного промысла смысл ямбического пентаметра. Усвоив уроки наставника, Саймон преображается, пишет поэму и вскоре становится нобелевским лауреатом. Фильм обрывается полной переменой мест слагаемых и билетом на самолет с серебристым крылом для Генри. Открытая концовка однозначно характерна для Хартли, они у него все такие. Предположить продолжение этой камерной истории — все равно что ждать сиквела "Легенды о Нарайяме".
И, тем не менее — теперь такой фильм есть. "Когда мы снимали "Генри Фула", Хэл все время повторял: "Это будут наши собственные "Звездные войны", — заговорщицки шепчет Паркер Поузи. За прошедшие после "Фула" годы она превратилась из вертлявого недоразумения в приятную во всех отношениях диву — её Фэй Грим сгодилась бы в пассии и очередному Бонду. Но на что ей Бонд? Генри давно уже скрылся в неизвестном направлении, Саймон, взяв на себя вину за убийство, совершенное Фулом, отбывает срок, а между тем в воздухе уже носится предчувствие "кошмарных увлекательных приключений". Время всё расставило по местам: Генри Фул стал достоянием молвы, его сравнивают с группой "Queen", он превратился в миф. Интересуется им и ЦРУ.
Двое агентов, заявившихся к Фэй, проявляют заботу о судьбе созданной Фулом рукописи, "Откровений" или "Исповеди", называй, как хочешь. Семь, что ли, толстых тетрадей (у нас такие почему-то именуются "общими"), ранее единодушно считались образцом графомании, горячечным бредом социопата и параноика. Но, как оказалось, они содержат (записанные мудрёным кодом "конкорданция") сверхценные сведения о системе позиционирования спутников. И прочие секреты, за которые удавится любая уважающая себя разведка. Шпионом каждой из них в свое время, оказывается, был Фул. Занятно, что Фэй, прожившая с Фулом многие годы, ничего не знает о нём. Значительно больше известно их сыну Неду (Лиам Айкен), которому отец долго рассказывал про свою подрывную деятельность в горах Гиндукуша, а также седовласому Ангусу Джеймсу (Чак Монтгомери), издателю рукописей Саймона. В обмен на освобождение брата Фэй добровольно соглашается на обязательные для подобного фильма вербовки, шифровки, и бег по крышам. "Фул мёртв", — утверждает ЦРУшник Фуллбрайт (Джефф Голдблум). Но наши герои убеждены в бессмертии Генри: скорее всего, бывшего непризнанного гения, а ныне — международного афериста, где-то прячут. Отлов Генри Фула будет происходить по всей густонаселенной Евразии. И вновь вернемся к началу дилогии (если только это действительно дилогия, а не собственные "Звездные войны" гения).
Перелистав скудную прессу, удостоившую вниманием нашу милую Фэй, я неожиданно обнаружил, что пресловутый "Генри Фул" единодушно считается лучшим фильмом режиссера. Во время оно — ах, эти затёртые копии на старых "Кониках"! — на фоне прочих работ мастера (скажем, "Доверие", "Тлеющее желание" или "Простые люди" гораздо убедительнее) "Фул" несколько разочаровал, показался слишком линейным, до дурноты понятным, вдобавок снабженным ненужным избытком физиологии и перверсий. Такое же впечатление, если не знать о том, что стало с этими героями дальше, оставляет сей фильм и по прошествии лет. Но удивительно, что для поколения, опоздавшего на ведьмовские посиделки в кафе на Петровке и "видюшнике" на Таганке ("Там даже "Забриски Пойнт" крутят!"), фигура оппозиционера Фула оказалась... совершенно верно, знаковой. Старина Генри пришелся новой волне "сектантов" как раз впору. Потом из этих ребят выросли журналисты. Прочих фильмов Хартли, включая и "Фэй Грим", они не поняли, ибо не удосужились толком их посмотреть. Отсюда и пренебрежительное отношение к "исландскому монстру" (о нём дальше), и политически инкорректное "дурнында" в адрес любимицы Хартли, румынки Элины Лёвенсон (вторую великую музу режиссера, актрису Эдриенн Шелли, год назад убил какой-то подонок). "Плюшевый" Хартли, выдуманный обозревателями для домашнего употребления, имеет мало отношения к Хартли живому. Так им и надо, пускай наслаждаются халтурным "Превосходством Борна" — это как раз их мышиный уровень.
Чуть позже эстафету Генри Фула подхватил еще один бунтарь. Тайлер Дерден из "Бойцовского клуба" научил жизни и очередного мягкотелого героя, и армию своих почитателей в киношках — еще бы, Брэд Питт! Впрочем, при перенесении "Клуба" на экран мастеровитый умелец Дэвид Финчер сделал всё возможное, чтобы литературная основа выглядела конфеткой или, выражаясь словами Генри Фула, "пончиком". В романе Чака Паланика тот же самый конфликт, явленный без артистических изысков и крупицы таланта, демонстрирует прежде всего ущербную внутреннюю жизнь самого автора. Итог — нездоровая популярность глупой книжки маргинала из Портленда, штат Орегон, в стане новой молодежной напасти — неформального движения "эмо" (эму?). Но не будем уделять время ревущим расфуфыренным страусам, статья наша не о них.
В определенный момент Хартли, сказавший о своей периферийной среде все, что должно быть сказано, обратил своё внимание на незнакомое ему прежде явление — жанровое кино. "Когда ты рассказчик, ты должен уметь рассказывать разные истории", — считает он сам. Мир знает примеры, когда автор с оригинальным взглядом на вещи пытался учитывать канон жанра. В результате получались фильмы, подобные "Дюне" Дэвида Линча (научная фантастика?), "Мертвецу" Джима Джармуша (вестерн?) или "Эдварду Руки-Ножницы" Тима Бартона (рождественская сказка?). Да, мало похоже на масскульт, но ведь и по абстрактному холсту героям "Приключений принца Флоризеля" удалось опознать "Клетчатого" Ника Николза. Да и Тим Бартон упомянут здесь не случайно: его трагический Эдвард в чём-то схож с Исландским Чудищем из сильнейшего опыта Хартли "Нет такого зверя" (2001). Здесь Хэл Хартли показал, как он понимает создание фильмов о монстрах, и "хоррор" в его руках обернулся трагедией, оружием, приговором постылому и пропащему человечеству; после просмотра людей хочется не просто уничтожать, но четвертовать, мучить, рвать на куски. В самые злющие периоды своего творчества под этим вердиктом охотно подписались бы и Воннегут, и Брэдбери, и прочие великие "гуманисты", причем вместо чернил они использовали бы кровь.
Теперь Хартли дорвался и до кино "про разведчиков", вернее — до очередной фата-морганы, наспех завуалированной под "борьбу спецслужб". Феям и прочим волшебным существам не нужно наносить на свои лица тонны штукатурки, им достаточно двумя-тремя тонкими линиями подчеркнуть свои контуры, чтобы обеспечить и непохожесть, и узнавание.
Стерильная чистота жанра, прославленного именами Лена Дейтона и Богомила Райнова, интересует Хартли меньше всего. Он может себе позволить время от времени украшать экран огромными надписями вроде: "В ЕЁ ПАЛЬТО ЕСТЬ ПОТАЙНЫЕ КАРМАНЫ!" Есть ещё одно общее клише для описания фильмов Хартли — "в его фильмах не встретишь взрывающихся автомобилей". (В "Фэй Грим" одна машина все-таки взлетает на воздух, и это своего рода рекорд.) А необходимые для истории о заговоре скупые и конкретные мужские диалоги ("Вчера в Париже был найден застреленным внештатный русский шпион, иранский подданный") чем-то напоминают линчевский "Твин Пикс" и выглядят здесь едва ли не издевательством. Между тем оторваться от фильма решительно невозможно. Странное чувство погружения в этот водоворот усугубляется музыкальной темой, сочиненной самим Хартли — Бог даровал ему нечастую для кинематографиста способность самому озвучивать собственные видения. Сам трепетный напряженный минимализм ведущей мелодии не позволяет счесть "Фэй Грим" ни пародией, ни сатирой, хотя такой соблазн и может возникнуть.
Смысл "Фэй Грим" не в том, что хрестоматийную историю взяли да и вывернули наизнанку. Смысл "Фэй Грим" — в самом способе раскадровки, в тайном флёре какой-то особенной теплоты, в легком наклоне камеры, подчеркивающем всю ирреальность странствий Фэй, к концу от него начинает кружиться голова. В том кадре, где несчастная Биби Кончаловская, попавшая в капканы сразу всех конспиративных напастей, произносит в адрес Фэй: "Ты — моё божество". В очередном транспортном средстве, которое опять, как раньше, уносит Генри Фула в несусветную даль. И в том, что финал, как всегда, будет увенчан излюбленным приемом Хартли — свинцовой точкой. Той, над которой — грациозный изгиб шеи фламинго. Вместе они, как несложно понять, составляют вопросительный знак. А если что-то надо объяснять — то ничего не надо объяснять.