Авторский блог Руслан Бычков 03:00 13 февраля 2007

АПОСТРОФ

№07 (691) от 14 февраля 2007 г. Web zavtra.ru Выпускается с 1993 года.
Редактор — А. Проханов.
Обновляется по средам.
Руслан Бычков
АПОСТРОФ

Майкл Хардт, Антонио Негри. Множество: война и демократия в эпоху империи/ Пер. с англ. под ред. В.Иноземцева. — М.: Культурная революция, 2006. — 559 с.
Перу авторов-неомарксистов Негри и Хардта принадлежит ставшая интеллектуальным бестселлером книга "Империя", показавшая как бы "негативный полюс" современного глобального мира. И вот — пред нами следующая книга: "Множество", долженствующая репрезентировать "полюс позитива". Долженствующая по-новому сформулировать "проект освобождения", долженствующая показать угнетённым пути к сопротивлению.. В конечном итоге поставить Революцию в глобальную повестку дня.
Удалось ли Негри и Хардту решить поставленную задачу? И да, и нет. Нам уже доводилось указывать в рецензии на "Империю" некий изъян в оптике авторов (см. Р.Бычков. "Монархизм-Ленинизм"). Их видение "Империи" есть видение ложного единства. Но отнюдь не всякое единство обречено быть ложным… Также и их видение "множества" (multitude), наделяемого всеми возможными положительными характеристиками, страждет той же односторонностью. Ибо ведь не всякое множество хорошо само по себе, просто оттого, что оно "множество". "Множество" вполне может оказаться "дурным", подобно гегелевской "дурной безконечности"… Истина, Благо, Красота — всякое совершенство может быть только единым по своему существу, обладая, правда, множественностью своих воплощений (данное положение европейской метафизической традиции, между прочим, не оспаривал и сам Маркс).
Тем не менее, тут Негри и Хардт правы, несмотря на всю свою левизну— той сети, что глобальная власть лже-Империи набросила на современный мир, надобно противопоставить другую сеть. "Для борьбы с сетью нужна другая сеть". Природа власти в "Империи" претерпела существенные изменения по сравнению со временами, скажем, "Капитала". Власть в "Империи" является "сетевой властью", как и сама "Империя" стала сетевой. Совершился, как постулируют авторы, "переход от империализма с присущей ему централизованной формой власти, основанной на национальных государствах, к сетевой Империи"… Должны соответственно измениться и формы революционного сопротивления — "от централизованных форм революционной диктатуры и командования к сетевым организациям, в которых власть вытесняется отношениями сотрудничества".
Множество — это и есть, в концепции Хардта и Негри, та "другая сеть", что подорвёт "сетевую Империю". Множество — "это личности, действующие сообща". "Множество продирается сквозь Империю, чтобы породить иное всемирное общество". В этих и подобных пассажах книги "Множество" есть множество (опять множество!) верных суждений. Однако полёт мысли Хардта и Негри оказывается сдерживаем некоторыми специфически "левыми" предрассудками. Такими, например, как антимилитарный пафос.. Как то уж больно "множество" Хардта и Негри "миролюбиво"… "Поскольку война стала основополагающим элементом политики, а состояние исключительности постоянным, то для множества мир становится высшей ценностью и необходимым условием всякого освобождения"… Стоило ли так уж радикально: "высшей ценностью"? Быть может, всё же есть ценности "повыше", нежели "мир"? Верно ведь была найдена формула: для борьбы с сетью нужна другая сеть. Но точно так же надобно вывести: для войны с войною нужна другая война. Та "война", что представляет собой компонент биовласти лже-Империи, "направленный на воспроизводство глобального общественного порядка", носит столь же извращённый характер, что и весь этот "порядок", что и вся эта "империя"… Эта "война" предельно рационализирована, как и всё в царстве Капитала, и должна у настоящего воина (в древнем и средневековом смысле этого слова) вызывать только лишь отвращение. Так что личности, действующие сообща против "Империи", должны бы выступать в роли варваров, т.е. людей с неискалеченными буржуазной дрессурой природными инстинктами. О том, что буржуа, овладев властью, imperium-ом, производят подобное подавление человеческой природы, ярко пишет В.Зомбарт: "Естественный цельный человек с его здоровой инстинктивностью потерпел уже большой ущерб; должен был привыкнуть к смирительной куртке мещанского благополучия; должен был научиться считать. Его когти подрезаны; его зубы хищного зверя спилены; его рога снабжены кожаными подушечками". Отсюда следует, что "множество", объявившее тотальную войну "империи", должно слагаться из людей принципиально "неэкономических", из "новых варваров", из тех, кто не желает учиться считать… Да и не "множеством" было бы вернее окрестить подобное сообщество личностей, а скорее уж — БРАТСТВОМ. Братством людей "длинной воли", "действующим на базе того, что связывает личности воедино".
Ещё одно "слабое звено" концепции Негри и Хардта — это недооценка (заметная также в "Империи", их предыдущей работе) "идеалистической точки зрения", с коей они намерены снять, по их словам, "мистический налёт"… Тогда как куда вернее было сей самый "налёт" наивозможнейше усилить. Ибо Революции, чающей избежать "заклятия Термидора", без мистики, без религии ну никак не обойтись. Толково сказано об этом у одного позабытого автора: "нет политической, общей, общественной революции, которой не соответствовала революция религиозная, ей предшествующая или за нею следующая; нет возможного, живого переворота религиозного, который не был бы естественным, законным и предвидимым продуктом начального, творческого религиозного источника" (И.Сальвадор. Париж, Рим и Иерусалим или Религиозный вопрос XIX века). Для того, чтобы "новый порядок вещей" обрёл надлежащую прочность, по мысли Сальвадора, ему "должно согласить свою религию, своё политическое устройство и свои обычаи", или, в другой формулировке того же автора, "новое начало, новый факт и нового человека". Но задача согласить новое начало, новый факт и нового человека неотменно стоит и перед "революцией множества"… Есть, наконец, в книге Хардта и Негри один мотив, позволяющий осторожно надеяться на благое разрешение сей задачи. Это — тема любви. "Сегодня, — пишут авторы "Множества", — люди не способны воспринимать любовь в качестве политического концепта, между тем… концепт любви — это именно то, что нам нужно, чтобы понять конституционную силу множества… сегодня нам нужно вновь обрести этот вещественный и политический любовный настрой, не менее сильный, чем смерть. Без такой любви мы ничто". Здесь Хардт и Негри поднимаются до прямо-таки религиозного пафоса, их, в общем-то, тяжеловесный слог начинает напоминать богодохновенные глаголы св. Апостола Павла… А сие кое-что да значит: будет любовь — будут и братья. "Будут братья — будет и Братство" (Достоевский). И, как пелось в одной хорошей песне: "такая Любовь убьёт мир".
1.0x