ИГЛА

| | | | |
Павел Градов
ИГЛА
Город Славгород Алтайского края последние месяцы живет предвыборными страстями. Местная финансовая группа "Траст" хочет вновь сделать мэром своего бывшего директора Александра Гельмеля, который 5 лет назад был вынужден уйти, развалив все городское хозяйство. Ради того, чтобы вернуть ему авторитет и власть, в ход идут все средства — от обещаний занебесных благ до игры на самых чувствительных людских струнах.
14 ноября на центральной площади Славгорода был митинг против наркомании под лозунгами: "Нет наркотику!" и "Гельмеля — в мэры!" Сам кандидат сказал большую речь — и внес борьбу с наркотиком в свой предвыборный актив.
Но этот митинг привлек, кроме выставленных на него сторонников борца за мэрский пост, и прочих слушателей и слушательниц. С одной из них, попавшей туда явно случайно и выражавшей на своем лице крайнее недоумение происходящим, ваш покорный слуга вступил в контакт. Этот контакт с очень красивой девушкой продолжился уже за пределом площади — и вверг вашего покорного слугу в глубокий шок. Впрочем, не стану больше утомлять вас предисловиями, просто приведу рассказ той девушки, которую пообещал не называть.
— Я родилась в Сухуми, папа был военным, мама работала на приборном заводе. От нашего дома до моря было пять минут ходьбы, во дворе росли виноград, хурма, инжир, и до войны с Грузией мы жили, как в раю. Но потом началась война, за ней — блокада. Еще абхазы как-то друг другу помогали, а для русских начался кошмар. Мама осталась без работы, а папа уехал в Курган. Обещал забрать нас, как найдет квартиру, но бросил нас и женился второй раз. Мы оказались безо всего, буханка хлеба была праздником.
А в Славгороде жила моя бабушка. И мама решила переехать к ней. Денег за наш дом в Сухуми нам хватило только на переезд. Мы поселились в бабушкиной развалюхе, мама устроилась уборщицей, другой работы не было. Зато первый раз за несколько лет мы наелись вдоволь белого хлеба.
Но потом всем в городе перестали платить зарплату. Были забастовки, голодовки против тогдашнего мэра Гельмеля — а мы и так голодали. На уроках в школе я не могла ничего слушать, до рези в животе хотелось есть. Я вспоминала, как когда-то не доела на обед котлету, и этот недоеденный кусок стоял перед глазами.
Один раз в 16 лет мы с подружкой зашли в трастовский клуб "Катастрофа". Там танцы, музыка, и так пахло едой, что я чуть не упала в обморок. Сели за столик, к нам подсел человек по имени Александр Сергеевич. Понял, что мы голодные, и заказал нам этой еды, от которой у меня все поплыло перед глазами. Он вел себя очень уверенно, потом позвал к себе, достал золотые сережки — и подарил мне.
Он ни к чему меня не принуждал, я сама захотела с ним остаться, как бездомная собачка, которую погладили и накормили. От него пахло другой жизнью, о которой я только могла мечтать. А там еще вокруг такие люди, заправилы "Траста", небожители, от одной мысли о которых захватывало дух.
Он приодел меня, дал денег. Когда я отдала их маме, она заплакала, но ничего мне не сказала. Я ее тоже не могу винить: куда ей было деваться, если на работе не платили, и мы жили на крошечную бабушкину пенсию?
А потом он мне говорит: ты уже взрослая, должна понять, что просто так тебя никто не будет содержать, надо зарабатывать самой. Я спрашиваю: как? Он отвечает: в нашу фирму приезжают люди, ты будешь с ними иногда встречаться, за это я тебе буду платить 300 долларов в месяц. Люди очень приличные, обижать тебя никто не станет, а не хочешь, просто расстанемся и все.
Но эта жизнь, в которую он меня впустил, меня околдовала. Вернуться к старой, с голодными обмороками в школе, я просто не могла. Еще у меня был какой-то комплекс неполноценности: я всегда была самой красивой в классе, в школе, и парни из-за этого боялись в меня влюбляться. У всех подружек уже были ухажеры, а мне тогда казалось, что я так и останусь на всю жизнь одна. И я согласилась.
Два первых года пролетели очень быстро и легко. У меня тогда и в мыслях не было, что я уже никогда не выберусь из этой "Катастрофы". Клиенты действительно были хорошие, кроме своей зарплаты я еще получала и от них подарки. Зарабатывала раз в десять больше матери, училась хорошо, после школы поступила в институт. Думала, окончу его, уеду куда-нибудь, где меня никто не будет знать, пойду работать, выйду замуж. Но я сделала одну ошибку, даже две, о которых поняла только тогда, когда уже ничего было нельзя исправить.
Когда в "Траст" приезжали гости, таких девушек, как я, собирали в одном месте ждать, пока вызовут. И рассыпали перед нами порошок, который остальные уже нюхали. Насильно мне его никто не впихивал, просто сказали: попробуй, ничего не будет, это же не шприц, а так, поднимешь настроение. А пока ждешь клиента, делать нечего, и хоть мои дела тогда шли хорошо, быть проституткой все равно не очень-то приятно. И даже мысли о самоубийстве были, только еще жалко себя было. Тогда все восхищались мной, и один москвич даже сказал, что Славгороду надо поставить памятник за мою красоту.
И когда я первый раз понюхала, стало так хорошо, поганое забылось, только чувство, что я самая красивая, самая лучшая. Везут к клиенту — и самой хочется раскрыться перед ним, увидеть восхищение в его глазах.
Сначала, когда это еще не вошло в привычку, я нюхала только перед работой, чтобы иметь какую-то хоть радость в жизни. Но на другой день, когда все грезы исчезали, делалось еще тошней. Еще с этим можно было покончить, физической зависимости не было. Я с детства привыкла к трудностям, с 16 лет стала кормить семью, смогла поступить в институт, то есть характер был. И если б еще было, куда идти, я легко вышла бы из этой "Катастрофы" и начала другую жизнь. Но идти было некуда. Город маленький, уже все меня знали и воспринимали только в одном смысле.
И когда я поняла эту безвыходность, у меня началась депрессия. Я не могла в Славгороде ни выйти замуж, ни родить ребенка. Еще мы ездили с одной подружкой в Новосибирск, толкнулись там туда-сюда и поняли, что никому там не нужны. И самое ужасное, что когда мы с горя напились в гостинице, нас по привычке потянуло к мужикам. Поправили свое финансовое положение — после чего еле унесли ноги от местных проституток.
В общем я запуталась, как муха в паутине, в этой "Катастрофе". Я думала, моя работа проституткой пройдет для меня бесследно, а бесследно это не проходит. И мы однажды сидим и ждем клиента — и со мной случается истерика. Ну то есть я ногами не стучала, не лила соплей, сказала просто: уйдите все от меня, я не хочу жить, всех ненавижу, больше всех — себя. Понюхала — не помогло, а там один важный клиент заказал как раз меня, и Александр Сергеевич говорит: "Девочка, у тебя стресс, я тебя понимаю, но в таком состоянии допустить к работе не могу. Люди должны отдыхать с тобой, а не грузиться твоими проблемами. Тебе надо успокоиться, вот на, ширнись", — и предлагает шприц.
Не знаю, может, если б я тогда ушла, всего дальнейшего кошмара не было б. Но я, хотя считала себя с детства самой умной, проявила глупость. Вколола себе — и действительно случилось чудо: небо опять в алмазах, я опять самая лучшая, клиент доволен, все довольны, все смеются. Наутро — полное опустошение, как будто тряпкой стерли все с доски — ни плохого, ни хорошего. И дальше уже все пошло, как в забытьи. Институт я закончила на автомате, получила диплом — и спустила его в толчок, потому что он уже был мне не нужен. Я стала законченной проституткой и наркоманкой. Но, к сожалению, не перестала быть при этом человеком, поэтому принесла еще много горя и себе, и другим.
Александр Сергеевич выгнал меня с работы, потому что когда ломка, трудно уколоться правильно, шприц не туда всадила — остаются раны. А его гости — люди очень добрые, им видеть это не в кайф, хочется, чтобы все было на белых простынях и без проблем. Поэтому в "Трасте" постоянно смена караула: отслуживших свое девушек выгоняют, зовут новых. Жить-то всем хочется, а жизни нет, тем более когда сперва подарят эти золотые цацки и накормят голодающих, а дальше вынут кусок изо рта.
Все свои сбережения я быстро растратила на дозу, у цыган она всегда есть, и все эти митинги против них — фуфло, на самом деле там все спаяно. Я уже без дозы не могла, чтобы купить ее, обслуживала всех подряд, неслась по инерции волны. Была одна попытка это изменить, но лучше б ее не было. Я познакомилась с одним таким же наркоманом, и у нас с ним началась безумная любовь. Я от него забеременела, но родила мертвого ребенка. Мы так мечтали слезть с иглы, давали друг другу клятвы, я всю беременность не кололась, он тоже — ну во всяком случае так говорил. Но когда наш ребенок умер, он сделал себе смертельную инъекцию — и так свел счеты с жизнью.
Два раза я пробовала лечь в больницу, но, к сожалению она не лечит. Все равно возвращаешься в ту же жизнь, в которой ничего другого, кроме той же дозы, для меня нет. Еще один раз я устроилась в детский садик, заработала 250 рублей — и они мне были страшно дороги: деньги, заработанные порядочным трудом. Я бы работала там, как моя мать, даже при нищенской зарплате. Но скоро меня оттуда выгнали: кто-то сказал, что проститутке доверять детей нельзя.
А что я делаю сейчас — ну, это никому уже, наверное, неинтересно. Когда в городе совсем нет работы, ездим, как шпионки, в Новосиб, там местные могут просто растерзать. Или в ближние районы к фермерам, там тоже всякое бывает: могут твои же духи вылакать и выгнать без копейки денег.
Не знаю, для чего я вообще сейчас живу. Скорее всего, из-за мамы: я знаю, что если умру, ей не на что будет меня похоронить. "Траст" на мне поставил крест, хотя и я сама, конечно, виновата. Меня же не силком все это заставляли, сами хозяева мне не давали шприц. Я не могу на них подать в суд, потому что они действительно ни в чем не виноваты по закону. Но сейчас, когда они опять тащат в мэры Гельмеля и гонят свою будорагу против наркотиков, я скорей даром дам трем пьяным фермерам, чем голосну за них. Потому что хоть я и проститутка, и наркоманка, но не сошла с ума.
Еще мне очень жаль тех мальчиков и девочек, которые сегодня ходят в "Катастрофу" и в которых я узнаю вчерашнюю себя. Если б я знала с самого начала, что меня там ждет, пошла б куда угодно, только не туда. Хоть прачкой или мыть полы в сортире, но теперь меня даже на это не берут...
Само собой, при всей безумной жалости к этой загубленной душе ручаться за правдивость ее исповеди я не могу. Но чтобы страна не села окончательно на страшную иглу, надо прежде всего понять, чьи руки ее направляют. А без того ловить мелких наркоторговцев, как это делают сейчас и в Славгороде, и по всей стране — ноль толку.