СОЗИДАЮЩИЕ

| | | | |
Савва Ямщиков
СОЗИДАЮЩИЕ
Каждый русский город, который мне пришлось посетить и в котором довелось поработать, по-своему близок моему сердцу. Каждая командировка по городам России — это глубокое проникновение в жизнь города, в который я приезжаю, ненадолго или с которым связываю всю жизнь. Города я впитываю полностью, и у меня в каждом из них появляются любимые уголки, приметные места, без которых я их уже не мыслю. Как и Москва, мой родной город, каждое место, где я работал по России, для меня дорого не просто историей, замечательными событиями, но и людьми, с которыми здесь встречался. Я люблю, бывая во Пскове, зайти в областную больницу, где работают знакомые мне врачи, или обязательно посетить типографию. Приезжая в Вологду, я не ограничусь посещением музея или библиотеки — непременно пообщаюсь со здешними художниками. Вообще мастерские художников стали неотъемлемой частью моего путешествия по России. Меня никогда не оставляет интерес к творчеству современных художников. К сожалению, у нас культивируют одних и тех же мастеров, на чьи выставки стоят очереди, которые при жизни свои музеи стараются застолбить, что вообще-то не принято делать нигде в мире. Я же всегда ищу что-то новое у каждого встреченного художника, потому что творческий мир каждого мастера — даже если он не хватает звёзд с неба — по-своему интересен. Потому что художник — человек откровения; человек, чьё творчество понятно, но одновременно непредсказуемо! Художник может выразить такое чувство или состояние, рассказать о месте, в котором ты живёшь вместе с ним — но не видишь тех красок, того мира, который тебя окружает.
И если Псков — город, где людская сфера общения у меня очень разноплановая; то город, где мне пришлось больше всего дружить, работать, спорить, иногда даже в разногласия какие-то вступать — это Петрозаводск, где живут художники, работающие в Карелии.
В первый раз я приехал в Петрозаводск в 61-м году, и ещё никого не знал в городе, кроме Геннадия Жаренкова, реставратора только что открывшегося Музея изобразительных искусств Карелии. И в один из первых вечеров он пригласил меня к себе домой, на семейный праздник, и там я впервые познакомился с местным художником Борисом Поморцевым. Нынче почти все художники, с кем мне в Карелии довелось дружить, общаться, ушли из жизни. Ушли в возрасте, как правило, молодом, на взлёте своего дарования и творческого роста… К счастью, Боря Поморцев жив. Когда бы я его не встретил, у него на лице играет открытая улыбка. Встретишь его утром, вечером, днём, за работой, в застолье; на попутном пароходе — он живёт неподалёку от меня, в Заонежье, он всегда радостный и светлый. Такая же его живопись — очень жизнерадостная и яркая. Недавно я прочитал книгу петрозаводского начинающего писателя-любителя, где он восхищается нынешними, модными художниками Карелии. Они такие яркие, и у Кандинского, и у Малевича многому научились; а до них, мол, царили скука и серость! Но этот человек, видимо, дальтоник, ему Бог не отпустил возможности видеть радость красок, радость творчества тех художников, которые работали в Карелии, с которыми мне посчастливилось дружить… Боря Поморцев — один из таких самобытных мастеров.
Два года назад Петрозаводский музей реконструирован, и я считаю его одним из лучших в России. Он, может быть, не так богат по своим фондам, как хранилища Новгорода, Ярославля, Вологды, но музей первоклассный. Самый мне близкий раздел — памятники северной живописи, около трёх тысяч икон. Большинство из них расчищено, а некоторые из них мне посчастливилось реставрировать. И всё-таки основой коллекции музея является современная живопись художников Карелии. Собиралась эта коллекция у меня на глазах — в музее, в выставочном зале Союза художников. Я внимательно следил за всеми республиканскими выставками, не пропускал вернисажей персональных. Мне дорого скульптурное наследие мастеров, работавших в Петрозаводске, Лео Ланкинена и его младшего брата Геннадия; высоко ценю я творчество Эдуарда Акулова, человека, приехавшего в Карелию из Петербурга. Я не дружил и не был знаком с Суло Юнтуненом, старейшим финским художником, но уверен, что это был высокопрофессиональный, серьёзный художник…
В общем, приезжая в Карелию заниматься иконами, я всегда спрашивал: "Ну, что нового?" И помню, увидел замечательную, сразу привлёкшую к себе работу, исполненную в технике гуаши, на которой была изображена типичная северная деревня Ладва, расположенная недалеко от Петрозаводска, а в углу стояла подпись: "Тамара Юфа". Я, конечно, спросил у Жаренкова и Поморцева, кто это. “Молодая художница родом из Ельца, а сейчас работает учительницей в Ладве”. — "Ну, ребята, если у вас учительницами такие художники работают, значит, у вас в республике с живописью всё в порядке".
Для меня встреча со свежестью восприятия той гуаши помнится и поныне… Я так её полюбил, что недавно попросил Тамару сделать авторскую копию для моего небольшого собрания современных художников, моих друзей, с которыми прошёл по жизни.
В каком-то смысле я стал первооткрывателем творчества Тамары Юфа, и тогда же, написав заметку об этой выставке в газету "Комсомолец", попросил проиллюстрировать её пейзажем "Ладва". Когда мы с Тамарой познакомились, я увидел великолепную, красивую русскую женщину, и спросил: "А как же — из Ельца, а похожа больше на местных — на карелок, на вепсов?"
Творчество Тамары Юфы не осталось незамеченным. Из неё сделали символ Карелии: вышла книга-альбом "Звёзды первой величины" о лауреатах премии Ленинского комсомола и людях, прославивших Россию, и фотоочерк о Тамаре соседствовал с рассказами о Юрии Гагарине, Эдите Пьехе и других подлинных звёздах…
Мы с Тамарой по сей день дружим глубоко и серьёзно, может быть, потому, что юношеская наша влюблённость не перешла границы платонических взаимоотношений, а близость человеческая — самое дорогое, чем мы можем гордиться.