Авторский блог Редакция Завтра 00:00 20 октября 2004

ДУША НЕИЗЪЯСНИМАЯ

| | | | |
ДУША НЕИЗЪЯСНИМАЯ
Собака собаке рознь. Есть такие стервы — не приведи Господь; у самого спокойного человека пятки обгрызут. А иные — сама любовь, с полуслова все понимают, только сказать не могут; горносталькою обовьются вокруг ног хозяина, лишь бы услужить. Значит Бог всяких пород попустил на белый свет, чтобы угодить человеку по его натуре и как бы поставить на него печать по его склонностям; дескать, покажи мне твою собаку и я скажу тебе, кто ты.
Я много лет держал русских гончих. Удивительное по красоте существо с длинными карими глазами, чуть пристянутыми к вискам, с развязною несколько походкою ( может даже и распутною), с гнедыми пежинами и черным чепраком. Уши, как лопухи, так и хочется их дернуть, чтобы посмотрела на тебя собака тягучим восточным взглядом. В молодости морда вытянутая, с чутьистым, постоянно волнующимся носом, похожим на кирзовое голенище; но с годами облик грузнеет, брылья покрываются сивым волосом, а в глазах обнаруживается грусть. Гончие хоть и выведены на Руси в глубокой древности, но к холодам несвычные, зимой приходится держать в теплом вольере. По моему образу жизни псы жили в городской квартире или в деревенской избе. Любят спать в отстуствие хозяина на диване или на кровати. Помню, возвращаюсь однажды домой, а мой Барон лежит под одеялом на простынке, а голова покоится на подушке. Увидел меня, но не сшевельнулся, но уставил виновато-просительный, ожидающий взгляд; дескать, прости, хозяин, знаю, что погонишь прочь, но уж больно хорошо спать на твоей кровати.
На охоте гончие крепко избегиваются, изнуряют себя до каждой жилки долгим гоном, вот и требуют еды плотной, нажористой, да чтоб костомаха была с лохмотьями мяса и щей подай наваристых; в общем ест, как здоровый работный мужик.
После революции девяносто первого держал я гончака -лосятника касимовской породы, какие бывали когда-то в охотах у царя Алексея Михайловича. Мясного мы сами редко ели по нужде, вот и собаку кормили со своего стола, чем придется; огурцами, яблоками, помидорами, тем что перепадало с огорода. И радовались, с какой жадностью наш кобель поглощает кабачки. Вот так-то обедаем однажды, а Барон (так звали пса) встал передними лапами на лавку и заглядывает через мое плечо в тарелку на столе, жарко дышит ко мне в затылок. Я оглянулся, отпихивая собаку локтем, и тут внезапный страх меня одолел; собака-то у меня ослепла, оба глаза заплыли бельмами. И молодой еще псишко-то, на второй год перевалило; но морда с пивной котел, лапы, что оглобли, такого не страшно бы и на медведя напускать. И тут я чуть не заплакал…Подумал невольно: поганые демократы, ну ладно меня привязали нищетою к своему земляному клоку, отлучили от литературы, но животинка-то родная чем провинилась? Ведь Гайдарова собачонка, поди, пожирает парное мясцо, брезгуя свиными отбивными, чтобы не стать похожей на хозяина, а мой ласковый Барон ослеп от того, что даже скотской залежалой костки ему не досталось…
Вот и отправился я в Туму, где еще не пропал тогда колбасный цех, воровски перелез через ограду и из громадных навалов коровьих и бычатьих останков, над которыми дерзкой стаей вилось жадное воронье, набрал шесть мешков костей, погрузил в машину. Охранник смотрел на меня сквозь пальцы, наверное и прижаливал, понимая мою скудость… Но через неделю Барон мой неожиданно выправился, шерсть залоснилась, потеряла пыльный оттенок, бельма пропали, и в карих глазах появился шалый блеск и охотничий азарт.
Через год на площадку с отходами я уже не попал; теперь скотские кости разрубали в цехе, отвозили в магазин и продавали нищему пенсионеру. Ведь все на Руси стало иметь цену, и старый люд приравняли к собакам. Еще через год колбасный цех закрылся; всю колхозную скотину удивительно быстро пустили под нож, а на прилавок хлынуло немецкое мясо и замыленные синтетические колбаски. Но это уже другой разговор…
Русские гончие удивительно доверчивые, мягкие характером домашние собаки, несмотря на их лошадиную пасть и частокол железных зубов, перемалывающих с легкостью любую кость. В давнем прошлом напускали гончих на лося и медведя и можно предположить, какой бесстрашный и дерзкий характер у внешне таких покладистых собак. В охоте они трудолюбивы, вязки и выложатся из последнего, чтобы угодить хозяину. В старину каждому помещику полагалось за приличие и честь держать свору, и когда соседи, сгуртовавшись, выводили гончаков на поля и ставили на заячий след, можно себе представить, какой восторженный лай, похожий на рыдание, будил тогда русские ополья, окрашивая радостью пустынные пажити и примолкнувшие к зиме леса.
А как красиво летит выжлец по чернотропу, когда правило (хвост) крутится, словно пропеллер, и весь он, вытянувшись в струну от кончика носа до пят, нацелен на зверя, готов, кажется, прихватить зайца за шкуренку, затоптать, зарезать в зашеек, и звонкий прерывистый голос, доходящий до плача, далеко разносится в осеннем, уже раздетом березняке. И душа твоя, только заслышав первый собачий вскрик, неожиданно вспрядывает от спячки, и сердце тут начинает неистово биться в груди, словно бы от этой охоты переменится вся будущая жизнь. И вот ты, насторожась весь, выцеливая ухом собачью погудку, мысленно примеряешься за косого, как бы одеваешься в его шкуру, и выгадываешь его путь, куда сметнется длинноухий в эту минуту, в какой угол кинут его ноги, — о край болота во мшару, или в чищеру давнего выруба, где ноги сломаешь о пенье, иль прямиком через бор. А ведь и зверь не лыком шит, не болван и не истукан, он не дожидается смерти под еловой лапой, иль покорно упрятав голову под кочку. Но скидывает петли, строит маневры, заметает следы, рассуждает на свой заячиный манер, как ловчее облукавить погоню, оставить ее с носом. Вот и спешишь, запыхавшись, наперерез, чтобы встать на ход, взять на выстрел, чтобы зря не мытарить собаку; не выцелил зайца на первом кругу, — и будет он гонять тебя по лесу, как в насмешку, до поздней поры, до потемок, пока вовсе не потеряет след гончак; и ты, измаявшись, махнешь на добычу рукою, да и поплетешься домой не солоно хлебавши, и пес твой, вынырнув из ельника, догонит тебе у деревни и, устало заплетая ногами, будет уныло, с упреком и укоризною взглядывать тебе в глаза…Нет, что ни говори, но охота красна добычею, на добыче и собака взрослееет, добивается яри, хватки и вязкости. От удачливости хозяина зависит и спайка с гончаком…В охоте с гончими много требуется сметки, усердия, здоровья и азарта, ибо в эти часы два сердца, как бы сливаются в одно целое, живут единым чувством…
Много самых забавных историй случалось на этих потехах. Помню возле деревенской часовни у святого ручья псишко выгнал зайца прямо на меня. Косой от неожиданности так и сел метрах в десяти истуканом, словно обмер. Я выстрелил из двух стволов, осыпав зайца дробью. А он сидит, как заговоренный. Я перезарядил трясущимися руками ружье и снова дал залп. Зверь только ушами потряс и насмешливо так глядит на меня, неуязвимый; ведь не падает и деру не дает, негодник. Я в третий раз загнал патроны и выстрелил. Заяц сидит, как мраморный "статуй". Тогда я пошел к косому, и только собрался схватить за уши, как длинноухий отпрыгнул от меня и замер. Я снова нагнулся с намерением словить за уши. Заяц снова отскочил, — и вдруг побежал, заплетаясь ногами . Я за ним с протянутой рукою, уже забыв про ружье. Каких-то сантиметров, наверное, не доставало мне, чтобы взять добычу и кинуть в заплечный мешок. (Представляю, как смешно и странно было смотреть на нас со стороны ). И тут, как на грех, на пути встала древняя ель с широким подолом, обвеянным снегом. Заяц нырь под полог и пропал с глаз, как наваждение. Я окружил дерево, нет выходного следа; обошел шире, захватив и часовню с ее святым колодцем…Нет, заяц не выбегал. Тут, распутав след, наконец появился выжлец; я загнал его под ель, решив, что добыча в моих руках, зверь заполз умирать. Но увы…гончак бестолково потыкался носом в путаные наброды, и, поскуливая, выполз из-под полога, виновато поглядывая, дескать, прости, хозяин, но тут и я бессилен.
Заговоренного зайца, которого, знать, сам Бог пас, я видал после раза три, но каждый раз он проходил стороною, ловко обманывая меня и собаку, пока вовсе не переселился за реку в другие уделы…
Владимир Личутин
1.0x