| | | | |
ДУША НЕИЗЪЯСНИМАЯ
Я помню бытовавший в России внешне шутейный каламбур, но полный заповеданого смысла: "Дети — цветы жизни. Дарите девушкам цветы". Нынче, в пору либеральных свобод, он переродился: "Чем больше секса, тем меньше любви и детей". Ведь любовь — чувство благословенное, освященное Богом: "Любите и размножайтесь", и сколь таинственное и разноликое по богатству оттенков, столь и непонятное, возникающее из душевных неисповедимых вихрей и тончайших телесных токов. Пересекаются однажды взгляды двоих, прежде незнакомых друг другу — и вдруг вспыхивает томление, похожее больше на наваждение, сладкую хворь. Отсюда: "Любовь сильнее медведя". Или насмешливое: "Любовь зла — полюбишь и козла". Пожар возникает от неведомой искры и подпаливает "сушняк и хворост костра", оказывается приготовленный загодя всеми предыдущими летами от детской и отроческой поры. Человек однажды вспыхивает внутренним очистительным огнем от макушки до пят, и вдруг открываются в нем внутренние очи, и он, влюбленный, находит в затрапезном, суровом мире неведомые досель красоты. Не удивительно ли, но чистый сердцем юноша видит у девушки лишь глаза, он покоряется светом, льющимся из любимых очей, и взгляд его редко опускается ниже груди, потому что говорящие глаза — это токопровод души.
Для "секса" душевные переливы — вовсе лишнее, отвлекающее, отнимающее драгоценное время; там главное — телесный розжиг, плотская страсть, некое "опорожнение" нутра, а значит, и невольно пресекается, отрезается духовное выстраи- вание, претворение природного зверя в храм, вместилище Бога, чем и занимается сокровенная любовь. Ведь церковь не в бревнах, но в ребрах. Кто не знал любви, тот и не рождался на свет; тот из темени, да сразу и унырнул в вечные потемки.
Дамы-наставницы (вроде Арбатовой, Лаховой и несть числа этим "теткам") невольно напоминают мне уличных мамок, присматривающих за стаями ночных бабочек: это слепые поводыри, которые "слепых аще сведут в яму". Любовь — как страстное, редкое, испепеляющее чувство, к которому надо готовиться с малых лет, приготавливая в чистоте душу и тело, они лукаво подменяют "физическим удовольствием", и ради мгновенного соития и опустошения невольно отвергаются семья, тихое домашнее счастие, полноты которого не бывает без детей, а значит — погубляется будущее. "Мамки" — это путеводительницы по кругам ада, не только зарабатывающие на женской грустной доле, но и невольно мстящие за свою неудачливую и оскорбленную жизнь; это соблазнительницы и лукавницы, прислужницы вселенского содома. Они с упорством учат девочек "предохраняться" и тем сознательно потворствуют блуду. "Блудить не страшно, — уверяют они, — если ты прикроешь врата в родильницу; но, наоборот, прекрасно и дозволительно, и упоительно, ибо ты госпожа себе, тебе нет никаких препон, ты властительница своему телу, если ты всячески упорствуешь превратиться в "машину для воспроизводства", а значит, лови мгновения, пока ты молода, обольстительна, пока идешь в спрос, ибо скоро подхватит старость, и ты уже никогда не познаешь прелестей "истинной свободы"... Мамки, торгуя товаром, предлагая чужое тело к продаже, невольно служат бесу, а значит — противятся Господу в самом благом и прекрасном, для чего женщина появилась на земле, — быть матерью, стать похожей на Богородицу, на саму прародительницу-рожаницу-Ладу…
Сотни развратительных журналов, телевидение, радио, похотливые певички, армия обслуги, воспитателей, обольстителей с яростью дикой собачьей стаи накинулись на женское тело, превращая его в пошлый товар, ибо в ростовщическом государстве делают деньги на всем, на что обращается взгляд процентщика... Формула: "деньги-товар-деньги" — наша отвратительная вывеска. Под видом "полового воспитания" идет мстительная атака на самое сокровенное: на девственность, чистоту девушки как главное, дарованное свыше богатство. А требуется, казалось бы, так мало — вернуться к отеческим заповедям, к стыду, совести, чистоте, что и назидалось издревле в русской семье, было нравственной опорою в народе. Считалось позором притащить в подоле, нажить на стороне; такой блудне пачкали дегтем ворота, низили перед деревенским миром. Нынче же внушают: дескать, стыдно быть девственной, христовой невестой, но со всех трибун понуждают к блуду и содомизму, а все мнимые либеральные свободы (при полном закабалении, опечатывании человека) сводятся лишь к насилию, желанию истолочь душу в труху и прах, заранее изгадить её, испошлить, наполнить тоскою.
По высокому смыслу вольное, полное разрешение абортов — это разрушение союза Адама и Евы, это запрещение продлевать нацию во времени... Наверное, это ужасно — рожать по принуждению, когда государство приказывает своею волею, не обьясняя женщине своих туманных целей, ибо предается осмеянию, изгаживается чувство продолжения рода. С другой стороны, нация — это жидкость, и без надежного кувшина она растечется в пространстве и высохнет, как весенний водяной прыск.
Дети — крепчайшая зацепка к жизни, они дают полноту бывания на земле-матери, главный смысл и красоту. И лишать себя детей, убивать их в чреве по черствости своей иль похоти — значит, добровольно обрезать свое будущее, лишать себя высшего счастия. Конечно, женщины должны захотеть рожать, а государство — всеми силами возбуждать это желание. Сотни глянцевых журналов, нынче распаляющих низменное, сладострастное и похотливое в народе, должны петь осанну женщине-рожанице, высить счастливую семью. Ореол благодати должен воссиять над многодетной женщиной. Честь, ежедневное внимание, бесплатные квартиры, ордена, денежные пособия, большие пенсии — вот чего ждет от государства мать-женщина. И если власть не принимает этих необходимых условий, отвергает достоинство и честь родительницы, закрывает глаза на убиение миллионов младенцев ещё в утробе — значит, это античеловеческая, богопротивная, содомитская власть.
…Четыре миллиона абортов в год. Шестьдесят тысяч детей вырезаются из плодильниц матерей в шестимесячном возрасте. Это уже живая, мучающаяся, думающая плоть, которую насильно добывают из родилки, истирают в порошки, мази и вытяжки, чтобы продлевать дряхлеющую плоть старцев, умащивать девок-любодеиц и развратников; это уже прямой сатанизм и самое низкое преступление, которому прислуживают сильные мира сего...
Но когда нация под воздействием ростовщика и нового гунна сокращается и чахнет, когда пустеют русские просторы, то невольно наступает время чрезвычайных мер. И тут главное слово за православной церковью…
Владимир Личутин
1.0x
